В следующее мгновение на меня прыгнуло сразу двое неживых. Понимая, что просто не успею отбиться, я отшатнулся к стене, а твари приземлились на то место, где я только что стоял. Одна успела полоснуть зубами по плечу, вторая когтями по спине. Я отвел копье, чтобы ударить ближайшую тварь, но той неожиданно прилетело от её товарки. Обе неживых устроили драку между собой, не обращая внимания на меня. Не веря своему счастью, я успед проскочить по спине неживой, пожирающей так и оставшегося безымянным парня из моего отряда – и прыгнул вниз, уже в полете хватаясь за канат. Через меня перепрыгнул мелкий неживой, лишь слегка царапнув по щеке, и с воем улетел вниз. Ужас в том, что после удара о настил уровнем ниже – он продолжил шевелиться, но, к счастью, встать уже не мог.
Когда до настила осталась пара одеял, я, удерживаясь одной рукой, другой подтянул копьё, прихватив его под самым наконечником. Три укола пробили одеяла, и ткань под моим весом начала с треском расползаться. Настил больно ударил по ногам, а я, перекатившись, кинулся за своим отрядом и единственным факелом, света которого уже не хватает, чтобы понять, что происходит наверху. Уже на бегу я осознал, что кровь пропитывает рубашку и льется из щеки. Бег закончился только на дне шахты. Длинная, Глазастая, Здоровяк и Приятель стояли, сбившись кучкой, и глядели на меня. А рядом лежала тварь, которую Здоровяк спихнул вниз, и Дружище. Хотя какой из него «дружище»? Когда я подошел, то понял, что он ещё жив, но ноги вывернуты слишком странно. Сломаны.
- Друг, Приятель, вытащите… Чуть-чуть осталось, – хрипит он. В глазах страх.
Мой отряд посмотрел на меня: смотрят молча и ждут решения. А у меня в душе – пустота от предательства. И злости-то не осталось совсем. Дружище все понимает, умоляюще смотрит на меня, а я качаю головой –не хочу.
- Есть желающие тащить его на себе? – спросил у бойцов, но те промолчали. – Прости, Дружище. Надо было, как Приятель, идти к нам. Тогда бы вытащили.
Дружище зарычал, попытался поднять копье, валяющееся рядом, но мы уже бежали дальше по проходу. А сзади медленно догоняет шипение и топот – как-то неживые продолжили все-таки спуск. Мы успели пробежать триста шагов, когда сзади раздается отчаянный крик, но я только на миг прикрыл глаза. «Совесть… Совесть это называется», – подсказала память. Вот только почему ты, совесть, терзаешь меня, а не Дружище, Подругу или сероглазого?
Еще одна шахта – всего четыре витка наверх. Мы преодолеваем их меньше чем за минуту, выбегаем из шахты и видим деревянный частокол.
- Ещё группа! Пятеро! Веревки!
С частокола падают веревки, за одну из которых я хватаюсь. Меня тянут вверх.
- Быстрее! Быстрее! Неживые идут!
Из темноты несется шипение, но мы уже наверху. Наверху, за частоколом. Вокруг ноги в плотных кожаных сапогах и штанах.
- Ааори! Первый и второй десятки – к парапету, третий, четвертый и пятый – к воротам. Шестой и седьмой – на стену. Восьмой, девятый и десятый – резерв. Сегодня некоторые заслужат себе имя! В бой! Пятнадцатый – на вас новенькие, зовите шестнадцатый и семнадцатый!
Меня подхватили и потащили куда-то. Я даже пытался шевелить ногами, но сил не осталось совсем.
- Прикрой глаза! Ослепнешь! – предупредила девушка, поддерживающая меня слева.
Ее длинные каштановые волосы постоянно попадают мне на лицо, но я не обращаю внимания. Сияние впереди ослепляет, и я закрыл глаза. Последнее что я помню – как меня усадили в какую-то телегу и как заскрипели колеса, когда мы тронулись. Глаза невозможно открыть – слишком ярко вокруг, и я провалился в какой-то сон-беспамятство, где снова убегал от неживых.