Такой путь представляется мне разумным. Предлагаю: просчитать на компьютере, сколько экземпляров уйдет из-под нашего контроля. Мое мнение — соотношение будет 20:1, что, конечно, не представляет опасности.

Позволю себе сделать еще одно предложение, лишь косвенно касающееся моей непосредственной задачи. Настало время, чтобы Галинос или один из наших экспертов-шрифтовиков написал открытку с таким текстом: «Дорогой брат! Это арка Галереи в прекрасных Салониках. Я очень счастлив, что попал сюда, здесь я узнал много нового и очень интересного. Я просто влюбился в этот город. Люди тут приятные и весьма трудолюбивые. Когда вернусь домой, я тебе обо всем расскажу подробно. А может, прежде напишу письмо. Мои новые знакомые передают тебе привет, все они ко мне хорошо относятся. Обнимаю тебя. Твой брат Фонда».

Со временем я предложу текст для второй открытки. Важно, чтобы коммунистическое руководство верило, будто в Салониках все идет своим чередом.

Если К. согласится с моей идеей пригласить распределителя газеты со стороны, на что я твердо рассчитываю, я прошу прислать человека из Патре. Это настолько далеко отсюда, что исключается возможность встречи со «знакомым». Понятно, что речь может идти лишь о человеке, обладающем многолетним опытом общения с коммунистами. Подробные инструкции он получит у меня.

Х211 перечитал отчет и остался доволен — ювелирная работа, он недаром ест свой хлеб! Вопрос в одном: сумеют ли толстолобые мужланы в центре проследить за ходом его мысли? От этого зависит все. Шеф здешней полиции будет кричать на всех углах, что полиции безопасности отнюдь не подобает способствовать выходу в свет изданий предателей. Жаль, что ЦРУ ничем не может ему помочь. Тут бьешься изо всех сил, создаешь настоящее учебное пособие, так что нью-йоркские специалисты слюной изойдут! Сами же отделаются жалкой подачкой и даже не пошевелят в Афинах пальцем, чтобы помочь своему агенту-двойнику. Наоборот! Чем ты предприимчивее, тем меньше у тебя шансов уйти со вторых ролей. А если ты не предприимчив, они от тебя отмахнутся, и не видать тебе их кормежки. В этом узел противоречий, который ему не дано разрубить. Его беда в том, что он родился греком. Каждый, кто хочет чего-то добиться как он, должен начинать с холуйства. Нужно быть Онассисом или Карнеадесом, если хочешь избежать такой судьбы: быть одним из богачей или одним из дураков. Одно недостижимо, другое исключено. Ну так что же? Завтра на рандеву в универмаге он передаст мистеру Мэрфи фото Карнеадеса. Сто долларов — это три тысячи драхм.

Хотя Галинос занимал чудесную комнату в уютной вилле Монастериотиса, он был недоволен своим жильем. Доцент, казалось, ничего не замечал; наоборот, он расхваливал на все лады преимущества своего дома — не слышно городского шума, чистый воздух, рядом пляж. И действительно, Арецу прелестное предместье, и любой другой человек был бы рад жить там, пусть до центра города четыре километра на автобусе. Чего стоит один вид на Формейский залив!

Но Галинос прибыл сюда не для того, чтобы любоваться красотами природы. Ему ни к чему жить в квартире, подысканной для него туристским бюро. Квартира подпольщика — квартира подпольщика и есть, это первая ниточка, потянув за которую узнаешь и другие адреса. А какой прок в господине доценте Монастериотисе, вылощенном интеллектуале, если он по поводу «нового порядка» не мычит, не телится?

Галинос велел проверить сведения об офтальмологе. И снова пустые хлопоты. Есть только неподтвердившиеся подозрения, будто он временно сотрудничал в проклятом «Комитете за международное сотрудничество и мир». Вдобавок он восходящая звезда среди врачей, попробуй возьми его голыми руками.

Карнеадес, по-видимому, считал, что вилла в Арецу самое подходящее место для встреч. По крайней мере, его никак не удавалось уговорить встретиться где-то еще. При его первом визите Галинос пристально наблюдал, не выдадут ли Карнеадес и Монастериотис хоть взглядом, что они знакомы. Ни малейшего намека на это! Беседа с хозяином квартиры о художниках и графиках Салоник тоже ничего не дала, доцент ничем, кроме глазных болезней, не интересовался. Похоже, данные настоящего Галиноса о профессии здешнего вожака коммунистов — заблуждение. И в полицейских делах, заведенных на деятелей искусств, не нашлось ничего подходящего. Левых пруд пруди, но все больше болтуны — как это на греков похоже! — и ни одного, кто походил бы на несгибаемого подпольщика.

Никакими уловками Галиносу не удавалось выудить у Карнеадеса место хранения шрифта, а тем более заставить обменять его. «Нет необходимости», — сказал он и положил перед Галиносом несколько статей. Опять сплошное разочарование: общеполитические вопросы, никаких местных деталей, чтобы можно было докопаться до происхождения статей, ни одной заметки, по которой можно определить личность автора. Лишь статья о заграничных долгах «нового режима» составляла исключение. Галинос сам не знал, возрос ли, как утверждалось в статье, заграничный долг до 1870 миллионов долларов. Не ведал об этом и шеф полиции Салоник. Если в Афинах подтвердится, что цифры не врут, если внешнеторговый дефицит за первые восемь месяцев года подскочил до 230 миллионов по сравнению со 120 миллионами в 1966 году, значит, автор статьи крупный специалист и его следует искать среди именитых экономистов города.

Эта статья заинтриговала Галиноса. И в то же время возникла проблема: как воспрепятствовать ее публикации? В интересах большой игры господа из Афин согласятся пропустить полдюжины статеек об избиении студентов, выброшенных на улицу рабочих, плачущих матерях и тому подобной мелюзге, но затопают ногами, если кто-то пожелает раскрыть одну из деловых тайн. Неслыханно сложное положение! Сомнительно, чтоб его начальство довело эту акцию до конца. Местный шеф полиции, генерал Цоумбос, уже рвет и мечет, каждый день требует немедленно арестовать Карнеадеса. А насчет пасквиля о долгах и слышать ничего не желает: «Это мое последнее слово, вы слышите… коллега?..»

Через полчаса придет Карнеадес, принесет деньги, чтобы «товарищ Галинос» мог заплатить господину Монастериотису за еду и кров. Гостеприимные они хозяева, местные коммунисты, хоть и не больно щедрые. На их деньги много шотландского виски себе не позволишь, а в бутылке «Джонни Уокер» в холодильнике Монастериотиса осталось только на донышке…

Бюро решило потребовать у курьера ЦК пятьсот килограммов бумаги, и незамедлительно. «Мы не собираемся оплачивать ему летний отдых», — резко сказал Ставрос. Его привели в ярость бесконечные увертки курьера. Ставрос спросил Заимиса, действительно ли стоит поменять шрифт.

Заимис рассмеялся:

— Вы что, меня, стреляного зайца, за сопливого мальчишку считаете? Как же, стал бы я брать шрифт «Утренней»! В подвале уже много лет лежали старые шрифты афишной типографии — оттуда я и брал. Ищейки набегаются до упаду, но откуда взялся шрифт, им сроду не догадаться.

Вот оно как бывает: приезжает изнеженный мальчишка в костюме, сшитом по последнему крику моды и в белой шляпе, и пытается научить старых конспираторов, что значит работать в подполье. Путь он, черт побери, занимается своим делом!

Цацос спросил, как отнесся представитель ЦК к его статье. Карнеадес рассказал, что статья показалась Галиносу сомнительной и что цифры — так он сказал — должны быть сначала проверены в ЦК. Эта оценка возмутила Цацоса. «Мы ценим и уважаем наш ЦК, — сказал он, — но в нынешних условиях они вряд ли лучше осведомлены о состоянии финансов в стране, чем институт внешней торговли при новом университете имени Аристотеля».

— Товарищ Галинос должен наконец понять, что товарищи из ЦК будут за такой материал нам только благодарны.

Карнеадес попытался было умерить недовольство обоих:

— Просто Галинос не знает того, что известно нам. У него нет опыта Заимиса и научной эрудиции Цацоса.

— От него этого и не требуется, — возразил Ставрос. — Он должен помочь нам с бумагой — и точка!