Неводов из нижнего ящика достал продолговатую коробку, открыл ее и, откинувшись на спинку стула, разглядывал желтые, белые, бурые кругляшки монет, аккуратно разложенные в неглубоких карманах. Отдыхал. Сзади бесшумно подошла Татьяна. Капитан оглянулся, рассеянно посмотрел на нее.

— Вот взгляни, Танюша, на этот великолепный золотой рубль. Восемнадцатый век. Чеканился для нужд елизаветинского двора… Ты что-то хотела спросить?

— Товарищ капитан, можно я съезжу в госпиталь к лейтенанту Тугову? Я отдежурила… Я быстро вернусь. В госпиталь едет подполковник Лавров. Обещал подвезти.

— А?.. Да, да, поезжайте, Танечка.

Нет, видно, покоя не будет. Девять человек стоят перед глазами. Девять загадок! И четыре из них высшие работники штаба…

Подполковник Лавров подъехал за Татьяной Языковой к низкому длинному бараку — общежитию зенитчиц. Рявкнул сильный клаксон «опеля». Татьяна вышла быстро, будто стояла за дверью. Усевшись на переднем сиденье, она положила на колени кирзовую командирскую сумку, повернула к себе зеркальце заднего вида, сняла пилотку и стала поправлять пышные русые волосы.

Имея любительское удостоверение радиста-коротковолновика, Татьяна прибыла в БАО штурмового полка связисткой, и ее посадили на микрокоммутатор зенитного дивизиона. Работа скучная и однообразная. Она писала рапорты о переводе на радиостанцию и даже на должность стрелка-радиста штурмовика. Один из таких рапортов попал к Лаврову. Он хорошо помнит ту первую встречу. Перед ним стояла девушка с поразительно большими карими ласковыми глазами. Он долго смотрел в них, смотрел с удовольствием, давно не испытываемым. Крупный прямой нос, сочные губы, приоткрытые в смущенной улыбке, русый локон, озорно выскочивший из-под сдвинутой набок пилотки, — все меркло перед глазами девушки. По ним он определил ее характер, по ним читал ее мысли, в них он видел облака, сидя спиной к окну. Нет, в стрелки она не годилась. Уже в разговоре, исподволь рассматривая ее ладную фигуру, он продолжал думать о ее глазах и о том, что постарается ей помочь. Случай представился, когда Неводов достал себе радиостанцию, вытащив ее с помощью разведчиков из разбитого немецкого танка. Капитану не положена была штатная единица радиста, но Лавров забрал Татьяну из зенитного дивизиона якобы в мотористы и отправил к Неводову.

— Вы все твердо решили, Татьяна Ивановна?

Она поняла, о чем спрашивает Лавров, и немедля ответила:

— Да.

— А как он?

— Не знаю… но это все равно.

«Опель» подкинуло на ухабе. Лавров рывком выправил руль, передернул рычаг передачи.

— Желаю вам счастья.

— Спасибо, товарищ подполковник!

— Только не забывайте старых друзей… Как с работой?

— Спасибо, все хорошо.

— Говорят, у вас успехи? — Лавров въехал в открытые ворота госпитального двора. — Прошу!

В приемную главного врача они вошли вместе. Несмотря на поддержку подполковника, врач отказал в просьбе посетить лейтенанта Тугова.

— Вы должны понимать, какое у него состояние!

— Он вернется в часть? — спросил Лавров.

— Сделаем все возможное.

— Доктор, хоть одним глазком взглянуть! В щелочку! — просила Татьяна, прижимая руки к груди. — Позвольте, доктор?

Мимо раскрытой двери санитар прокатил операционную тележку. В ней лежал человек, покрытый простыней с головы до ног. Главврач вышел из комнаты и проводил тележку взглядом.

— Его оперировали, — сказал он, — Можете посмотреть только через дверь.

Заглянув в палату, Татьяна увидела одиночную койку и на ней запеленатого в бинты Тугова. Тканевое одеяло прикрывало его ноги. После тяжелой операции он был в сознании. Будто ощутив посторонний взгляд, Тугов вздрогнул, шевельнулся, сморщился от боли.

Татьяна закрыла дверь и побрела по гулкому коридору, натыкаясь на встречных. Около дежурной медсестры остановилась, достала из полевой сумки карандаш, лист бумаги и, присев к столу, написала:

«Выздоравливай, Васенька! Мы ждем тебя. Ребята передают большой привет! Ты извини, но я напишу к тебе домой, что все в порядке. Ведь не надо расстраивать, правда? Женя без тебя скучает. На всех злится, рычит и расспрашивает каждого, кто слышал немца в эфире. Большинство ребят считают, что это был наземник, случайно увидевший наши самолеты. Все может быть.

Выздоравливай. Возвращайся. Целую за всех ребят, кроме Жени. Он говорит, что это бабьи нежности. Ждем. Таня».

Она сложила лист в привычный треугольник.

— Пожалуйста, прочитайте лейтенанту Тугову, как только ему будет лучше, — попросила она медсестру.

— Хорошо, товарищ сержант, — уважительно ответила та и теплым взглядом проводила девушку до двери. Потом, пользуясь свободной минуткой, положила на стол руки, на них голову.

Хлопнула дверь. Медсестра встрепенулась и с удивлением посмотрела на вошедшую Татьяну.

— Что-нибудь забыли?

— Да, простите! Дайте мне, пожалуйста, письмо.

И она вымарала все строчки о немце в эфире.

Грозовые тучи прижали самолеты к земле. Скучающие без боевой работы летчики по приказу комдива собрались у СКП для тренировки по радиообмену. Короткая беседа начальника связи, и все разошлись, уселись кабины самолетов.

С СКП поступил приказ: настроиться на частоту № 1. Вскоре первый летчик подал голос:

— Голубь-три, я Чайка, как меня слышите? Прием.

Поочередно радист с СКП переговорил со всеми летчиками.

Начальник связи доложил генералу, что среднеарифметическая оценка занятий хорошая. А капитан Неводов доложил полковнику Кронову, что эксперимент не удался. Ни генерал, ни сержант Языкова «голос» не опознали. Других людей привлечь к опознанию Неводов не посчитал возможным.

— Тянешь, капитан, тянешь! — негодовал полковник. — Именно в четверке летавших на переправу твой козырь! А может, раненый, который в госпитале? Действуй, Неводов, действуй! Твои соображения насчет дивизионного верха имеют под собой зыбкую почву.

— А мою версию все-таки доложите Центру!

— Успеется, Неводов, успеется. Поспешность вместо лавров может принести похоронный венок. Шучу, конечно… Ты жми на эту четверочку летунов. На задания их ни-ни! Любой предлог подыщи. То, что не узнали голос, ничего не значит. Вот почитай вывод эксперта.

Неводов взял протянутую бумажку.

«…Возможность изменения тембра голоса механическим путем (регулятор тембра), искажения его по техническому состоянию ларингофонов (изменение влажности угольного порошка, коррозия мембран и т, д.), неплотное прилегание ларингофонов к горлу, а также искусственное изменение голоса могут не привести к положительному результату проводимого опыта. Неблагоприятные стечения технических и метеорологических обстоятельств могут вообще исключить положительный результат».

— Уяснил?

— Вот несколько запросов, товарищ полковник. Распорядитесь разослать быстрее.

— Сделаем. Сейчас работаем только на тебя…

Погода разведрилась, пришел антициклон с горячими ветрами, и дивизия работала в полную силу. Не дремали радисты и пеленгаторщики. Они «гуляли» по всем диапазонам, надеясь засечь Тринадцатого. Но он молчал, косвенно подтверждая версию полковника Кронова, что все передачи велись кем-то из пятерых летчиков, сейчас не летающих. Дешифровщики воздушной армии и подключившиеся специалисты Центра бились в поисках кода ранее перехваченных цифрограмм.

В это же время вдали от фронта торопился закончить свое дело лейтенант Гобовда. Поисками «сына» лесника Слюняева заинтересовался Центр. Был объявлен всесоюзный розыск, в него включились чекисты многих городов и милиция. Раскапывались архивы всех военных училищ и школ за 1934 год.

В одном из военно-авиационных учебных заведений среди курсантов, поступивших в 1934 году, значился Андрей Корнеевич Слюняев. Находка так обрадовала Гобовду, что он немедленно телеграфировал о ней полковнику Старикову. В ответ получил теплое поздравление.