— Что означает вся эта история с вашим телом? — спросил Зафод, стремясь отдалить неизбежное.

— Оно… оно занято, — ответил Гарграварр неуверенно.

— У него что, завелся собственный разум?

Последовала длинная пауза.

— Должен заметить, что ваши слова представляются мне в высшей степени бестактными, — сказал наконец голос.

Зафод пролепетал извинения.

— Ладно, забудем об этом. — В голосе Гарграварра была горечь. — Дело в том, что мы решили пожить врозь, проверить свои чувства. Увы, все это может кончиться разводом.

Зафод пробурчал нечто невнятное.

— Мы, видимо, не очень-то подходили друг другу. Эти вечные споры о сексе и рыбалке! Мы пробовали сочетать и то, и другое, но это к добру не привело. А теперь оно не впускает меня. Не желает меня видеть…

Повисла трагическая пауза.

— Оно говорит, что я вечно в сомнениях, вечно на распутье. Я как-то заметил, что распутье лучше, чем распутство, а оно сказало, что подобные шутки в одно ухо входят, в другое выходят. Так я лишился тела и теперь вынужден работать хранителем Тотального Вихря. Ведь никто никогда не ступит на эту планету. Жертвы Вихря, естественно, не в счет.

— Вот как?

— Если хотите, я расскажу вам эту историю.

— Э-э… — протянул Зафод.

— Слушайте. Много лет назад это была счастливая процветающая планета. Люди, города, магазины — обычный мир, каких много. Разве что на центральных улицах было несколько больше обувных магазинов, чем может показаться необходимым, и число их продолжало увеличиваться. Но чем больше появлялось обувных магазинов, тем больше приходилось выпускать обуви и тем хуже становилось ее качество. С другой стороны, чем быстрее снашивалась обувь, тем чаще приходилось ее покупать, и магазины плодились еще стремительней. Наконец вся экономика планеты перешагнула рубеж, когда стало невозможно строить что-либо, кроме обувных магазинов. В результате — полный крах, разруха, голод. Большая часть населения вымерла. Немногие уцелевшие постепенно превратились в птиц — одну из них вы видели, — которые прокляли свои ноги и землю и дали обет никогда не ступать на поверхность планеты. Несчастный жребий! Идемте, я должен доставить вас к Вихрю.

Зафод, спотыкаясь, двинулся через пустырь. В этот момент до них снова донесся вопль ужаса. Библброкс содрогнулся.

— Что же с ним делают? — прошептал он.

— Да просто ему показывают Вселенную, — сказал Гарграварр. — Вселенную во всей ее бесконечности. Бесчисленные светила, неизмеримые расстояния — и ты, невидимая песчинка на невидимой же пылинке, бесконечно малая и ничтожная.

— Но-но. Я — Зафод Библброкс, — сказал Зафод, собирая остатки гордости.

Они подошли к стальному куполу. Открылась дверь в маленькую темную кабинку.

— Входите, — сказал Гарграварр.

— Что, уже? — Зафод поежился.

— Пора.

Зафод опасливо заглянул внутрь. Кабинка была тесной, на одного человека, не больше.

— Что-то на Вихрь не похоже, — заметил Зафод.

— Это лифт. Входите.

Зафод шагнул вперед, и лифт начал опускаться. Наконец двери открылись, и Зафод вышел в небольшую, обитую стальными листами комнату. В дальнем углу стоял вертикальный ящик высотой в человеческий рост. Толстый кабель соединял его с кучкой приборов.

— Это он? — спросил Зафод. — В него и влезать?

— Увы…

Зафод открыл дверцу ящика и вошел в него. Раздался щелчок, и перед Зафодом предстала Вселенная.

Поскольку каждая частица материи во Вселенной каким-то образом связана с любой другой, то теоретически возможно воссоздать все мироздание — светила, планеты, их орбиты, состав, экономику, историю — по какому-либо одному кусочку: например, по куску пирога.

Человек, создавший Тотальный Вихрь, сделал это, главным образом, чтобы досадить своей жене. Трин Трагула — таково его имя — был мечтателем, мыслителем, философом или, как сказала бы его жена, идиотом. Она постоянно пилила мужа за то, что он тратил слишком много времени на созерцание звезд, сооружение каких-то приборов из скрепок и булавок и спектрографические исследования кусков пирога.

— Тебе не хватает чувства меры, — говорила жена Трину Трагуле по тридцать восемь раз на дню.

И тогда он построил Тотальный Вихрь. К одному концу Вихря он подсоединил весь реальный мир, полученный экстраполяцией из куска пирога, к другому — свою жену. Когда Трин включил Вихрь, она в одно мгновение увидела бесконечность мироздания и себя в сравнении с ним. К ужасу Трина Трагулы, испытанный ею шок совершенно уничтожил мозг женщины. Но зато ему удалось неопровержимо доказать, что живое существо, обитающее во Вселенной таких размеров, не может позволить себе роскошь иметь чувство меры.

Дверь Вихря распахнулась.

— Привет! — сказал Зафод, бодро выходя из ящика. — Выпить нечего?

— Вы… вы… были там? — спросил пораженный Гарграварр.

— Вы же видели.

— И Вихрь работает?

— Как часы.

— И вы ощутили бесконечность мироздания?

— Ну да. Неплохое, надо заметить, местечко, это мироздание.

Будь при Гарграварре его тело, оно бы село с отвалившейся челюстью.

— И вы видели себя в сравнении со всей Вселенной?

— Да видел, видел!

— И что же вы почувствовали?

— Я получил подтверждение тому, в чем и так не сомневался. Я воистину велик и могуч. Разве не сказал я, что вы имеете дело с самим Зафодом Библброксом!

Зафод бежал через пустырь к разрушенному городу. Он увидел бесконечную Вселенную и теперь точно знал, что самым важным ее элементом был он сам. Гарграварр заявил, что должен сообщить о случившемся начальству, но дал Зафоду время удрать и где-нибудь спрятаться.

Библброкс шагал по заросшим колючками дорогам и улицам, пока не уперся в обширное и неплохо сохранившееся строение. Одна из трех гигантских дверей (футов шестьдесят высотой) оказалась открытой, и Зафод побежал к ней.

Внутри было мрачно, пыльно и тревожно. В полутьме маячили огромные фигуры цилиндрической, грушевидной, яйцеобразной формы. То были давно покинутые космические корабли. У дальней стены лежал старый корабль, полузасыпанный грудами пыли и обломков, затканный паутиной. Однако корпус его, похоже, был цел. Подойдя к нему, Зафод споткнулся о старый кабель и с удивлением убедился, что он все еще соединен с кораблем. Еще большее удивление вызвало издаваемое кабелем слабое жужжание.

Взволнованный Зафод снял пиджак и отбросил его в сторону. Встал на четвереньки (почему на четвереньки? У него же три руки плюс две ноги, это пятеренъки получаются. Может, на карачки?), он пополз вдоль кабеля. В месте стыковки с кораблем жужжание стало сильнее. Прижав ухо к корпусу, Зафод услышал слабый невнятный шум. В испуге отпрянув, он увидел косо свисающее с потолка табло с указанием времени вылета. Глаза Библброкса расширились от изумления:

— Девятьсот лет, — пробормотал он. — Этому кораблю девятьсот лет!

Через минуту он был на борту.

Веяло прохладой и свежестью. Горел свет. Не успел Зафод выйти из тамбура, как перед ним возникла фигура стюардессы-андроида.

— Сэр, прошу вас сесть на свое место, — сказала стюардесса и, повернувшись к нему спиной, пошла по коридору. Вслед за ней Зафод вошел в салон для пассажиров и замер: в каждом кресле, пристегнутый ремнем, сидел человек. Длинные спутанные волосы падали на лица, ногти на руках отросли до чудовищных размеров. Все были живы, но спали.

В конце прохода стюардесса повернулась к пассажирам и заговорила:

— Здравствуйте, дамы и господа! Экипаж приносит вам свои извинения за задержку вылета. Тем, кто бодрствует, мы предлагаем кофе с печеньем.

Все пассажиры немедленно проснулись.

Они проснулись и подняли страшный гвалт. Они хватались за ремни, вопили и визжали так, что Зафод испугался за свои барабанные перепонки. А стюардесса тем временем шла по проходу и наделяла каждого чашечкой кофе и пачкой печенья.