Кормилица сестры говорила: «Теперь зачем я здесь?» — и только плакала и плакала, она возвращалась отныне жить в свою семью. Я написала ей:

«Ведь я же думала, ты будешь мне живой памятью об умершей!» — так, кажется, я написала ей, и ещё: «Вода в моей тушечнице замёрзла, застыли в груди и слова — там их замкну!» И в стихах:

Она мне ответила:

Кормилица сестры ходила на её могилу и вернулась плача и плача, я ей сложила стихи:

А моя мачеха, узнав об этом, так откликнулась:

Люди, которые прислали повесть про принца и покойницу, так написали:

Когда эти стихи увидел мой брат, который в ту ночь сопровождал тело, он сложил:

В ту пору, когда по нескольку дней подряд шёл снег, мне подумалось о монахине, живущей на горе Ёсино[55].

В первый месяц Нового года объявляли о назначениях на должности, и отец пребывал в радостном предвкушении, однако всё вышло вопреки его надеждам, и от человека, испытавшего те же чувства, что и отец, пришла весточка: «Думал — ну вот, теперь уж… Не спал всю ночь, ждал рассвета — и такое разочарование!»

В ответ я послала:

На исходе четвёртой луны мне понадобилось отправиться в Восточные горы[56]. По дороге можно было любоваться полями: и делянки для рассады, залитые водой, и засаженные уже участки нежно зеленели, и это было очень трогательно. Горы оказались очень неприветливы, чудилось, будто они обступают тебя всё теснее, и от этого вечерами было немного не по себе, одиноко и неприютно, а птица куина отчаянно выстукивала свою песню[57].

Поскольку гора Рёдзэн находилась поблизости, я отправилась туда на поклонение[58] и помолилась там, но путь был тяжёл, и пришлось зайти к каменному колодцу возле горной кумирни. Одна из моих спутниц, зачерпнув воду рукой, пила из пригоршни, а потом сказала «Наверное, это та самая вода, которой не напьёшься вдосталь?»[59]. Я в ответ произнесла:

Та, что пила воду, ответила:

На обратном пути закатные лучи так ясно озарили всё вокруг, что даже столица видна была вся до последнего уголка, а та дама, «замутившая воду в колодце», сказала, что возвращается домой. Расставание, кажется, опечалило ее, и утром она мне прислала:

Услышав благостные звуки утренней молитвы, творимой монахами, я открыла двери и увидела светлеющую от первых лучей кромку гор и тёмные верхушки деревьев, окутанные туманом — отчего-то это окаймлённое лесом небо, затянутое дымкой, показалось мне прекраснее даже, чем цветущая сакура или алые осенние клёны. А тут ещё кукушка совсем рядом в листве много-много раз прокуковала мне.