Старуха посмотрела на него и недоверчиво покачала головой.

– Ты говоришь об отелях мне? У меня трое детей и муж давно умер. Можешь стоять тут и говорить об отелях, бесстыдный юнец, и даешь тридцать пять кредитов за лучший браслет, какой мне попадался за двадцать лет. Двадцать лет! – Голос ее снова поднялся до крика. – Давай приличную цену или иди поселяйся у дьявола, я говорю! – кричала она, достаточно громко, чтобы головы в толпе начали поворачиваться. – Не стой здесь так невинно, если оскорбляешь старую женщину!

– Ради Христа, – взмолился молодой человек, – потише.

Юноша, укрывшийся под капюшоном фиолетово-серого заряженного дождевика и незаметно наблюдавший за шумным разговором продавца и покупателя, слизал с пальцев остатки медового печенья. Потом встал и пошел к спорящим.

Чуть выше среднего роста, с выступающими скулами и смуглой загорелой кожей, он не особенно бросался в глаза. Курчавые рыжие волосы цвета огненного дерева в тундре падали ему на лоб и уши. Только слабое движение на правом плече под плащом свидетельствовало о чем-то необычном, но что там двигалось, определить было невозможно.

– …и если ты больше ничего не можешь сказать, – горячилась старуха, – тогда иди и…

– Прошу прощения, – прервал ее спокойный голос, – я считаю, что тридцать пять кредитов за браслет – справедливая цена.

Раскрыв изумленно рот, молодой супруг смотрел на юношу, не понимая, зачем местному за него вступаться. Старуха яростно обернулась к нахалу.

– Не знаю, кто ты такой, сэр, – грозно начала она, – но не лучше ли тебе заняться своим… – Она остановилась на полуслове, и рот ее от удивления образовал большое О.

– А иначе что, старуха? – спросил юноша. – Пошлешь меня спать без ужина?

Почувствовав преимущество, но не зная, каково его происхождение, ошеломленный покупатель сказал:

– Вот и он говорит, что тридцать пять кредитов – справедливая цена.

– Да… я… – Старуха, тоже ошеломленная, казалось, его не слышит. – Ну, ладно, тридцать пять, и по рукам.

– Точно? – Инопланетянин, обрадованный завершением торговли, решил снискать расположение продавщицы. Будучи гораздо крупнее вмешавшегося, он сделал шаг вперед. – Если парень угрожает тебе, я…

Что-то шевельнулось и частично высунулось из-под плаща. Что-то кожистое, тонкое и ярко расцвеченное. Не узнавая это существо, турист все же получил впечатление чего-то змеиного и смертельно опасного. И вместо того чтобы сжать руку в кулак, он вытащил свою кредитную карточку.

– Вот твои деньги.

Загипнотизированная фигурой в капюшоне, старуха механически сунула карточку в щель счетчика. И, даже не проверяя, вернула покупателю.

– Браслет, – нетерпеливо сказал молодой турист.

– Гммм? А, да. – Она протянула браслет. Довольный покупкой, высокий турист исчез в толпе людей и чужаков.

Старуха молча разглядывала невзрачную фигуру. Потом неожиданно обняла своими худыми, но еще мускулистыми руками.

– Флинкс! – восторженно воскликнула она. – Флинкс, мальчик, ты вернулся домой! – Она радостно трясла худого юношу, ради знакомого ощущения близости. Минидраг Пип беспокойно зашевелился на плече Флинкса и попытался со змеиным равнодушием вынести грубое обращение.

– Ненадолго, матушка Мастифф, – негромко ответил юноша. Он улыбнулся и кивнул в сторону удаляющегося покупателя. – Я вижу, ты, как всегда, развлекаешься.

– Развлекаюсь! – презрительно фыркнула она и сделала неприличный жест в общем направлении рынка, в котором растворился покупатель. – Ничтожества все они. Из-за них удовольствие торговли исчезает. Удивляюсь, как держится Федерация на таком цементе. – Треугольная голова с горящими огненными глазами показалась из-под плаща. – Ты все еще таскаешь с собой это существо.

Пип ответил отвратительным шипением. Между матушкой Мастифф и минидрагом никогда не было особой любви.

– Я часто думаю, что это Пип таскает меня с собой, – возразил юноша.

– Ну, не могу я избавить тебя от этого извращения, мальчик. Но по крайней мере ты здесь. – И она с деланным гневом ударила его по левому плечу. – Вот и ты… бездельник, бродяга, забывчивый бессердечный кусок недозрелого мяса! Где ты был? Ведь прошел год. Год, образец неблагодарности! Ни ленты триди, ни открытки – ничего!

– Прости, матушка Мастифф, – сказал он, обнимая ее за костлявые плечи. Она рассерженно вырывалась, но не настолько сильно, чтобы снять его руку. – Я о тебе все время думал. Но я был далеко от современных средств связи.

– Опять неприятности? – Она покачала головой. – Разве таким я тебя растила? – Он попытался ответить, но она оборвала его. – Неважно. Где ты был? Идем, расскажешь по дороге в магазин.

Они двинулись по улице. Воздух заполняли ароматы и крики внутреннего рынка Драллара.

– Пошли, мальчик, и рассказывай, где это такое место, откуда даже нельзя сообщить, цел ли твой никуда не годный каркас.

Флинкс обдумал ответ. У него было достаточно причин хранить место своего пребывания в последний год в тайне. То, чего не знает матушка Мастифф, она и не узнает.

– Я нанялся на работу, – наконец объяснил он.

Она разинула рот.

– Ты… на работу?

– Я не лгу, – неловко ответил он, не глядя в эти неверящие глаза. – Но я сам устанавливал часы работы и работал столько, сколько хотел.

– Ну, могу тебе поверить. Что за работа?

Снова он отвел взгляд.

– Не могу сказать точно. Ну, что-то вроде учителя, частного учителя.

– Учитель, – сказала она, явно пораженная. – Частный гувернер? – Она заржала.

– Чему же ты учил? Карманным кражам? Умению незаметно входить и выходить? Общим основам воровского дела?

– Откуда мне все это знать? – возразил он. – Неужели ты меня так воспитывала?

– Юноша рассмеялся. – Нет, я обучал основам существования.

– Понятно. – Больше она ничего не сказала и избавила его от необходимости объяснять, что это за основы и кто были его ученики. Особенно кто ученики.

Не время матушке Мастифф и всем остальным узнавать об ульру-уджуррианах, племени, принявшем Флинкса. И которое принял он сам. Племя, которое может вывернуть наизнанку свой угол вселенной.

– Забудем обо мне, – сказал он, глядя на матушку Мастифф. – Я дал тебе денег и оставил в лучшем районе Драллара с большим запасом товаров. И какой же я тебя нахожу? Вот какой! – Он указал на рваную одежду, изорванное платье и куртку, старую отвратительную шляпу, еле державшуюся на длинных растрепанных волосах. – На улице в дождь и сырость, одетую в лохмотья.

Теперь настала очередь матушки Мастифф отводить взгляд. Они свернули с мощеной улицы и оказались в менее оживленном районе города.

– Я нервничала, мальчик, сидя в этом роскошном магазине целый день. Мне не хватало улиц, общения, шума…

– Споров и криков, – закончил за нее Флинкс.

– И сплетен, – продолжала она. – Особенно сплетен. – Она вызывающе посмотрела на него. – В моем возрасте это одно из немногих удовольствий, для которых я еще не слишком стара.

Флинкс указал на улицу впереди.

– Поэтому мы не идем в магазин?

– Нет, не в эту душную табакерку, особенно в такой прекрасный день. – Флинкс посмотрел на серое затянутое тучами небо, на вечный туман, но ничего не сказал. Для Драллара это действительно прекрасный день. Дождя нет. Он уже две недели дома и ни разу не видел солнца.

– Пошли в трактир Драмьюза. Я угощу тебя обедом.

Флинкс сделал вид, что удивляется.

– Ты угощаешь обедом? Ну, правда, ты заработала, продав браслет…

– Пфа! Я легко выторговала бы у этого неотесанного простака пятьдесят кредитов. Знала это, как только он увидел браслет. Но ты мне помешал.

– Однажды, матушка, ты наткнешься на опытного инопланетянина, и он отведет тебя в королевскую полицию. Я вмешался, потому что он показался мне приличным человеком. У него медовый месяц, и мне не хотелось, чтобы его сильно надули.

– Много ты знаешь! – ответила она. – Он не так уж неопытен, как ты думаешь. Видел бы ты, как загорелись его глаза, когда я сказала ему, на какой улице мой магазин. Я сказала, что украла там браслет. Ну, он знал об этом. И что? Позвал полицию? Нет, он вцепился в возможность приобрести краденое, как всякий порядочный горожанин. Вот здесь. – Она остановилась и указала на столики под ярко раскрашенными навесами.