Он унес клетку на кухню, выпилил напильником прутья, оклеил клетку серебристой бумагой, прорезал окошечки, устроил так, чтобы дверка открывалась изнутри и снаружи. Покончив с домиком, сколотил из реек и фанерок маленькую кроватку, стул и столик. Потом попросил у мамы лоскутки и сшил из них матрасик, подушечку, теплое одеяльце и коврик.

Все это Бориска расставил и разложил в домике, а домик поместил на подоконник в своей комнате.

Папа, уходивший куда-то по своим делам, увидев домик, сказал:

– В таком красивом домике даже я с удовольствием стал бы жить.

– Залезай, – предложил Бориска и засмеялся, распахивая дверку.

– А что, – спросил папа, – неужели твой Бук на самом деле умеет разговаривать? Мама была просто поражена!

– Ты сам скоро поразишься, – сказал Бориска. – Только поздоровайся с ним, когда он проснется.

– Я уже не сплю, – сказал Бук. – Просто лежу с закрытыми глазами и слышу все, что вы говорите. А-а-ах… – сладко потянулся он и сел на подушке.

– Здравствуйте, – сказал Буку папа. – Давайте познакомимся.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Бук. – Вы уже знаете, как меня зовут. Но это имя только для друзей. И я очень рад познакомиться с вами, потому что вы папа моего хорошего и верного друга. Правда, когда он побежал домой, я подумал… мне показалось, что Бориска решил оставить своего друга в беде. До конца дней своих не прощу себе такого подозрения. Но я был слишком взволнован свалившимися на меня неприятностями. Пусть Бориска извинит меня.

– Я на твоем месте мог подумать то же самое, – сказал Бориска. – Никакой вины твоей в этом нет. Вставай, сейчас мы будем пить чай, а после ты расскажешь нам обо всем, что случилось с тобой.

– А вы не можете дать мне вместо чая кедровых орешков? – робко спросил Бук. – Я не привык пить чай. Кроме того, я больше всего люблю орехи.

– Сейчас поищем, – сказал папа.

Он подошел к буфету, побрякал чашками и поставил на стол вазочку с орехами.

– Вот это да! – воскликнул Бук.

И пока мама, папа и Бориска пили чай, он так усердно и ловко щелкал орехи, что после этого в вазочке осталось их совсем мало, а блюдце переполнилось шелухой.

Бук с сожалением посмотрел на оставшуюся горстку орехов и попросил Бориску сохранить их до того часа, когда настанет ужин.

– Спрячь, – сказал он, – а то я не вытерплю и объемся.

Бориска ссыпал орехи в карман. Потом папа и мама сели на диван, Бориска забрался в кресло, а Бук прыгнул к нему на колени – поближе к другу и орехам…

– Значит, так… – сказал Бук, припоминая. – В тот вечер я, Машенька и Сорока простились с Бориской. Он пошел домой, а мы задержались, чтобы помочь Бориске, если кто-то вздумает напасть на него.

Потом мы услышали, как залаяла собака и Бориска подразнил ее.

Машенька сказала: «Бориска благополучно дошел до деревни. Теперь на него никто не нападет, а собак он не боится. Значит, и мы спокойно можем отправляться спать».

И она пошла к берлоге. А я и Сорока – остались. В лесу было так сыро, что нигде, ну, решительно нигде нельзя было удобно переночевать.

Вот мы и слонялись по ночному лесу, пока не увидели старое воронье гнездо. Оно оказалось дырявым и жестким, но у нас уже не было сил искать что-то лучшее.

Кое-как мы дотерпели в этом гнезде до раннего утра, а утром отправились досыпать к Машеньке в берлогу и проспали до самого обеда.

Пообедав, Сорока полетела к Бориске и быстренько вернулась.

– На даче никого нет, – сказала она. – Дверь на замке, и у меня осталось такое впечатление, будто уехали насовсем.

– Глупости, – ответила Машенька, – просто ты проспала то время, когда обещала Бориске прилететь. Но не мог же он ждать тебя целый день. Ушел, наверное, куда-нибудь с родителями. Надо слетать к нему вечером.

Вечером Сорока слетала еще раз. Вернулась уже в полной темноте.

– Никого нет, – подтвердила она. – Сейчас я догадалась спросить рябину, почему вдруг на даче никого не стало. И рябина сказала мне, что все уехали еще утром. Бориска заболел. Его увезли в город лечить. Теперь мы с ним не встретимся до следующего лета. А вдруг он вообще больше никогда не вернется на дачу?

Тогда я сказал Машеньке и Сороке:

– Конечно, очень грустно, что все так получилось. Но мне кажется, что когда Бориска поправится, то обязательно сообщит… Сороке надо почаще наведываться к даче.

– Я и сама бы сходила туда, – сказала Машенька, – если бы не деревенские собаки.

– Ладно, – согласилась Сорока. – Я буду дежурить в том районе. Даже могу построить себе гнездо на крыше дачи. Боюсь только, что это удивит всю деревню и меня не оставят в покое.

– А потом… – Бук махнул горестно лапкой… – Потом все стало так плохо складываться, что и вспоминать не хочется.

– Все равно вспоминай, – потребовал Бориска. – Я уже чувствую: с Машенькой и Сорокой что-то случилось. Может, они заболели и нужна наша помощь?

– Да…- подтвердил папа, снимая и вновь надевая очки, – мы сделаем все возможное.

– Успокойся, – сказала мама и ласково погладила Бука по спинке, – мы не оставим в беде твоих друзей.

– Не знаю, можно ли им помочь… – печально ответил Бук. – Ведь я долго не видел их. Сейчас, сейчас я все расскажу. Только надо немного успокоиться. Дайте мне, пожалуйста, несколько кедровых орешков для успокоения!

– …Значит, так, – продолжил он свой рассказ, закончив щелкать орешки и немного успокоившись. – Значит, так…

Дождь лил несколько дней подряд, а потом наступило ясное утро. И в это утро Машенька сказала нам:

– Скоро придет сентябрь, а там недалек будет и тот день, когда я лягу спать до весны и крепко закрою дверь в берлогу. Неужели мы так ничего и не узнаем о Бориске? Слетай-ка, Сорока, да смотри не возвращайся без известий о нем!

Лучше бы Машенька не говорила ей «Не возвращайся!», потому что Сорока улетела и, сколько мы ни ждали, так и не возвратилась.

И тогда, на следующий день, я побежал в деревню.

Сначала побывал на вашей даче: ведь Сорока должна была полететь именно туда.

Там я не нашел ничего нового. На двери висел замок, никаких следов Сороки не было видно.

Пришлось прогуляться к сельскому клубу – Сорока любила иногда сидеть на его крыше.

Я осмотрел все вокруг и хотел уже бежать назад, когда увидел двух мальчишек и спрятался под ступеньку крыльца.

Они прошли совсем рядом со мной, и один спросил другого:

– Как сорока? Не подохла еще?

И другой, белобрысый такой, ответил:

– Очухалась. У нее всего-то крыло перебито. А скажи, ловко я срезал ее из рогатки? В курятнике сидит. На всякий случай я ее за ногу привязал.

– А зачем она тебе?

– Может, сменяю на что-нибудь, а может, чучело сделаю.

– Ах он, негодник! – воскликнул папа.

Бориска промолчал, лишь крепко сжал кулаки, а мама тяжело вздохнула.

– Конечно, негодник! – ответил папе Бук. – Но – слушайте, что было дальше.

Около магазина они попрощались. Тот, что почернее, пошел дальше, а Белобрысый зашел в магазин.

Я подождал, пока Белобрысый выйдет, и побежал за ним, прижимаясь к заборам. Надо же мне было узнать, в каком доме он живет!

– Ты очень рисковал, – сказал Бориска. – Ведь на тебя могли напасть собаки.

– Конечно, рисковал, – согласился Бук. – Но что мне было делать? Ты на моем месте поступил бы точно так.

– Да, – согласился Бориска. – Я поступил бы только так. Чем же все это кончилось?

– Кончилось все благополучно для меня. Я выследил мальчишку, узнал, где курятник. Он стоит за домом, не слишком далеко от леса, и я подумал, что ночью мы с Машенькой сможем освободить Сороку. Сначала я пролезу в курятник и перегрызу веревку. А потом, если не найдется подходящей дыры, в которую Сорока могла бы вылезти, Машенька просто сломает дверь.

Так я думал, выследив Белобрысого и возвращаясь к Машеньке… Так все и получилось бы в самую ближайшую ночь, если бы новое страшное событие не нарушило мои планы… Я слишком задумался о спасении Сороки и забыл про осторожность, сворачивая на тропинку, которая вела к берлоге…