Мы же в своей работе ориентированы на людей счастливых, профессионально озабочены тем, насколько полно смогут реализовать свои способности, возможности наши клиенты. Это особенно актуально сейчас и здесь, в нашей стране, где идет как-бы игра без правил. Очень быстро меняются условия, законы, границы и т. д. и т. п. И выигрывают не самые умные, а самые, на мой взгляд, реалистичные — те, кто быстро и верно оценивают условия и ставят задачи на уровне границы своих возможностей.

Известно, скажем, что на Западе «выживает» в среднем 20 % начинающих бизнесменов. У нас, вероятно, эта цифра будет еще ниже, лишь немногие из тех крепких парней и симпатичных девушек, которые сейчас торгуют в ларьках, станут процветающими предпринимателями. Это жесткий прогноз. Люди не хотят знать подобные вещи. Недавно я предложил руководителю и работникам крупной фирмы ответить на вопросы серьезного теста, а они поторопились отшутиться: не надо, еще расстроимся!..

Будущее тестирования состоит в моделировании жизненных ситуаций, и в свое время я обратил внимание на то, что в 30-40-е годы немецкими специалистами была упущена чисто инструментальная возможность точно измерить предрасположенность человека к риску в ситуации, когда исход неясен. Последние десять лет я работаю именно над этим. Оговорюсь: речь не о жизненно опасных ситуациях. Хотя несколько раз ко мне обращались с предложениями определить, скажем, упадет ли рабочий с высоких строительных сооружений и т. п., то есть степень профессионального риска, — я отказывался, поскольку всякий раз выяснялось, что «заказчик» озабочен не столько безопасностью людей, сколько тем, чтобы разделить ответственность «в случае чего». В такие игры играть не хотелось. Что же касается таких профессий, как космонавт, летчик, подводник и т. п., там есть свои подходы, и, действительно, можно дать объективный прогноз, склонен ли человек к поведению, которое приведет к риску для его жизни или жизни других людей. Замечу, что люди, которым по уровню социальных возможностей такой контроль был бы необходим — высокие правительственные чиновники — у нас никогда всерьез не тестировались.

Насколько оптимально действует человек, когда исход не определен, сильно ли нервничает и много ли теряет по этой причине? «Сломается» он в случае неудачи или нет? И на эти вопросы можно дать точные ответы. Подобная проблематика разработана в Германии, где объединились две части одной культуры, но разного «обозримого» исторического опыта. Немцы и немцы. Там волею судеб академические разработки психологов внедрены в широкую практику, которая, полагаю, заслуживает самого пристального нашего внимания, несмотря на разницу в менталитете — немец, когда нет хорошей работы, все-таки берется за лопату, а русский, как известно, за дубину. Немецкие ученые уловили этот переход от одного образа жизни к другому, оказались подготовленными к нему и методически, и научно — у них были выборки, статистика, в том числе созданные на «русском» материале, путем опросов тех руководителей предприятий и фирм, которые приезжают на стажировку в Германию.

В фирме «Интеллигенц Систем Трансфер» объединились ученые Берлинского университета. Это крупная европейская фирма, имеющая 17 отделений. Она занимается «подгонкой» существующих специалистов к изменившимся условиям. Доктора Райман и Зибер говорят о социализме, переходящем в капитализм (прошу прощения за вехи), конкретно и понятно.

Приведу один пример.

В ГДР, стране, которая заботилась об идеологическом обеспечении своей политики, было много маленьких типографий, в которых, естественно, работали печатники. Просвещенный пролетариат. В новых условиях эта значительная, активная группа людей оказалась без работы. Что сделали ученые? Они дотошно, скрупулезно исследовали ситуацию. Известно, что безработные — социально опасная группа. Известно также, что сорокалетние мужчины, а это костяк производства, трудно меняют образ жизни. Исследователи добрались буквально до двигательных функций печатников — и обнаружили, что традиционные маленькие булочки, которые охотно покупают во многих странах Европы, включая и Германию, изготавливаются в автоматах, похожих на печатные станки. Ряд небольших типографий был переоборудован в пекарни. Сохранился социальный статус рабочих, вырос заработок.

Был погашен значительный очаг конфликтов. Вот эта проза, этот приземленный вариант и говорит о прекрасной работе психолога. Наука наукой, но она хороша, когда человек счастлив. Смысл психологического тестирования, психодиагностики в том, чтобы информировать человека, как стать счастливым.

В России этого пока, увы, и близко нет. Психологи, являясь советчиками, экспертами, существуют пока — надеюсь, это не прозвучит слишком резко — немного «для красоты».

Что будет происходить с тестами в практической общественной жизни и в науке? В России они, очевидно, распространятся быстро и будут применяться очень широко. Этому способствуют два обстоятельства. Первое: желание многих людей объективно оценивать свои способности и возможности, воевать «с открытым забралом». Это особенно характерно для новой генерации — молодежи, студентов. Так что первое направление, где «зазвучат» тесты — образование (уже сейчас в некоторых учебных заведениях они заменили вступительные экзамены). Не потому, что отделяют талантливых от бездарных: это типичное заблуждение. Но потому, что есть люди, которые сами должны оплатить свое обучение, и есть те, которым общество должно оплатить обучение.

Второе. В меняющейся социально-экономической ситуации тесты будут все чаще играть роль в приеме на работу, особенно там, где отсутствие должной квалификации чревато значительными потерями. Есть ряд специальностей, где тестовый контроль

помогает оградить общество от шарлатанов. Это жизненно важные сферы: медицина, преподавание, юриспруденция и т. п. Будут и места, где человек сможет скорректировать какие-то свои качества. Собственно, в ничтожном количестве они есть и сейчас. Скажем, знакомый читателям «ЕСЛИ» Владимир

Кучеренко занимается психокоррекцией, но попасть к нему — проблема. Помимо прочего, надо сказать, что психологические услуги очень дороги во всем мире.

Кроме названных областей, думаю, тесты будут применяться в ходе политических компаний. Уже сейчас различные экономические, военные ситуации моделируются с помощью компьютера, что позволяет не рисковать тысячами жизней, но помогает выбрать оптимальный вариант. Полагаю, мы научимся моделировать и жизненные ситуации. Новые информационные технологии, без сомнения, усовершенствуют тестирование. Компьютерный процессор уже изменил образ жизни человека. Когда компьютеры научатся говорить, общаться, моделируя ситуации, создавать визуальные образы — будет следующий скачок. Частично это уже существует на уровне игровых автоматов. Следующий, более сложный процессор резко повысит быстродействие; машина будет различать оттенки голоса, возможен станет даже спектральный анализ человеческой речи. Это расширит возможности психологов, ведь речь — признанный индикатор интеллектуального развития личности.

Я не случайно упомянул игровые автоматы. Вопрос, который волнует каждого ребенка, — ты со мной играешь? — волнует и взрослых. Лучше других это известно спортсменам и военным. Второй вопрос, который больше других интересует подростка: ты меня понимаешь? Наконец вспомним знаменитую фразу: ты меня уважаешь? Все эти вопросы-клише (соблюдаешь ли ты социальные нормы в общении со мною?) остаются с нами на всю жизнь, и, разумеется, с ними мы работаем в рамках игровых методик — одного из ведущих направлений психодиагностики. Мне очень нравится фраза академика Давыдова: серьезные вещи делаются шутя. Тесты иногда похожи на игрушки, но это крайне серьезные вещи, в том смысле, что из них следуют серьезные и даже жесткие выводы. Надеюсь, что подобные экспертные системы, в которые будут встроены моделирующие реальные ситуации тесты, завоюют Россию, увеличивая число реализовавших себя, а значит, счастливых людей.