– Да.
– Хорошо. Тогда, может быть, еще не все потеряно.
– Послушайте, – сказал я, – может, вы перестанете говорить загадками и объясните, что все это значит?
– Хорошо. Я объясню. Я деловой партнер синьора Тучека. Дела в Чехословакии складывались для него не наилучшим образом, поэтому он собирался переехать в Милан. Мы планировали открыть здесь совместное предприятие. Он должен был прибыть сюда три дня назад, но его нет и по сей день. Я очень встревожен, синьор Фаррел.
– Какое это имеет отношение ко мне?
– Я поясню. Мы вместе начинаем новое дело. Он должен привезти чертежи и спецификации новых машин, которые мы намерены производить. В пятницу я получил от него письмо, в котором, он сообщил, что не сможет привезти их сам: это слишком опасно, поэтому переправит их с англичанином, который на следующий день вылетает в Милан. Я звонил в аэропорт, синьор Фаррел. Вы – единственный прибывший из Чехословакии англичанин с момента получения письма.
– И вы думаете, что я привез вам посылку от Тучека?
– Нет, нет. Я подумал, быть может, вы привезли документацию, чтобы здесь передать ее Тучеку. Но он здесь не появился, и я не знаю почему. Но бизнес есть бизнес, синьор Фаррел, и я уже нанял специалистов, которые готовы начать монтаж станков для производства новых машин. Но для этого нужны чертежи. Если бы я мог их получить…
– Но у меня нет никакого пакета для вас, – сказал я.
– Нет? – Его голос внезапно окреп, сделался резким, в нем слышался металл. – Но, синьор Фаррел, в своем письме он…
– Мне не интересно знать, что он вам написал, – прервал его я. – Повторяю еще раз: у меня для вас ничего нет. Мы виделись в Пльзене один раз. В его служебном кабинете, и нашу беседу переводил официальный переводчик.
Он стал что-то говорить, но вдруг его голос исчез, как будто он прикрыл рукой микрофон телефонной трубки. Потом голос снова прорезался, и он спросил:
– А вы уверены, что видели его только один раз, синьор Фаррел?
– Абсолютно уверен.
– А он не приходил к вам в отель?
Мне показалось, что он произнес эту фразу с особым нажимом.
– Нет, – ответил я.
– Но он сообщил мне…
– Я виделся с ним один раз, – прервал я его сердито, – и поймите, у меня нет ничего ни для вас, ни для Тучека.
Опять наступило молчание, и я подумал, что он повесил трубку. Я вытер потное лицо носовым платком.
– Может быть, мы не понимаем друг друга, синьор? – Голос звучал мягче. – Видите ли, чем скорее я получу чертежи, тем скорее начнется новое производство. И мне могут понадобиться некоторые виды машин, производимых вашей фирмой. Может быть, я закажу их, а вам выплачу премию за быструю доставку. Теперь вы, может быть, более тщательно осмотрите свои вещи. Возможно, вы обнаружите этот пакет?
Это было уже открытое предложение взятки, и я хотел сказать ему, что я о нем думаю. Но все же он был потенциальным заказчиком фирмы, поэтому мне пришлось оставаться в рамках вежливости.
– Мне очень жаль, мистер Сисмонди, но у меня нет того, что вам нужно. Если позволите, я позвоню вам в ближайшее время в офис и сообщу, какое оборудование может вам предложить моя фирма.
– Но, синьор Фаррел…
– Мне очень жаль, сказал я быстро, – я ничем не могу вам помочь. До свидания. – И я положил трубку.
Некоторое время я стоял, глядя в окно на громадное здание Центрального вокзала. Серый камень казался почти белым на фоне темных облаков, клубившихся в небе. Значит, Сисмонди знал, что Тучек приходил ко мне в «Континенталь». Я убеждал себя, что это всего лишь мои домыслы. Сисмонди не мог об этом знать. Но эта мысль засела у меня в голове, как заноза. И я уже почти зримо ощущал пальцы той самой зловещей руки, тянущейся ко мне из Чехословакии. Солнечный свет, лившийся из окна, померк. Площадь Графа д'Аосты вдруг стала серой и пустынной. Я вздрогнул и закрыл окно.
Я направился к двери, но на полпути остановился. А что, если Тучек во время того ночного визита спрятал этот пакет в одном из моих чемоданов? Я не перебирал их содержимое. Он мог лежать там. Руки у меня дрожали, пока я доставал ключи и открывал чемоданы. Но, осмотрев их тщательно и даже ощупав подкладку, я ничего не нашел. Я ощупал одежду, которая была на мне, а также пальто, перебрал содержимое портфеля, и, ничего не найдя, испытал облегчение, и спустился в бар.
Было как раз обеденное время, и бар наполовину опустел. Я сел и заказал коньяк. На столе лежала газета, и я развернул ее, чтобы забыть Сисмонди и проклятый телефон. Но даже газета не позволила мне отвлечься. На одной из страниц мое внимание привлекла статья, озаглавленная:
«ЗВЕЗДА ЧЕШСКОГО НАСТОЛЬНОГО ТЕННИСА ОСТАЕТСЯ В ИТАЛИИ».
Вчера, когда путешествующая по Италии чешская команда по настольному теннису покинула Милан, синьора Хильда Тучек осталась в отеле. Она заявила, что отказывается вернуться в Чехословакию и намерена остаться в Италии навсегда».
Я смотрел на помещенную в газете фотографию девушки и вспомнил, как Ян Тучек сказал: «К счастью, моя дочь прекрасно играет в теннис.».
Так вот. значит, что он имел в виду. Отец и дочь собирались быть вместе, а теперь… Я отложил газету. Бедное дитя! Она, должно быть, теряется в догадках по поводу случившегося.
Чья-то рука коснулась моего плеча, и я резко повернулся. Это был Алек Рис.
– Могу я с тобой поговорить? – спросил он.
– О чем? – Мне не хотелось разговаривать с ним. С меня достаточно и той беседы, что уже состоялась. Внезапно я почувствовал усталость.
– Отойдем в сторонку. – Он отвел меня в укромный уголок бара. Мы сели, и он подозвал официанта. – Что ты выпьешь?
– Коньяк.
– Два коньяка, – заказал он. Потом наклонился ко мне: – Я навел справки о Тучеке. – Его лицо было бледно, а губы плотно сжаты. – Ансон появился в аэропорту в пятницу в самом начале пятого.
– Значит, он в Милане? – У меня отлегло от сердца. Значит, он жив, и все в порядке.
– В Милане его нет, – сказал Рис. – Черт возьми, я не знаю, где он и что с ним. Самолет встречали два итальянца. По-видимому, ни Тучек, ни Лемлин не вышли из самолета. Самолет дозаправился и улетел. Я проверил все аэропорты Италии, Швейцарии, Франции и Австрии. Связывался даже с Грецией и Югославией. Самолет и его пассажиры исчезли.
Он посмотрел на меня так, будто это я виноват в случившемся.
– Почему ты пришел ко мне? – спросил я.
– Я подумал, что, может быть, тебе что-то известно.
– Мне ничего не известно.
– Ты видел Максвелла в Пльзене?
– Да. И он дал мне поручение к тебе.
– Это было до или после того, как с тобой беседовала полиция?
– После. – Я понимал, к чему он клонит. Он думал, что я вырвался из лап чешской спецслужбы ценой предательства. Я поднялся. – Не вижу смысла в продолжении нашей беседы. Я рад, что Ян Тучек не погиб. Только, где бы он ни был сейчас, я не могу ему помочь.
– Ради Бога, сядь, – взмолился он. – Я не прошу, чтобы ты что-то предпринимал. Просто я обязан его найти. Это жизненно необходимо. Сядь, пожалуйста. – Он запустил пальцы в волосы. Выглядел он ужасно усталым.
– Ладно, – сказал я и снова сел. – Что тебя интересует?
– Расскажи все, что произошло с тобой в Пльзене. Это может помочь.
Я рассказал. Выслушав меня, он спросил:
– Почему для Тучека было так важно, чтобы ты по приезде в Милан непременно увидел его?
– Не знаю.
Он нахмурился, глядя на меня:
– Он приходил к тебе той ночью? А кто-нибудь пытался связаться с тобой здесь, в Милане?
– Да. – И я рассказал ему о только что состоявшемся телефоном разговоре. Ощущение опасности, оставшееся у меня после разговора с Сисмонди, сейчас, пока я пересказывал его содержание, в значительной степени развеялось.
Когда я закончил, Рис некоторое время молчал, вертя в руках стакан с коньяком. Потом произнес имя Сисмонди и задумался, как бы припоминая, говорит ли оно ему что-нибудь, а через минуту покачал головой.
– Это имя ничего не говорит мне. Вот если бы Максвелл сейчас оказался здесь. – вздохнул он, поставив стакан. – Я хочу, чтобы ты кое-что сделал. Тебе это, скорее всего, не понравится, но… – Он пожал плечами.