Не успел я опомниться, как пришла пора возвращаться в Кито: ровно в восемь самолет должен был вылетать в рейс, а до этого надо было еще успеть погрузить вещи и пассажиров. Когда мы покинули пределы Льянганати, самые высокие вершины уже окутались в неизвестно откуда появившиеся облака, а с востока, со стороны влажных джунглей, медленно вползал вверх по склонам густой туман.

— Через несколько часов вся область скроется под облаками, — заметил Джордж. — А там, глядишь, не одна неделя пройдет, пока опять прояснится. Не забудь захватить с собой туда калоши и зонтик…

5

ЭКСПЕДИЦИЯ В ПУТИ…

Мы сидели с Гюставом Альгордом в кабачке в Амбато и беседовали с Кенгуру-Брауном. В это время вошел крайне озабоченный Луис Андраде.

— Чем это ты так расстроен! Садись лучше, выпей с нами! — скомандовал Кенгуру-Браун и налил ему стаканчик виски.

Кенгуру-Браун — старик-австралиец, ветеран джунглей, с которым я впервые познакомился в 1935 году на реке Напо, когда направлялся в Амазонас.[17] После того мы встречались с ним не раз. Я не сразу узнал его, увидев снова в Амбато. До тех пор он всегда ходил бритый, теперь же отрастил длинную бороду, отливавшую белым, серым, желтым и рыжим. А обзавелся он столь красочным нарядом на старости лет потому, что укус ядовитой змеи совершенно вывел из строя его правую руку. Правда, Кенгуру-Браун пытался бриться левой, но потерпел буквально кровавое фиаско. С большой неохотой покинул он свои дебри и пришел в Амбато, чтобы обратиться к врачу.

(Недавно я узнал, что Браун умер. Он жил совсем один в своем доме на берегу Напо, когда его поразила тяжелая болезнь. А тут река разлилась, превратившись в бурный, неудержимый поток, и отрезала ему путь на ту сторону, в деревню Напо.)

Но вернемся к Андраде. За несколько дней до этого он выехал из Кито с большей частью нашего снаряжения и с заданием нанять носильщиков в Пильяро, откуда мы должны были выступить на поиски клада. Но в Пильяро Андраде столкнулся с трудностями и пришел теперь доложить об этом, чтобы мы могли принять необходимые меры и предотвратить задержку.

Оказалось, что какой-то полицейский в Пильяро потребовал от Андраде удостоверения личности и письменного разрешения властей на экспедицию в Льянганати. Андраде ответил, что это требование нелепо — никто не может запретить экуадорцу путешествовать по собственной стране. Тогда полицейский предложил ему замолчать и пригрозил посадить в тюрьму, а снаряжение конфисковать, если Андраде не подчинится.

Луис полагал, что полицейского подкупил некий влиятельный господин, намеревающийся приобрести концессию в Льянганати, если там найдут что-нибудь ценное. С помощью полицейского этот господин рассчитывал выведать цель нашей экспедиции и имена участников… Возможно, Андраде угадал.

Происшествия подобного рода научили меня запасаться рекомендательным письмом от кого-нибудь из высших чиновников страны. На этот раз в кармане у меня лежало подписанное секретарем президента письмо с предписанием всем властям оказывать нам всяческую помощь. Андраде прочитал бумагу и успокоился.

Распрощавшись со стариком Брауном (он отлично управлялся со стаканчиком левой рукой), мы выехали на автомашине в Пильяро. Извилистая опасная дорога проходила по районам, которые в августе 1949 года опустошило сильное землетрясение. Повсюду виднелись следы катастрофы — оползни и обвалы, разрушенные дома и ограды. Пильяро, куда мы добрались за полчаса, выглядел так, словно здесь сбросили атомную бомбу.

Страшное дело — эти землетрясения. Они всегда происходят так внезапно, неожиданно, причем чувствуешь себя совершенно бессильным. Катастрофа 1949 года застала меня в Кито. Помню все, как если бы это происходило вчера. Я сидел за письменным столом, дописывая последнюю главу очередной книги, и настроение у меня было отличное. Вдруг я вскочил на ноги. Весь дом качался, жена испуганно кричала:

— Выходи сейчас же! Землетрясение!

Мы бросились в сад. Земля ходила под ногами, деревья гнулись, точно в шторм. Затем все так же внезапно успокоилось…

В Кито обошлось без серьезных разрушений; на нашем доме только немного потрескалась штукатурка. А в соседней провинции, Тунгурагуа, многие города и деревни подверглись страшному опустошению, сильно пострадали и дороги. На следующий день после катастрофы я отправился в Амбато и увидел потрясающее зрелище. Среди развалин лежали мертвые и раненые, кругом бродили бездомные. На лицах выживших написаны ужас, горе, отчаяние и безразличие. Но я видел также и твердую решимость, видел людей, прилагавших все усилия, чтобы помочь пострадавшим.

Из Кито в Амбато примчались автомашины с продуктами, лекарством, людьми. Были мобилизованы все самолеты в стране. Они забирали раненых и оставшихся без крова и увозили в Кито, где врачи круглые сутки работали у операционных столов. Особенно пострадали восточные части провинции. Пелилео, Патате, Пильяро — маленькие красивые городки — были почти совершенно уничтожены. В Пелилео не оставалось ни одного целого здания, только развалины, из-под которых доносились стоны и крики тысяч людей. Некому было спасать заживо погребенных, некому было помочь раненым и умирающим, схоронить погибших и отогнать стервятников и собак.

Но помощь стекалась со всех сторон. Помогали воинские части, Красный Крест, тысячи добровольцев, шла помощь из всех латиноамериканских стран, из США, даже из Швеции! Самолеты спешили в Экуадор с лекарствами, кровяной плазмой, перевязочным материалом, одеждой, палатками, продуктами, деньгами… Куда нельзя было добраться на машинах, шли пешие и конные отряды, спускались парашютисты. Постепенно — удивительно быстро — жизнь вошла в обычную колею…

В Пильяро Андраде сложил наше снаряжение у кабатчика Панчо Дуэнья, который разместил свое заведение в наскоро сколоченном деревянном сарае.

Дон Панчо был человек разговорчивый и описал нам землетрясение во всех его страшных подробностях. Сам он и его семья чудом спаслись, но потеряли почти все свое имущество.

— Когда сюда явились фоторепортеры и кинооператоры, они усиленно снимали груду развалин, бывшую моим домом, — рассказывал дон Панчо. — А снимали потому, что из всех моих вещей остался в сохранности лишь портрет Черчилля, изображавшего пальцами знак V — победы. Он висел на остатке стены. Я понял это как знак того, что не следует падать духом, взялся за работу и выстроил новый кабачок. Как только дороги привели в порядок, я заказал новый запас напитков. Кружка пива, стаканчик винца — от этого люди никогда не отказываются, особенно же в такое трудное время, так что дела мои пошли хорошо!..

— Ла В де ла Виктория! (V означает «победа») — произнес Андраде, косясь на пивные бутылки с маркой «Виктория» — лучший сорт пива, изготовляемый в Кито.

Один за другим подошли отобранные Андраде носильщики — девять человек индейцев и метисов — и начали упаковывать провиант и снаряжение в прорезиненные мешки так, чтобы получились равные по весу ноши.

Провиант состоял, помимо нескольких банок консервов, из риса, кукурузной муки и муки хаба (хаба — бобовый злак, выращиваемый индейцами), мáчики (поджаренная ячменная мука тонкого помола), огромных количеств лука, а также свиного сала, масла, сахара, соли, хлеба и других продуктов. В таких походах удобнее всего готовить только утром и вечером, а во время марша мы собирались подкрепляться пиньолем (сладкий питательный напиток, получаемый разведением в воде смеси мачики и ячменного сахара), чифле (нарезанные тонкими ломтиками и поджаренные зеленые бананы), жареной кукурузой и фритадас (кусочки свинины, поджаренные в собственном жиру). Еще мы несли с собой солидный запас рома. «Немаловажная деталь», — подчеркнул Андраде и напомнил, что один немецкий исследователь, составляя список предметов, необходимых для походов в Андах, поставил ром на первое место.