— Откуда она взялась в замке?

— Не все, что происходит в замке, известно всем его обитателям, — заметил Арилье. — У защитницы Гонэл могут быть гости, о которых мы с тобой и не ведаем.

— А, — молвил Денис, тщательно следя за тем, чтобы в интонациях его голоса звучала злая ирония, — ну тогда конечно.

— В любом случае она не может быть шпионкой врага, — сказал Арилье. — Ты ведь на это намекаешь?

— Да, намекаю.

— Невозможно… фэйри по своей природе не в состоянии иметь дел с троллями.

— Расист.

— Увы, это истина.

— Увы?

— Увы — потому что для вас, людей, нет ничего важнее свободы воли. Только человек в состоянии выбирать, с кем ему сотрудничать: с эльфами, с троллями или вообще ни с кем. Замкнуться в своем мирке и всех тихо ненавидеть. Такие тоже встречаются.

— Ты невысокого мнения о людях.

— Я о людях такого мнения, которого они заслужили. Одни из вас — храбрецы и герои, другие — трусы и уроды, третьи — ни рыба ни мясо. И никогда о человеке нельзя заранее сказать, на что он способен, а на что не способен. С фэйри в этом отношении гораздо проще.

— Понятно, — кивнул Денис.

Он не стал спрашивать, как расценивает Арилье лично его, Дениса. Еще брякнет что-нибудь такое, после чего жить не захочется.

— В общем, я влюбился в фэйри, и ее зовут Этгива, и она прекрасна, — сказал Арилье. — Завидуй мне!

— Ладно, — согласился Денис. — Завидую.

В получасе езды от замка начинался лес. Он тянулся необозримо далеко на запад, в глубь страны. Еще одно новое впечатление для Дениса. До сих пор Денис искренне полагал, будто в лесу он уже бывал и, в общем и целом, представляет себе, что это такое. Много деревьев, иногда полянки, тропинки там. Если уж совсем глушь, то можно наткнуться на медвежью берлогу.

Но никогда прежде он не подозревал о том, что настоящий лес может быть таким. Без конца и краю. Без исхоженных тропинок. Не просто «много деревьев вместе», но некое таинственное единство, где каждый листик, каждая иголочка не просто так существует, а с собственным смыслом. Хотелось стать частью великого лесного единства, даже если ради этого пришлось бы отказаться от целой кучи привилегий, полагающихся человеку.

Арилье шел рядом с Денисом как ни в чем не бывало. Казалось, ни величие древнего леса, ни новый статус влюбленного не оказали на Арилье ни малейшего влияния.

Оба друга молчали. Они предприняли эту прогулку для того, чтобы побыть в одиночестве и поразмыслить над происходящими событиями. Слишком много разных впечатлений накопилось.

Собственно, им следовало бы разойтись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу думать и пребывать в одиночестве, но Денис страшно боялся заблудиться, а Арилье, как это ни странно для бессердечного эльфа, обо всем догадался и первым предложил держаться вместе.

— Мы же друзья, — прибавил Арилье, весело блестя глазами. — А настоящий друг не помешает ни твоим мыслям, ни твоему безмолвию.

— Угу, — сказал Денис.

Теперь он отчаянно старался воздерживаться от замечаний, чтобы оправдать доверие Арилье и ни в коем случае не разочаровать его. А мысли, как на грех, так и лезли в голову. Ух, какая коряга! Просто крокодил какой-то. Ты видел когда-нибудь крокодилов? Зубастые такие. Ой, смотри, дупло! Вдруг там сова? Я однажды видел, в парк возле нашего дома залетела. Наверное, из зоопарка удрала. Ушастая такая. А там, глянь, очень все зловеще выглядит. И болотом разит, ржавым таким, утонуть в таком — последнее дело, по-моему.

Денис прикусил губу. Молчать оказалось искусством потруднее фехтования.

Арилье легко ступал по опавшим листьям, скользил между стволами, время от времени останавливался и осматривался по сторонам, но ни разу — слышите, ни разу! — взгляд его внимательных раскосых глаз даже не задел Дениса. Такая деликатность! Дениске еще учиться и учиться, чтобы хотя бы на пару шагов приблизиться к подобному совершенству.

Здесь, в лесу, нечеловеческая природа Арилье проступила куда заметнее, чем в замке. Вызывающе золотые волосы потускнели, цвет их сделался как будто благородней, темнее. Лишь изредка красноватый отблеск пробегал по ним — и снова исчезал. Синие глаза эльфа то вспыхивали в лесном полумраке, то снова гасли, скрываясь под густыми ресницами.

На мгновение Арилье приник к толстому стволу и как будто исчез — слился с деревом среди теней, а затем явился снова и предстал перед Денисом еще менее похожим на человека, чем за минуту до этого. Пятна света, раздробленного листвой, пробегали по его рукам, скользили в волосах и словно падали ему под ноги, чтобы он видел, куда ступать.

Постепенно лесная тишина заполнила собой все пустоты, которыми, как выяснилось, зияла небогатая душа вчерашнего подростка. Дениса охватило благословенное спокойствие, и безмолвие вдруг представилось ему наивысшим благом.

Каждая деталь из увиденного навечно врезалась в память: причудливые извивы коры на тысячелетнем стволе, пучок травы, внутри которого на длинном стебле прячется крохотный цветок, огромный муравейник цвета гречишного меда.

Денис не знал, что именно из встреченных картин является самым важным, поэтому на всякий случай жадно вбирал в себя все. И вместе с этими картинами он напитывался покоем. Голоса, звучавшие в его мозгу, умолкли, и последним, после короткого сопротивления, стих и его собственный голос. Под конец вообще пропала острая потребность восклицать по всякому поводу и отпускать глупые замечания.

Денис даже не подозревал о том, что Арилье водит его кругами: они не удалялись от замка больше, чем на час перехода по прямой.

Денис бездумно брел за товарищем. Не было надобности выбирать дорогу или высматривать в чащобе тропинки. Мысли сами собой упорядочивались, выстраивались цепочкой.

Сперва Денис думал об Эвремар, которую в сердцах обозвал как-то раз «мрачной эльфийской вдовой». Эвремар исправно несла службу, а помимо того, каждый день тренировалась в стрельбе из лука и обучала всех, кто обращался к ней с подобной просьбой.

Денис тоже попробовал было пару раз, но его стрелы улетали так далеко в сторону от мишени, что он и сам осознал бесполезность всяких попыток овладеть искусством, к которому у него не лежали руки.

Разумеется, после нескольких лет похвального усердия и Денис научился бы попадать в желтый или даже в красный крут мишени… Но пока что он решил побольше внимания уделять тренировкам с мечом. Оно полезнее.

Эвремар замкнулась в своем горе. Она никому не открывала сердца. Только тогда, на дежурстве, поговорила с Денисом. И не похоже было, чтобы эта беседа хоть немного облегчила ей душу.

Образ бедняги Веньо совершенно выветрился из памяти Дениса. Умер человек — и умер, зачем его тревожить. О живых бы побеспокоиться.

А вот Хатра теперь посматривал на Дениса с неприязнью, все более откровенной. Еще бы, ведь Денис водит дружбу с эльфами и плевать хотел на разницу в возрасте и вообще на все расовые различия. Но что с Хатры взять, деревенщина.

Геранн до сих пор гостит в замке. Часами просиживает в личных апартаментах защитницы Гонэл. По слухам, они занимаются преимущественно тем, что рассматривают карту и передвигают по ней флажки. Иногда Геранн, улучив момент, целует защитницу Гонэл в затылок или в сгиб локтя, а она делает вид, будто не замечает. Слух — из надежного источника: от Этгивы, которая вместе с другими дамами составляет доверенную свиту госпожи.

Оруженосец Геранна, Броэрек, поправляется, но медленно. Больно уж здорово парню досталось. Спасенная фэйри, Ратхис, проводит с ним почти все свое время. Весело дурачит его разными россказнями. А Броэрек то и дело смеется, хотя смех причиняет ему боль: раны до сих пор отзываются на любое неосторожное движение.

Главной причиной для беспокойства Дениса были его сны. Они становились все отчетливее, и иногда он просыпался среди ночи и лежал, в холодном поту, в тщетных попытках избавиться от наваждения.