— Знаю, — подтвердил Беллами.
— Я не могу оценить свои плюсы, — продолжал Мотт, — но у меня сложилось впечатление, что я ей не неприятен. К тому же она сама сказала мне, что ее помолвка с вами была ошибкой, что она уже давно поняла, что вы с ней не подходите друг другу ни по характеру, ни по образу жизни…
Он встал и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Затем, остановившись у камина спиной к огню, внимательно посмотрел на Беллами.
— Ники, я не хочу ничего от вас утаивать. Разумеется, после вашего ухода я не попытался добиться какой-то определенности… Но Кэрол дала мне понять, что спустя какое-то время она позволит мне заговорить о помолвке. Дела у меня идут неплохо, я собираюсь продать клуб, купить землю и поселиться где-нибудь в сельской местности. — Он помолчал немного, а потом добавил: — Я понимаю ваши чувства, Ники, но не сказать вам об этом я не мог. Думаю, вам лучше знать все.
— Вы всегда были покорителем сердец, Ферди. — Беллами покачал головой. — И все же я рад услышать это от вас. Что ж, так, наверное, будет лучше. Конец всем иллюзиям, и… — Он вздохнул. — Я желаю вам удачи, Ферди, черт бы вас побрал, вечного любимчика судьбы. А сейчас я намерен проверить тезис: «Не везет в любви — везет в картах». Надеюсь, на рулетку это тоже распространяется? Клянусь Юпитером, элементарная справедливость требует, чтобы я сегодня сорвал банк! — И он прошел в игорный зал.
Центральное место в зале занимала рулетка, вокруг которой сгрудились восемь или девять человек. Среди играющих была и Кэрол, а напротив нее Беллами заметил Айрис Берингтон. Через открытую дверь можно было видеть бар и Харкота Марча, в одиночестве пившего у стойки. Он явно не выглядел счастливым человеком. Беллами направился к рулетке. Миссис Берингтон подняла голову и заметила его. Когда их взгляды встретились, она мило улыбнулась и опустила ресницы. Он ответил ей широкой улыбкой.
Крупье, еще совсем молодой, высокий и очень худой мужчина с бледным лицом, похожий на чахоточного, раскручивал колесо. Это был мастер своего дела, которого Ферди Мотт сманил из первоклассного игорного дома в Мейфоре. Когда Беллами подошел к столу, он кивнул ему и сказал:
— Мистер Беллами, уже половина первого. По нашим правилам, после полуночи за участие в игре взимается плата. Два фунта, пожалуйста.
Беллами вручил крупье две однофунтовые бумажки, а затем поставил пять фунтов на черное за секунду до того, как крупье бросил шарик, достаточно громко пробормотав: «Где наша не пропадала!» Шарик остановился на черном поле. Беллами взял деньги, которые крупье придвинул ему своей лопаткой.
— Несчастлив в любви — счастлив в игре, — сентенциозно заметил Беллами и многозначительно улыбнулся Кэрол.
Она ответила ему холодной, сдержанной, улыбкой.
Играющие начали делать новые ставки, а Беллами отошел от стола с рулеткой и направился в бар. Там Харкот Марч готовился вступить в единоборство с четвертым стаканом виски.
— Как жизнь, Харкот? — обратился к нему Беллами.
— Хреново, будь оно все проклято! — ощерился Марч. — Денег нет. И эта война… Ненавижу войну, меня от нее в дрожь бросает, даже пальцы дрожат. Так что хуже быть не может!
— Вы так считаете? — пожал плечами Беллами. — Боюсь, что это от незнания: вы просто не испытывали худшего. Помните пословицу о цветочках и ягодках? Так ягодки еще предстоят… Я пожалуй закажу себе то же, что и вы.
Бармен налил ему виски с содовой.
— Ну, вы и выдали сегодня, старина! — Харкот хохотнул. — Я имею в виду вашу выходку на приеме у Кэрол. Считайте, что вы прославились. Ну и крыл же вас дядюшка Кэрол после вашего ухода. Не скажу, чтобы ее родственники вам особо симпатизировали.
— Я их тоже люблю. — Беллами усмехнулся. — В глазах Иверардов моя репутация погублена навсегда. Ну, а если что-то нельзя исправить, с этим следует примириться. И вообще это не смертельно. Переживем!
— Женщины — это выдумка дьявола, — заявил Харкот не твердо, но поучительно. — Какую прорву времени отнимает у мужчины женщина, с которой он связался!
— То есть, вы хотите сказать, что если бы не данная женщина, то у мужчины освободилась бы масса времени, чтобы крутиться с другими? Интересная мысль. У вас найдется сигарета, Харкот?
Марч раскрыл весьма претенциозный портсигар, и Беллами взял сигарету, после чего Марч сунул портсигар обратно в карман.
— А что, вы правы, Беллами. Странно получается с этими женщинами. Лезешь из кожи вон, не жалея ни сил, ни времени, чтобы завоевать одну, а когда добьешься своего, начинаешь задумываться над тем, как распрекрасно можно было бы развлекаться со многими женщинами, если бы не она.
Беллами проследил за полетом кольца дыма.
— Вашей мудрости, Харкот, мог бы позавидовать сам царь Соломон, — заявил он. — Однако мне кажется, что нам сейчас необходимо выпить.
Он мигнул бармену, и тот приготовил следующую порцию виски с содовой. Беллами вручил стакан с напитком Марчу, и тот осушил его большими глотками.
— Каждый из нас — кузнец своего счастья, — продолжал Беллами, — а жизнь человека такова, какой он ее сделает. Впрочем, все в свое время. И Рим был построен не за один день. Ваше здоровье, Марч! — Он выпил и облокотился на стойку бара. — Но проблема, которую мы рассматриваем, имеет еще одну сторону. Подумайте, насколько была бы лучше и счастливее наша жизнь, если бы она стояла на месте. Увы, в этом мире все меняется, об этом знали еще древние. А все перемены почему-то происходят не в лучшую сторону. Неприятные происшествия повторяются с регулярностью, которую было бы легче переносить, если бы спиртное раздавали бесплатно.
Марч подтверждающе кивнул, неосторожно нарушив тем самым равновесие, и сильно качнулся.
— Ники, вы — философ. Согласны со мной?
— Абсолютно, — ответил Беллами. — Во всяком случае, терпения у меня хватает, и я умею ждать. А тот, кто умеет ждать, в конце концов получит все… что никому больше не нужно! — закончил он со смехом. — Жизнь, она всегда в порядке. Люди сами виноватые своих невзгодах: они никогда не бывают довольны тем, что имеют. Им мало… мало всегда. Даже если вещь совершенна, они не успокоятся, пока не испортят ее. Они всегда готовы действовать, не считаясь с тем, какой вред могут принести внешне совсем незначительные действия.
Он помолчал, как если бы о чем-то вспомнил.
— Мне довелось быть свидетелем того, как один такой пустячок кончился смертью, — сказал он. — Очень забавный случай. Это было в Оклахоме, я там жил в тридцать втором году. Один парень держал придорожную забегаловку под открытым небом сразу же за городской чертой. Обслуживал шоферов да и всех проезжающих тоже. Его звали Джо, и был он очень даже неплохой парень.
И вот этого Джо дернуло влюбиться в одну женщину, которая частенько, проезжая мимо, заходила в его заведение, чтобы сжевать гамбургер и выпить кофе. Симпатичная городская дамочка, и очень смешливая. Ей ужасно нравилось поддразнивать Джо. А тот только смотрел на нее глазами захворавшего от любви быка. Он вообще здорово смахивал на быка, да и вес у него был подходящий — двести двадцать пять фунтов или чуть больше Гордостью Джо была большая вывеска, помещенная на обочине шоссе. На ней было написано:
И вот однажды эта веселая дама проезжала мимо заведения Джо довольно поздно, бар уже был закрыт, и ей пришла в голову исключительно забавная мысль.
Видимо, в тот вечер она была под мухой. Поехала в город и там среди ночи отыскала художника, писавшего вывеску для забегаловки Джо. Видимо, она неплохо заплатила этому типу, так как он согласился малость переделать вывеску. Словом, когда на следующее утро Джо явился на свой пост, он, к своему удивлению, прочел на вывеске: