О публике скажу особо. В основном в зале присутствовали люди с достатком, дамы сверкали бриллиантами, мужчины — золотыми зубами. Так что мы в своих сногсшибательных платьях тут пришлись ко двору. Даже больше того, приход наш в зал был замечен и отмечен положительно: пока Лина с Алексеем шли к столику за метром, компания молодых людей кавказской национальности только что шеи себе не свернули.

Эти были совсем другого рода, чем основная публика. Четверо парней, скорее всего, охрана, сидели за одним столом, а двое, видно рангом повыше, отдельно. У четверки на столе спиртного не было вовсе, а старший пил коньяк. Судя по всему, они кого-то ждали.

Лина в своем движении по залу напоминала героический линкор, раненые и убитые в зале уже были. Но тут произошло нечто странное. Второй парень из тех, что сидели отдельно, заметил, наконец, движение за столом соплеменников, и оглянулся. Они с Линой встретились взглядами, парень просто остолбенел, а Лина бросилась ему на шею.

После того, как столбняк у всех прошел, выяснилось, что это давние соседи ее родителей, когда-то они с тем, что постарше, жили в одном подъезде, а второй, его племянник Дени, часто вместе с матерью гостил у дяди. Нас, конечно, тут же пригласили за стол, чтобы отметить встречу. Алексей и Игорь возражать не стали, потому что и так на нас уже весь зал пялился.

На Дени в присутствии Лины напал временный столбняк, поэтому разговор вели в основном Лема и Лина. Он очень уважительно выспрашивал об отце, сказал, что многим ему обязан. Вспомнили еще каких-то общих знакомых, посетовали, что жизнь так всех разбросала. Лина сказала:

— Я после отъезда ни разу не была дома. Говорят, город теперь не узнать. Мне иногда снятся каштаны возле моей школы…

И без того суровое лицо ее собеседника окаменело:

— Не надо тебе туда ездить. Дома нашего совсем нет, и школы, где вы учились, тоже.

Лина спросила:

— А как поживает тетя Марета? Где она сейчас?

Дени нахмурился и опустил голову:

— Мама умерла.

Лина в волнении подняла на него глаза, и он ответил на ее невысказанный вопрос:

— Нет, она не погибла. У нее был диабет, последние годы она сильно болела, мы ее возили в Лондон, но и их врачи не помогли.

Лина положила тонкую руку на его кулак, и сказала:

— Я всегда помню, как она приезжала с гастролей, красивая и веселая. Помнишь, она привезла нам всем шоколадные яйца с сюрпризами? У нас тогда о таком и не слыхивали. А ты мне собрал крошечный автомобильчик, и он поехал тут же. Мне тогда было лет семь.

Голос ее дрогнул, глаза наполнились слезами, она повернулась к Алексею и взяла протянутый им платок.

У Лемы зазвенел мобильный, он коротко ответил и повернулся к Лине:

— Нам пора. Рад был встретить тебя. Без Дени, правда, ни за что бы не узнал в такой красавице мою соседку. В детстве ты напоминала олененка, такая же глазастая, на тоненьких и длинных ножках.

Он вздохнул, с непонятной грустью глянул на Дени и сказал ему:

— Пойди с ребятами вперед, я догоню.

Дени только наклонил голову, прощаясь, и, печатая шаг, вся команда пошла к выходу.

Лема встал. Опережая его вопрос, Лина сказала:

— Ася в Москве. Закончила юрфак МГУ, работает в таможне, воспитывает дочку.

Я заметила, что она не стала говорить ему о том, что сестра собирается к ней в гости. Семейные дела, кажется.

Он помедлил еще на секунду:

— Ты ведь все равно не удержишься и скажешь ей, что видела меня. Пусть будет счастлива.

Через несколько минут мне и Лине принесли две коробки конфет и два букета бордово-бархатных роз, причем в букет Лины был вложен листок с цифрами. Наверно, ее друг детства подсуетился.

Алексей, видно, тоже так решил. Он сидел и кривил лицо. Лина молчала, потом вынула записку и сказала:

— Хочешь, я ее съем, не читая?

Мы так и грохнули. Алексей тоже недолго держался, оттаял и засмеялся.

— Знаешь, мы последний раз виделись двенадцать лет назад. Мне тогда было двенадцать или тринадцать лет, так что можешь не ревновать.

Она вздохнула:

— Лема встречался с моей старшей сестрой. Он был женат, а ей всего восемнадцать. Папа был против. Они разговаривали у нас дома, в кабинете. Лема дал папе слово, что больше никогда не заговорит с Асей и оставит ее в покое. Аська потом плакала. Кричала на отца, а потом как-то так много всего произошло. Ночью Лема пригнал машину, мы загрузили вещи, в основном, папину библиотеку, ее еще дедушка собирал, и он проводил нас до границы. Потом мы узнали, что в ту ночь убили двух папиных замов с семьями, даже совсем маленьких детей не пожалели.

Мы помолчали. Алексей взял ее руку в свою и сказал:

— Эй, не грусти.

Он повел ее танцевать. Сначала они танцевали серьезно и при этом очень хорошо смотрелись. А потом устроили что-то вроде карикатуры на танго, с поворотами, закрыванием глаз и задиранием ног в финале. Теперь уже весь зал смотрел на них. Когда они закончили, им аплодировали. Вернулась Лина вся раскрасневшаяся и довольная.

— Где это ты так танцевать научился? — спросила она Алексея.

— Посещал кружок бального танца.

— Врешь?

— Конечно, вру, — с легкостью согласился он. — Родители у меня и поют и танцуют хорошо, вот и нахватался. А в то, что я учился танцевать бальные танцы, ты не веришь?

— Видишь ли, я была знакома с двумя такими молодыми людьми. Ты на них совершенно не похож.

Тут уж вздрогнула я.

Алексей засмеялся:

— Голубые, что ли? То-то ты их не жалуешь.

— А вот и не угадал. Я дружила с ними, Игорь прекрасно играл в шахматы, и мы выступали за институтскую команду, а Эдик знал пять европейских языков. Сейчас они оба живут и работают в Гааге.

Алексей пригорюнился:

— А я и русский-то со словарем, и шахматам нарды предпочитаю. И в других грехах могу покаяться.

Лина привстала и поцеловала его, торжественно заявив:

— Зато у тебя есть другие очевидные достоинства.

Игорь спросил:

— Кстати, где ты так здорово научился играть в нарды? Тебе нужно играть с Мироном, он у нас чемпион.

Алексей с неохотой ответил:

— После училища я служил на южной границе, там и приохотился.

Вскоре объявили начало огненной феерии, попросту фейерверка, и мы вышли на веранду, окружавшую ресторан. Свет везде потушили. Плотная темнота окружала нас. Зрелище было красивым: организаторы разместились где-то гораздо ниже нас, в ущелье, и огненные всполохи и взрывы происходили совсем рядом с верандой, ярким неоновым светом освещая все вокруг. Алексей и Игорь с сигаретами отошли в сторону, а мы с ииной стояли, облокотившись на балюстраду.

Заметив, что мне холодно в тонком платье, она расстегнула крючки меховой накидки и обняла меня сзади, прижавшись всем телом, полами накидки прикрывая спереди. Мы молчали, я — от неожиданности, она — любуясь мерцанием в темном небе. Так прошло несколько минут. Я разорвала кольцо ее рук и высвободилась. Лина недоуменно посмотрела на меня.

— Ты что? Тебе неудобно? Иди ко мне, глупая, — позвала она.

Я отодвинулась от нее еще дальше. Завтра мы с Игорем уезжаем, не стоит ничего выяснять, уговаривала я себя, но ее последние слова сняли заслоны, и плотина рухнула. Я протянула руку к ее лицу, и в полной темноте погладила ее кожу.

— Ты не понимаешь, что говоришь. Я люблю тебя. И не надо говорить мне, что ты тоже любишь меня, это совсем другое. Это мое горе и мое счастье, я создана так и ничего с этим поделать не могу.

Она молчала, а я с горечью добавила:

— Извини, если тебе это противно. Я не хотела подглядывать, когда ты переодевалась, я не хочу и сейчас пользоваться твоим неведением и красть твои объятия. У нас с тобой разный обмен веществ, как если бы я была марсианкой, тебе не понять моих чувств.

Она еще помолчала, а потом спросила:

— Твой отец знает об этом?

— Нет. Никто ничего не знает. В Москве я живу со своей подругой, так что считай, я еще и предательница.

Лина помолчала и спросила: