— Я не могу позволить вам просто так уйти. Это было бы бесчестно с моей стороны. Ваша помощь неоднократно оказывалась для меня бесценной. С другой стороны — по крайней мере, официально, — я не имею права обсуждать с вами детали этого дела. Не могу сказать, кто именно отдал подобное распоряжение, так что поверьте мне на слово: приказ исходит с самого верха. Примите мои искренние заверения в том, что больше убийств не будет. Это всё, что я могу вам поведать.

— Что ж, спасибо и на этом, Лестрейд, — сдержанно кивнул Холмс. — В таком случае, мне не остаётся ничего другого, кроме как привлечь убийцу к суду собственными силами.

Лестрейд тяжело вздохнул:

— Мистер Холмс, я так понимаю, просить вас отказаться от дела — пустая трата времени?

Слова полицейского явно оскорбили Холмса.

— Мне и в голову не приходило, Лестрейд, что настанет день, когда я услышу подобное от офицера Скотленд-Ярда.

Инспектор присел на краешек стола и понурил голову.

— Мне тоже, — глухо произнёс он. — Поверьте, на то есть серьёзные причины.

— Представляется очевидным, что на вас оказывается давление сверху, чтобы некое высокопоставленное лицо, совершившее преступление, ушло от правосудия, — отчеканил Холмс. — Надо мной, слава богу, начальников нет, и я подотчётен только своему клиенту. Прошу прощения, Лестрейд, но мне мало вашего заверения в том, что Душитель больше не будет убивать. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы свершилось правосудие, а это произойдёт только в том случае, если подонок заплатит за то, что лишил жизни трёх женщин. Я не собираюсь компрометировать вас и потому не прошу вашей помощи — за одним исключением: позвольте нам с Уотсоном осмотреть тело последней жертвы.

— Хорошо, — вздохнул Лестрейд, — вам его покажут. Но если дело дойдёт до разбирательства, я всё буду отрицать. Следуйте за мной и, пожалуйста, постарайтесь не привлекать к себе внимания.

По винтовой лестнице мы спустились вниз в мертвецкую.

— Скажите, инспектор, а медальон, который нашли на месте преступления, всё ещё у вас? — спросил Холмс, когда мы вошли в морг.

— Знать не знаю никакого медальона, — буркнул Лестрейд.

— Да будет вам, — махнул рукой Холмс. — Его сорвали с убийцы. Неужели вы хотите сказать, что Скотленд-Ярд потерял столь ценную улику?

— Говорю же вам, мистер Холмс, не видел я никакого медальона.

— Ладно, инспектор, забудем, — кивнул мой друг. — Всё равно мне уже и так его описали во всех подробностях.

Лестрейд подвёл нас к телу и приподнял простыню, закрывающую труп:

— Это Харриет Перкинс.

Харриет оказалась маленькой и худенькой. Волосы у неё были рыжими, а тело и лицо покрывали веснушки. Казалось, ей примерно столько же лет, сколько и Молли Райт. В глаза бросался тонкий нитевидный кровоподтёк вокруг шеи.

— Со всей очевидностью можно заключить, что он удавил её шнурком, который таскал с собой, — бросил Холмс.

Я согласно кивнул.

— Помогите-ка её перевернуть, доктор, — попросил меня великий сыщик. — Мне хочется осмотреть шею сзади.

Я выполнил то, что от меня требовалось. Холмс показал на ссадину, где кожа была словно содрана.

— Именно это я и ожидал, — удовлетворённо произнёс он.

— Что тут особенного? — спросил я, но мой вопрос Холмс проигнорировал.

— Спасибо, инспектор, — промолвил он, повернувшись к Лестрейду. — Мы увидели достаточно, и нам это очень поможет в расследовании. Идёмте, Уотсон.

Когда мы вышли на улицу, Холмс глянул на часы и произнёс:

— Мне надо заглянуть в Британский музей кое-что проверить. Впрочем, надеюсь, к обеду я уже буду дома.

— Ладно, старина, — пожал я плечами, — мне всё равно сейчас надо к пациентам. До встречи.

Несмотря на обещание быть к обеду, Холмс вернулся домой ближе к пяти вечера.

— Как ваши успехи? — спросил я.

— Мне кажется, я знаю, как поймать преступника, — ответил Холмс и, помолчав, добавил: — Вынужден признать, я обратился за помощью к брату.

Я удивлённо поднял бровь, и мой друг пояснил:

— Порой бывают времена, когда Майкрофт оказывается бесценен.

— Я вообще-то полагал, что вы отправились в Британский музей, — промолвил я.

— Ах да! — воскликнул Холмс. — Прошу меня простить, я, как всегда, забегаю вперёд. Помимо всего прочего, Британский музей может похвастаться, пожалуй, самой большой в мире коллекцией медалей. Я достаточно быстро отыскал экспонат, попадающий под описание мисс Райт. Им оказался «Merito Militar», то есть орден за военные заслуги. Вручается как солдатам, так и офицерам за участие в боевых действиях. Награда испанская.

— Ага. Значит, наш душегуб тоже из тех краёв?

— Именно, — кивнул Холмс. — Собственно, я об этом и так уже догадывался, орден лишь подтвердил мою правоту.

— И почему же вы решили, что убийца испанец?

— На это указывали две зацепки, — с охотой пояснил Холмс. — Помните, мисс Райт утверждала, что убийца произнёс какую-то нелепость: «Балет. Носки». После долгих раздумий я наконец понял, что это значит. Один из представителей испанской королевской семьи, то ли Филипп Второй, то ли его сын, страдал дефектом речи. Звуки «б» и «в» получались у него совершенно одинаково. Королевский двор, дабы не ставить государя в неловкое положение, принялся коверкать язык вслед за ним. В кастильском диалекте, так называемом кастельяно, до сих пор сохранилась данная норма произношения. Убийца сказал не «балет», а «вале». Как только это до меня дошло, остальное стало просто. Загадочные «носки» — на самом деле «эсо си кэ ес». В итоге вся фраза звучит так: «Vale, esosique es», что приблизительно означает «Отлично, вот и всё». Убийца произнёс её, когда понял, что его жертва мертва.

— Мне стоило самому догадаться, что негодяй говорит на иностранном языке, — понимающе кивнул я. — А что за вторая зацепка?

— Её вы, Уотсон, видели сами: ссадина сзади на шее у Харриет Перкинс. Девушку не просто задушили, она была удавлена с помощью гарроты — так казнят именно в Испании.

— Не вижу особой разницы, Холмс.

— Казнь с помощью гарроты очень мучительна, — пояснил Холмс. — Раньше осуждённого сажали на стул и надевали на шею металлический обруч, который стягивался с помощью винта с рычагом сзади. В наши дни винт снабжён остриём, которое при повороте постепенно ввинчивается в шею осуждённого и дробит позвонки. Изначально металлический обруч вообще не использовали. Обходились обычной верёвочной петлёй с палкой: палку вращали, петля стягивалась, жертва погибала. Ссадина сзади на шее — результат подобного скручивания. Мы не видели тел других жертв, но я могу поставить десять гиней, что аналогичные ссадины есть и у них.

— Вряд ли я рискну с вами спорить, — покачал головой я.

— Подобный способ удушения также объясняет, почему Лиззи Бэнкс лежала лицом вниз и почему на убийце были перчатки. Если убийца достаточно силён, для закручивания петли палка не обязательна. А вот перчатки нужны, чтобы не порезать шнурком ладони.

— Я уже понял, что вы правы, Холмс, — кивнул я. — Всё сходится. Но что нам теперь делать? В Лондоне десятки, если не сотни испанцев. Как мы найдём убийцу? По-моему, проще отыскать иголку в стоге сена.

— Не совсем, дружище. У меня из головы не шёл орден преступника. Зачем он носил его? И почему надел, даже собираясь на убийство? Мне подумалось, что он, возможно, был на службе и незаметно отлучился, чтобы совершить преступление. Представьте, какое прекрасное он подготовил себе алиби на тот случай, если полиция вдруг всё-таки выйдет на него и решит допросить. Рассуждая подобным образом, я вдруг вспомнил, что все убийства произошли в районе Мейфэр, где располагаются несколько иностранных посольств — включая и посольство Испании!

— Ну конечно же! — воскликнул я. — Теперь всё встало на свои места. Если убийца — дипломат, вполне понятно, почему Скотленд-Ярду велели умерить пыл. Арест преступника может вызвать международный скандал с непредсказуемыми последствиями.

— Именно так рассуждал и я, Уотсон. Кстати, если помните, мисс Райт сказала, что не видела экипажа рядом с домом жертвы. Значит, убийца пришёл пешком, а это также свидетельствует о том, что он находился где-то рядом. — Немного подумав, Холмс добавил: — Если преступник — дипломат, значит, его невозможно арестовать.