Большая часть из этого была правдой, и это не было тайной для пророка. Кёрз уничтожил их родной мир меланхоличным приказом, стремясь положить конец притоку убийц и насильников, но было уже слишком поздно. Большую часть легиона уже составляли криминальные отбросы, от которых он хотел очистить человечество. Это не было ни секретом, ни откровением. Всего лишь позорной истиной.

Но у них все еще было право бороться. Усмирение превосходящей силой и вечное правление через страх. Это работало некоторое время. Мир в десятках систем был прекрасным зрелищем. Население едва осмеливалось поднимать восстание, когда с их глоток убирали ногу. В этих случаях это была ошибка угнетателей в проявлении слабости, а не угнетаемых в том, что они восставали. Человеческая природа предполагала сопротивление — за это нельзя ненавидеть сам вид.

— Наш путь не был путем Империума, — Талос процитировал древнее изречение, — но мы были правы. Если бы легион остался чист..

:но он не остался. Легион был запятнан грехом еще когда первый рожденный на Нострамо офицер приносил свою клятву верности. И мы заслужили ненависть примарха. За то, что мы не были теми воинами, какими он хотел, чтобы мы были.:

Снова пауза. И снова дрожь сотрясла корабль до самого остова.

— Что происходит?

:Реальность ускользает. «Эхо проклятия» прибывает в пункт назначения. Но тебе не следует возвращаться на Восточную Окраину.:

Талос снова взглянул вверх. Труп не двигался.

— Ты это уже говорил. Не помню, чтобы я отдавал такой приказ.

:ты отдал его, желая найти чистую войну и возродить банду. И отыскать ответы, чтобы развеять терзающие тебя сомнения. Ступить на Тсагуалсу еще раз. Все, что я сказал, не является каким-то откровением. Я лишь озвучил то, что твоя гордыня мешала произнести вслух. Ты слишком долго притворялся, брат.:

— Почему я вижу все это? — он обвел помещение рукой, указав на себя и на тело. — Что…что это? Видение? Сон? Заклинание? Шутки моего собственного разума или что — то извне закралось в мои мысли?

:все сразу и ничего из этого. Возможно это лишь проявление твоих страхов и сомнений. В реальном мире ты пробыл без сознания пятьдесят пять ночей. Ты близок к пробуждению.:

Он снова вскочил на ноги, когда корабль начал содрогаться. Он слышал как застонал корпус с искренностью раненого солдата. Кружева трещин прокладывали себе путь по оккулусу, посыпая палубу стеклянной крошкой.

— Пятьдесят пять ночей? Не может быть! Как это вышло?

:ты знаешь как. Ты всегда знал. Некоторые дети не предназначены носить в себе геносемя. Оно разрушает их на генетическом уровне. Кто-то умирает быстрей. Кто-то медленней. Но после трехсот лет биологического развития генетическая несовместимость наконец добралась и до тебя.

— Ложь, — Талос наблюдал, как корабль разваливается вокруг него. — Ложь и безумие все, что ты когда либо произносил при жизни, Рувен. То же касается и смерти.

:Вариель знает правду. Века разрушения. Века преодоления боли. Века видений, порожденных ядовитой кровью примарха. Твое тело больше не в состоянии выносить это наказание. Насладись временем, которое тебе осталось. Долг ждет тебя в реальном мире, и ты запомнишь немногое из нашей беседы. Просыпайся, Талос. Просыпайся и убедишься сам.

Свет, приглушенный и разбавленный краснотой ретинального дисплея его визора, заливал в глаза.

Первое, что предстало перед его глазами, он ожидал увидеть меньше всего. Его братья. Его команда. Стратегиум, где двести душ исполняли свои обязанности.

— Я… — он попытался заговорить, но его голос прозвучал сухим скрежетом вокса. Сидевший на троне Талос обмяк. Обвитая вокруг шеи цепь не давала телу совсем свалиться вперед.

Всюду вокруг него лепетали голоса и слышалось приближающееся ворчание подвижных сочленений брони.

— Я не в моей келье для медитаций, — произнес он. Талос никогда не пробуждался от видения где либо еще, не говоря уже о том, чтобы проснувшись, обнаружить себя на мостике боевого корабля. Пророк был поражен окружающей обстановкой, удивляясь, что все это время он сидел здесь, облаченный в доспех, выкрикивая одни и те же бессвязные слова в общую вокс — сеть.

Вокруг шеи, лодыжек и запястий загремели цепи, едва он вознамерился встать. Братья приковали его к трону.

Они должны за многое ответить.

Шепотки «Он возвращается!» и «Он просыпается!» витали среди смертных членов экипажа. Со своего почетного места на возвышении в самом сердце капитанского мостика Талос видел, как они замерли, оторвавшись от исполнения возложенных на них обязанностей, и один за другим повернули свои лица к нему. Их глаза сияли удивлением смешанным с благоговением в равной мере. «Пророк пробуждается!» — слетало с их губ. Должно быть, подобное испытывают те, кому поклоняются, решил он, ощущая, как по спине бегут мурашки.

Его братья столпились вокруг трона, спрятав свои лица под шлемами: Узас с изображенным отпечатком ладони на лицевом щитке, шлем Ксарла украшали размашистые крылья летучей мыши, Сайрион с нарисованными молниями, бьющими из глаз, Меркуциан в шлеме с изогнутыми рогами, покрытыми бронзой. Вариель склонился над Талосом. Бионическая нога апотекария скрежетала и заедала, делая его движения неуклюжими. Он единственный был без шлема, и его холодные глаза пристально смотрели в глаза пророка.

— Своевременное возвращение, — произнес он. В его необычно мягком голосе не было ни намека на веселье.

— Мы прибыли, Талос, — сказал Меркуциан. — Нам никогда не приходилось быть свидетелями ничего подобного. Что тебе снилось?

— Я почти ничего не помню, — Талос по очереди посмотрел на каждого из них и на медленно вращавшийся мир в эллиптическом обрамлении экрана оккулуса. — Я совсем мало что помню. Где мы?

Вариель повернул свой бесцветный взгляд на остальных. Этого было достаточно, чтобы они немного отступили назад и не стояли толпой возле пробудившегося пророка. Пока тот говорил, апотекарий сверялся с данными на громоздкой перчатке нарцетиума. Ауспик-сканер потрескивал статикой и монотонно выдавал результаты.

— Я ввел дополнительную дозу наркотиков и лекарств, чтобы поддерживать тебя в приемлемом состоянии, не прибегая к активации анабиозной мембраны за прошедшие два месяца. Однако, в течение нескольких дней ты будешь чрезвычайно слаб. Износ мышц минимальный, но достаточен для того, чтобы ты это заметил.

Талос снова дернулся в цепях, будто в напоминание.

— Ах, да, — произнес Вариель. — Конечно.

Он набрал код на наруче доспеха, и из нарцетиума выдвинулась дисковая пила. Пила поцеловала звенья цепей с раздражающим визгом. Одна за другой, металлические оковы спадали.

— Я был прикован?

— Чтобы не покалечил себя и остальных, — ответил Вариель.

— Нет, — Талос сфокусировался на ретинальном дисплее и активировал закрытый вокс — канал со своими братьями. — Я был прикован здесь, на мостике?

Члены Первого Когтя обменялись взглядами. Их шлемы, поворачиваясь друг к другу, выражали какую-то неясную эмоцию.

— Мы отнесли тебя в твои покои, когда тебя накрыло первый раз, — сказал Сайрион, — Но…

— Но?

— Ты вырвался. Ты убил двоих братьев, дежуривших у дверей, и мы потеряли тебя на нижних палубах почти на неделю.

Талос попытался встать. Вариель посмотрел на него тем же взглядом, каким одарил его братьев из Первого Когтя, но на пророк проигнорировал его. Хотя апотекарий был прав: мышцы жгли судороги, когда по ним расходилась кровь.

— Я не понимаю, — произнес он наконец.

— Мы, честно говоря, тоже, — ответил Сайрион. — Ты никогда прежде не творил такого во время припадков.