Глава IV

Глава IV

Вздрогнув, Гарри проснулся. Солнечный луч резанул ему по глазам.

«Бекка? Она сказала “Бекка”?!».

Сначала Гарри подумал, что продолжает спать и видеть сон — в горле у него всё ещё чувствовалась удушающая горечь палёной травы. Однако с первым глубоким вдохом в нос ему ударил не менее тошнотворный букет из запахов выдержанной плесени и свежей краски.

Оторвав голову от подушки, Гарри потёр лоб и огляделся. Нынешняя обстановка никак не вязалась с той, в которой он отправился на боковую.

Вместо потолка родной спальни над ним нависал накренённый сосновый скат. Локти его не упирались в привычный ортопедический матрас, а неумолимо тонули в старомодной перине. Слева у стены, где Гарри обычно располагал инвалидное кресло, высился отреставрированный комод, на котором поблёскивала пузатая вазочка с донником и ясноткой. Зеркало над подновлённой столешницей было залито светом, что проникал в комнату сквозь одинокое окно — проклятое окно проклятой мансарды!

Гарри дёрнулся и резко сел, дыхание у него перехватило. Он заслонил лицо ладонями, веря, что странное наваждение вот-вот развеется. Но вновь открывшаяся его взору картина стала лишь чётче и ярче.

— Господи, что всё это значит?!

По телу Гарри прокатилась дрожь — клетчатая рубаха, в которой он уснул, лежала рядом. Он встряхнул её и принялся натягивать на озябшие плечи. Растерянно озираясь, он не сразу заметил, что у кровати его дожидались не любимые кроссовки, а элегантные дамские босоножки.

Волнение захлестнуло Гарри штормовой волной.

— Дейл! Это твоих рук дело? Я доберусь до тебя, сукин ты сын, слышишь?..

Готовый уличить обидчика, солдат обшарил взглядом комнату.

Но из каждого угла под скошенными сводами разило забвением. Мелкая пыль кружилась в воздухе и в мягком утреннем свечении казалась единственной обитательницей этих покоев. В распахнутой настежь двери зияла рваная дыра, на полу валялись куски фанеры и листы бумаги. Пара низких кресел в дальнем углу была затянута полотняными чехлами. Рейки некогда белоснежных створок встроенного шкафа пожелтели и съехали набок, обнажив его пустующее нутро. За отсутствием полок на стенах остались грязные отметины.

На месте отцовского кресла пестрел неначатый пакет собачьего корма — с портретом грозной овчарки. Той самой овчарки, что привиделась Гарри во сне!

Насторожившись, он заёрзал по растрёпанной кровати и только теперь обнаружил, что из складок выцветшего белья торчит рукав тонкой женской блузки. Гарри простонал и дёрнул за край покрывало, желая похоронить под ним неприятную находку, как вдруг из простыней на пол с глухим звоном приземлился потемневший от времени короткий ключ.

То не был старый ключ от родительской спальни, от уличной двери или от его комнаты. Не смахивал он и на ключ от мастерской или от поржавевшего за ненадобностью почтового ящика. Гарри был готов поклясться, что этот ключик состоял на службе у сменённого втихаря замка, который его помощник не удосужился отпереть накануне.

— Чез?! Что за шутки? — взревел солдат. — Ты совсем спятил, паршивец?

Отозвавшийся ветер уныло просвистел в раме.

Гарри силился понять, как он оказался наверху и к чему весь этот маскарад.

Его оглушили, усыпили? Но кто, Дейл? Сам он не переступил бы порог этого дома, даже если бы умирал от жажды. А долговязый Спраут разве бы смог собственноручно втянуть его сюда?

Но что, если именно Чез является пособником таинственной арендаторши? Или оба они — сообщники Дейла? И что эти мошенники задумали?

Гарри затрясло, голова у него свирепо заныла. Запустив пальцы в волосы, он дернул за них с таким неистовством, как если бы попытался одним рывком открыть крышку погреба, в котором беснуются крысы.

Но ожидаемого болевого жжения на макушке Гарри не почувствовал — в руке у него остался тёмный женский парик. Шелковистые пряди странного аксессуара рассыпались по огрубевшей солдатской коже.

— Мисс Филлз! Бек.. Бекка!.. — задыхаясь, выкрикнул Гарри.

В горле у него пересохло, словно кто-то насыпал туда золы.

Озноб пробивал Гарри насквозь, волна за волной накатывала мигрень. Скользя по нервным струнам, боль с висков переползала ему на скулы, пульсировала в челюсти.

Непослушные мысли играли с Гарри в прятки — мелькали и снова исчезали, уступая место острым спазмам.

Он уже едва различал окружающие предметы. Внутри, снаружи, вокруг него была лишь боль — грозная, гнетущая.

В отчаянии Гарри сжал кулаки и выдохнул последнее, что удерживало его сознание:

— Где ты?..

Собственный голос показался ему чужим. Где-то рядом завыла собака.

Гарри наклонился вперёд, чтобы отдышаться, но силы покинули его. Как тряпичная кукла, отброшенная кукловодом, он обмяк и отключился.

Завалившись на бок, он упал с кровати и ударился лбом о шероховатый пол. Боль снова исправно выстрелила в виски, как в полюбившуюся мишень, и заставила его очнуться. Кровь с рассечённой губы брызнула на доски.

Гарри принюхался: по комнате расползался сладковатый запах горелого. Он ощутил его так отчетливо, будто костёр тлел всего в нескольких дюймах от его носа.

Пусть гадкая соседка попробует хоть что-то учинить — живой ей отсюда не уйти! Он найдет её и сделает так, что она проглотит вместе с фальшивой шевелюрой все свои угрозы и насмешки. Вот только б добраться до ружья.

— Зар-р-раза! — зажав в ладони валявшийся подле парик, Гарри подтянулся на локтях к выходу.

И тут кто-то подхватил и поднял его с такой быстротой и ловкостью, словно речь шла не о парализованном спецназовце, а о годовалом ребёнке, намеревающемся отползти от бдительного родителя в неположенном направлении.

— Как жаль, мистер Максвелл. А ведь я надеялась всё уладить по-хорошему, — раздался резкий женский голос, в котором сквозила ярость.

В глотку Гарри вонзился едкий дым, окутывавший обидчицу подобно шлейфу духов.

Собака не унималась, металась, скреблась и скулила. И Гарри мерещилось, что скребётся и скулит она у него под кожей.

Ах, если бы он был в состоянии дать мерзавцам отпор!

— Чего вы хотите? — то ли прокричал, то ли подумал Гарри, пока цепкие руки-клещи сжимали его так рьяно, что были готовы выдавить все внутренности. Ему никак не удавалось увидеть бандитку, но он ощущал её каждой клеточкой тела. — Забирайте! Забирайте всё!

— Рассчитываете откупиться рухлядью? — на этот раз её слова прозвучали так близко, что Гарри вздрогнул. — О, нет, мистер Максвелл, не выйдет.

И вдруг стены у него перед глазами пришли в движение, послышались тяжелые шаги босых ног — она тащила его к окну!

Память Гарри тут же воскресила всё то, что он так силился забыть: как в далёкий злополучный день в проёме этого окна исказилось лицо матери, как по ветру взлетели её золотистые локоны, и взметнулась хрупкая рука. А он, напуганный до смерти, не осмеливался пошевелиться.

Воспоминание вспыхнуло в мозгу Гарри сигнальной ракетой. Очумев от оглушающего собачьего воя, он начал трепыхаться, чтобы вырваться. Силы в ненавистной барышне было человек на пять — Гарри не мог расцепить тугой обруч её объятий. Он снова и снова заносил руку, чтобы поймать её, но ловил лишь пустоту.

И вот очередной манёвр удался, и Гарри впился пальцами в кожу обидчицы.

— Прочь из моего дома! — завопил он. — Вон!

Однако порадоваться победе солдату не пришлось: в то же мгновение дамочка с визгом выпустила в него свои когти. Собака, учуявшая азарт драки, зашлась хриплым лаем.

Едва превозмогая боль, Гарри поднял голову и оторопел: в большом овальном зеркале комода он увидел себя. Его бледное, вымученное лицо походило на лицо дикаря: искривлённый рот был измазан кровью, воспалённые глаза слезились, светлые волосы топорщились в разные стороны. Застёгнутая на одну пуговицу рубаха оголяла часто вздымающуюся грудь. В жилистой левой руке подрагивал парик, а правая намертво вцепилась в собственное левое предплечье.

Обомлев, Гарри пошатнулся. Почему, испытывая чьё-то беспощадное давление, в зеркальном отражении позади себя он видит только пробитую Чезом дверь? Кто удерживает его от падения? Где заперта та собака, чей лай сводит его с ума?

Вопросам не было конца, дышать становилось нечем. И тут пальцы Гарри отпустили его ноющую руку, схватили хозяина за шею и потянули вниз.

Женский голос при этом язвительно прошипел:

— Копаетесь в чужих вещах, мистер Максвелл?

Издав протяжный стон, Гарри скорчился. Голые ступни его ног уверенно касались пола. Под одну из них угодили исписанные листы бумаги. Тот, что с плотным забором острых букв, и тот, на котором дроблёные стежки из символов напоминают следы суетливого зверька на снегу.

Зверька? Нет, зверя.

«Спастись любой ценой», — нашёптывало Гарри чутьё.

Он выпрямился и принялся молотить руками воздух, чтобы удержать равновесие и не растянуться плашмя, когда незримая захватчица расцепит-таки свои объятия. Ведь и она изнывает от боли, что причиняет ему. Та же мука выворачивает её, рвёт на части — теперь он чувствовал это с особой остротой.

Гарри заметил, что хватка обидчицы, толкающей его к проёму, ослабла — да и у него сил поубавилось. Но дамочка не думала капитулировать и одним махом притянула его к окну.

Взору Гарри открылся родной двор. Со времён детства он изменился мало — разве что разрослась проплешина на газоне, который нынче рассекала удобная дорожка от дома до мастерской.

Догадавшись о коварном умысле соседки, Гарри зажмурился и упёрся в раму:

— Вы… ты не посмеешь!

И вот руки его окончательно затекли и согнулись под напором врага.

Разгорячённая щека Гарри встретилась со стеклом, оставив на нём липкий багряный отпечаток. Кожу обжог холод, а сердце — близость чего-то страшного, непоправимого.

Скулёж, голоса и учащённое дыхание соперников слились в невыносимую какофонию.