Лучше иметь сотни врагов
за стенами своего дома,
чем одного-единственного внутри него.
Арабская пословица
1.
Было время, когда Гарри Максвелл не знал страха и умел терпеть боль. Но сейчас у матёрого солдата, выжившего там, где это казалось невозможным, дрожали руки.
Лист бумаги в его огромной ладони трепетал.
«Доброе утро, мистер Максвелл. Я ваша новая соседка сверху, Бекка Филлз. Рада познакомиться! — гласило послание. — Не хотела тревожить вас спозаранку, а потому решила написать. В ближайшие дни я буду занята переездом. Вещей у меня немного — лишь то, что чудом уцелело после пожара у прежнего домовладельца. И всё же заранее прошу извинить за возможные неудобства. У вас чудесная мансарда, тут очень мило!».
Сначала Гарри даже не понял, что его, закалённого спецназовца, возмутило больше: то ли содержание записки, то ли почерк, которым она была выведена. Заглавная «д», похожая на клинок топора, едва не пропорола бумажную гладь и зависла над тощей «о», угрожая расколоть бедняжку пополам!
Нахмурившись, Гарри смял письмо и швырнул его в мусорную корзину.
«Соседка сверху», «переезд»? Да лучше пусть пронесётся торнадо! Но как? Когда она успела тут объявиться?
Голова у него заныла, вызывая тошноту, а обшитые деревом стены и низкая мебель под орех поплыли перед глазами.
Стоило капле адреналина выплеснуться в кровь, как последствие давней контузии тут же напомнило о себе. Прежде солдат и представить не мог, что изящным словом «мигрень», не сходящим с уст киношных домохозяек, называют пытку, при которой чьи-то невидимые руки норовят вскрыть ему череп.
Гарри потёр виски и извлёк из кармана поношенного кардигана спасительное средство. По привычке встряхнув флакон релпакса, он заслышал густое шуршание таблеток и с облегчением вздохнул. Пара оранжевых драже отправилась под язык — заглушая боль, давая возможность думать.
Нет, не для того Гарри перебрался в иллинойскую глушь, в забытый богом родительский дом на окраине Палмера, чтобы окружить себя соседями.
Ему, в прошлом снайперу спецназа, было достаточно тех передряг, что когда-то довелось пережить на поле боя. Попав на плёнку памяти, они и поныне прокручивались в его мозгу, словно кадры из мучительного и давно опостылевшего кинофильма. Не хватало, чтобы кто-то посягнул на площадь у него над головой и начал двигать там мебель!
Гарри поморщился от горечи лекарства и подкатил к окну своё инвалидное кресло.
Во дворе не было ни души, да и свежих следов от шин на съезде с дороги не наблюдалось.
«Похоже, братец Дейл не может успокоиться, — размышлял солдат, поглаживая подлокотники. — Идея с соседкой — его рук дело. Нечего сказать, отличный способ поквитаться за обиду да ещё и заработать».
2.
В жаркий августовский день семьдесят девятого, когда по вине отца не стало мамы, восьмилетний Гарри твёрдо решил, что посвятит себя армии и борьбе со злом. Шаг за шагом он продвигался к заветной цели — учился, работал и тренировался на износ.
Усилия амбициозного молодого человека не прошли даром. Окончив школу рейнджеров в Форт-Беннинге, штат Джорджия, он вступил в знаменитый 75-й полк. Несколькими годами позже, в звании сержанта «зелёных беретов», Гарри был зачислен оперативником в ближневосточный штурмовой батальон «Дельты» с дислокацией в Форт-Кэмпбелле, Кентукки.
В элитном подразделении для лучших из лучших он прослужил до того дня, когда вражеская пуля настигла его в пакистанской пустыне и вынудила распрощаться с мечтой о блестящей военной карьере. А потом...
Потом для него началась другая, не менее изнурительная борьба: несколько операций на позвоночнике, казавшаяся бесконечной реабилитация.
Приговор врачей был неутешительным: ходить Гарри не сможет.
Всегда открытый и дружелюбный, он стал замкнутым и отчуждённым.
Ясноглазая Трейси Корнелл, клявшаяся ему в вечной любви, в одно прекрасное утро собрала чемодан и исчезла за порогом их благоустроенного коттеджа близь военной базы, нацарапав на мокром от слёз листке: «Совсем не узнаю тебя. Прости, я так не могу...». Вскоре после этого она подала на развод — их семейный союз не продержался и двух лет.
Простить Гарри смог не сразу, но смирился с тем, что его жизнь уже не будет прежней.
Он ретировался в Палмер и обустроил часть родительского дома под нужды инвалида-колясочника, чтобы в меру сил защищать то немногое, что у него осталось — добрые и светлые воспоминания о матери, обитавшие в поблёкших стенах.
Если Гарри ещё ребенком понял, какую профессию выберет, то его брат лишь годы спустя обрёл своё место под солнцем.
На момент трагедии Дейлу было всего четыре, но она во многом предопределила его путь. Перебиваясь сезонными подработками в больших хозяйствах, младший Максвелл долгое время кочевал из одного штата в другой в поисках лучшей доли.
После смерти отца он за гроши продал перешедшую ему по наследству землю — «проклятую и окроплённую кровью», как он любил повторять, чуть не плача, — осел в Индиане вместе со своей сожительницей Кейт и потратил все имевшиеся сбережения на покупку участка под животноводческую ферму.
Дополнительная банковская ссуда позволила ему обзавестись парой-тройкой добротных коровников и почувствовать себя человеком.
Нежелание Гарри избавиться от фамильного гнезда и его решение обосноваться там после выписки из госпиталя Дейл воспринял в штыки.
Презрение к отцу, а затем и к опекунам, столь же никчёмным, как и угодивший за решётку родитель, наложили отпечаток на обоих братьев. Но если одного суровые обстоятельства побудили действовать наперекор собственным страхам, то в другом они посеяли малодушие и слепой, неуправляемый гнев.
Когда Гарри вернулся в Палмер, старый дом получил второй шанс. Для Дейла же шанс раз и навсегда оставить прошлое в прошлом приравнялся к нулю. И без того непростые отношения между братьями накалились.
В родной посёлок Дейл не наведывался. Мотаясь в Айову по важным фермерским делам, он частенько бывал на «Земле Линкольна»1, но от родительского очага упорно держался в стороне.
Две недели назад Гарри случайно пересёкся с ним в придорожном баре в Спрингфилде, где дожидался возвращения своего помощника, отправившегося с поручением в центр.
Дождь в то утро лил как из ведра. Оказавшись в сорока милях от дома, солдат приуныл.
Он не отрывал взгляда от потоков воды, что обрушивались на дорогу, когда в дверном проёме выросла огромная фигура Дейла.
Увидеть Гарри в иллинойской столице тот никак не ожидал, и, возможно, если бы не ливень, предпочёл бы развернуться и уйти. Но деваться было некуда, и промокший до нитки Дейл снизошёл до того, чтобы присесть с братом за один столик.
Скупой диалог между фермером и спецназовцем после пары пинт пива в угрюмом душном пабе вылился в жаркую дискуссию.
— Избегаешь меня? — поинтересовался Гарри. — Или, может, это Кейт тебя надоумила играть в молчанку? Она не очень-то меня жалует. Скажи ей, чтоб не беспокоилась. Ружьё я надёжно схоронил.
— Да причём здесь Кейт? Ноги моей в том доме не будет, сам знаешь. Поганое место!
— Эй-эй, — осадил его солдат. — Это и твой дом.
— Продать к чертям эту руину или сровнять с землёй! — завопил великан Дейл, выпучив на брата раскрасневшиеся от хмеля глаза. — Как ты можешь там жить? Тьфу! — он фыркнул, утёр нос грязным рукавом и надвинул на лоб мокрую замусоленную кепку с логотипом «Чикаго Буллз».
На четыре года моложе Гарри, Дейл выглядел куда более потрёпанным. Такие атрибуты отнюдь не счастливой жизни, как одутловатое бледное лицо, седые виски и пивное брюшко, и в лучшие дни набавляли младшему Максвеллу лет десять, а когда тот свирепел, и вовсе делали его похожим на старика.
— Это всё, что у меня есть, — заключил Гарри, хмуро уставившись на родственника.
По словам их немногочисленных общих знакомых, дела на ферме шли неважно. Особо осведомлённые болтали, что Дейл начал пить. Да и Кейт попрекала его долгами при каждом удобном случае. Гарри не удивился бы, узнав, что брат не против поменяться с ним местами и строгать фанеру, сидя в инвалидном кресле.
— «Всё, что есть»? О, не начинай, прошу! — простонал Дейл. — Пенсия у тебя завидная, работа в мастерской тоже приносит кое-какие плоды. Выпиливание фигурок из дерева — не так чтоб великий бизнес, но всё же. Машину ты продал. С тех пор, как проклятый изверг помер, половина дома находится в твоём распоряжении. Долго он протянул, однако — ни стакан, ни тюрьма его не сломили… Чёрт бы побрал адвокатов, скостивших ему срок за непреднамеренное! — он сплюнул. — Давай избавимся от этой лачуги. На вырученные средства сможешь купить себе угол не хуже — и подальше отсюда. Да и мне лишние деньги не помешают.
— Деньги, конечно. Смотрю, ты уже всё просчитал, — солдат пробуравил брата глазами. — Дом — это всё, что осталось от матери.
— Ты не в своём уме, Гарри Максвелл. Пуля тебе не спину покалечила, а голову, — Дейл поднялся и постучал указательным пальцем себе по виску. — Или у вас, неудачников-дельтовцев, отсутствие интеллекта — профессиональный дефект? — склонившись над собеседником, он зло усмехнулся. — Хижина, к которой ты прикипел, пропитана горем и смертью. Да от тебя самого разит ими с тех пор, как ты поселился там на манер затворника. Тебе предлагали непыльную работёнку при штабе, и что? Ты побрезговал, выпал из обоймы и окончательно спятил. Рубанок-то, поди, не винтовка.
— Трус! — Гарри изловчился и пихнул брата в грудь. Тот еле устоял. Кепка Дейла слетела на пол. — Да как ты смеешь?! Ты предал память матери и сбежал, а теперь хочешь денег? Знай, ты не получишь ни цента! Катись на свою паршивую ферму — скотина небось заждалась.
Эти упрёки здоровяку Дейлу не понравились — и не понравились настолько, что он, позабыв о физическом изъяне кровного родственника, схватил того за воротник и со всей силы приложил лбом о замызганный стол. Пустые бутылки лихорадочно зазвенели.