- Бах, продолжайте! Если что-то беспокоит вас, лучше выложить все начистоту!
- Хорошо. Среди бумаг оказалось личное письмо. Я не передал его вам, хотя должен был, сэр. Сам не знаю почему, но было в нем нечто, что пробудило во мне подозрения…
- Какие же? – спросил Гриффитс тихо, но настойчиво.
- Я нашел в нем прядь волос, сэр, каштановых волос, и… - Натаниэль почувствовал себя идиотом, и все это как-то сразу показалось ему пустяком, не стоящим внимания. – Проклятье, сэр! Мне пришла в голову мысль, что человек с люггера, которого мы считаем своего рода французским агентом, связан каким-то образом с той женщиной с каштановыми волосами, что мы подобрали у Бобиньи.
- Что Ортанс Монтолон как-то связана с Сантона?
Дринкуотер кивнул.
- А что с письмом?
Юноша смущенно закашлялся.
- Письмо у меня, сэр. Я взял его домой, Элизабет перевела написанное. Ей это все очень не нравилось, но я настоял.
- И что оно сообщило вам, это письмо?
- Только что его автор и Сантона являются любовниками, - Гриффитс вопросительно вскинул бровь и Дринкуотер сглотнул. – И что написано оно было с целью сообщить получателю о устранении в Лондоне некоего мешающего им обоим препятствия. Автора, похоже, сильно заботило, чтобы все следующие из этого обстоятельства выводы были сообщены в письме, и что оные, в некотором роде, серьезно меняют дело…
- Кто автор письма?
Дринкуотер потер шрам.
- Только одна буква, сэр: «О», - запнувшись, ответил он.
- И вы сказали, что они являются любовниками?
Натаниэль нахмурился.
- Да, сэр. Дата на письме совсем свежая, но адреса нет.
- Значит, если вы правы, и письмо от женщины, которая живет сейчас в Англии, то значит, она до последнего состояла в переписке с Сантона?
- Письмо подразумевает близкие отношения, сэр.
Гриффитс с трудом сдержал улыбку. Зная Элизабет, он представил себе картину, как та излагает содержание письма в подобных терминах.
- Ясно, - протянул капитан. – А откуда такая уверенность, что эта мисс «О» и есть та самая молодая дама, которую мы забрали у Бобиньи, и что имеется в виду под «мешающим им обоим препятствием»?
Этого вопроса Дринкуотер и боялся, но отступать было уже некуда, да и интерес Гриффитса подбодрил его.
- Уверенности нет, сэр. Это скорее ощущение, зародившееся во мне уже давно… Я хочу сказать, что хотя французский мой весьма плох, сэр, и ограничивается несколькими общими фразами, но какое-то чутье подсказало мне, что той ночью она не хотела уплывать с нами… Что ее вынудили. Помню, как она стола в шлюпке, когда мы отвалили от берега и французы открыли огонь. Девушка кричала что-то вроде: «Не стреляйте, я ваш друг, друг!». - Натаниэль старался освежить в памяти воспоминания о той ночи. - Трудно сказать еще что-либо, сэр, мы все так устали тогда.
Он замолчал, готовясь увидеть на лице Гриффитса выражение презрительного разочарования. Пожилой человек был, казалось, погружен в свои мысли.
- Что до «препятствия», сэр, - продолжил Дринкуотер, - Могу лишь предположить, что речь шла о де Токвилле… - Он прочистил горло и закончил уже окрепшим голосом. – Говоря по правде, сэр, все это весьма смутно, и я должен попросить у вас прощения за то письмо.
Ладони Натаниэля сделались влажными, но ему стало легче, когда он покончил с признанием.
Гриффитс махнул рукой.
- Бах, не стоит извиняться. В том, что вы говорите, возможно, кое-что есть. Когда мы упомянули про Монтолонов и Бобиньи в беседе с майором Брауном, с ним что-то произошло. Затрудняюсь сказать, что именно, но мне кажется, капитан Сантона не только отважный офицер, но и человек, имеющий определенное влияние на французских политиков. – Он помолчал. – Меня всегда занимала мысль: почему наша перестрелка у Бобиньи не вызвала никаких последствий? Можно сказать, историю замяли. – Гриффитс вскинул бровь. – Но пару недель спустя, в случае с «Чайлдерсом» Барлоу, французы оказались совсем не так терпимы…
- Меня это тоже удивляло, сэр.
- Значит, мы с вами придерживаемся одного мнения, мистер Дринкуотер, - улыбнулся Гриффитс, закрывая тему.
Дринкуотер успокоился, и ему вспомнились слова Дангарта при их давней встрече. Теперь он начал понимать, почему лорд назвал Гриффитса примечательным человеком. Молодой человек признался себе, что кроме этого валлийца вряд ли излил бы душу кому-нибудь. Пожилой лейтенант молча сидел некоторое время, разглядывая винные пятна на скатерти. Потом поднял взгляд.
- Передайте то письмо мне, мистер Дринкуотер. Я сообщу о нем его светлости. Возможно, будет проведено расследование.
Чувствуя облегчение, Дринкуотер и, сходив в свою каюту, вернулся с письмом к Гриффитсу.
- Спасибо, - поблагодарил его капитан, с любопытством разглядывая прядь каштановых волос. – Что ж, мистер Дринкуотер, из вашей доли призовых денег вам, следует, полагаю, прикупить новый китель: рукав по штирборту у вас вполне пригоден для морской службы, но на выход не годится.
Гриффитс указывал на заплату, наложенную Натаниэлем. Элизабет уже пеняла ему на это.
- Обратитесь к Моргану, это напротив «Фонтана», дом 85. Там же можете присмотреть там еще что-нибудь, например, новую доллондовскую трубу взамен той бесценной игрушки, которую вы обронили близ Уэссана.
Оба рассмеялись, и Гриффитс крикнул стюарда Меррика, чтобы тот убрал со стола.
Предсказанные Гриффитсом хитроумные стратегмы сэра Сиднея произвели настоящий перелом в судьбе «Кестрела», хотя не в том ключе, которого ожидал старый валлиец. Смит пришел к выводу, что люггер французской постройки, будучи включен в состав эскадры, окажется весьма полезен, если понадобится ввести противника в заблуждение, нанести удар по местной торговле или добыть ценные сведения. Командиром люггера станет его доверенный человек в лице лейтенанта Ричарда Уайта, а вот «Кестрел», со своей безошибочно английской оснасткой, окажется совершенно не у дел.
Огюст Барайе, работающий теперь на Королевских верфях, прибыл присмотреть за ходом работ на люггере, и был весьма любезен с Дринкуотером, наблюдающим за починкой со стоящего поблизости куттера. Натаниэль изо всех сил скрывал свое разочарование, встретив Уайта, приехавшего из Фалмута с командой добровольцев с фрегатов Уоррена. К чести Уайта, тот старался не демонстрировать своего превосходства над старым другом. С ним приехали письма от Эпплби и то настроение деловитой уверенности в себе, которое может сформироваться только на фрегате, крейсирующем под руководством деятельного капитана. И все же Дринкуотер был рад, когда люггер исчез из виду за фортом Блокгауз.
В силу того, что Уоррен получил новое посыльное судно, «Кестрелу» пришлось простоять в Гасларе весь холодный, пасмурный январь. Пришли вести о войне с Голландией, но февраль и даже ветреный март миновали, так и не принеся изменений. Начались работы по заделке повреждений, полученных в последней битве, но велись они кое-как, спустя рукава. От огорчения Гриффитс слег и отправился в морской госпиталь. Джессуп начал прикладываться к бутылке, Дринкуотер же, чувствовавший себя ненужным и потерянным, смотрел на частые отлучки боцмана сквозь пальцы.
Такое безволие объяснялось отчасти моральным истощением после боя у Иль-Вирже, слившимся воедино с сознанием того, что его подозрение о связи между загадочным Сантона и Ортанс Монтолон остается без последствий, и он ничего не в силах поделать. Делясь своими догадками с Гриффитсом, Натаниэль склонен был думать, что старый моряк с помощью какой-нибудь непостижимой алхимической формулы проникнет в суть вещей. Идея оказалась нелепой, и вот, когда Гриффитс заболел, а командование полностью утратило интерес к куттеру, Дринкуотер все больше погружался в ощущение своей беспомощности, а факт, что он оказался на задворках войны без малейшей надежды на перемены, тоже не способствовал росту энтузиазма.
Долю ответственности несла и Элизабет. Распоряжение рядом с домом соблазняло Дринкуотера отлучаться при первой возможности. Пока Гриффитс был на берегу, присутствия Натаниэля на куттере два или три дня в неделю было вполне достаточно. А соблазн снова погрузиться в уютную домашнюю жизнь был почти непреодолимым. В расплату за расслабленность шестеро матросов из команды «Кестрела» дезертировали. Дринкуотер ждал приказов, разрываясь между долгом службы и Элизабет.