В этой заповеди Евангелие раскрывает принцип подхода к жизни в своем верхнем пределе. Но если этот предел опустить до нашей жизненной ситуации, то получится нечто приемлемое и для нашего ума: уступить в споре, первому остановиться, жертвовать своим самолюбием ради своего же блага.

Необходимо заметить, что не всем нужно подставлять щеку и не во всех ситуациях. Здесь речь идет о «ближних», ибо в жизни каждого человека возникают обстоятельства, которые все разрушают. При этом страдают все участники происходящего, никто не остается цел. Это — тяжелые ситуации, например, разрушение семьи из-за каких-то правильно или неправильно понятых принципов. Гибнет целостность семьи из-за нежелания смириться и потерпеть. А «Бог хочет всем спастися и в разум истины прийти», т. е. нужно с кого-то начать, чтобы, уступив в ничтожном (а самолюбие — самое ничтожное, что есть в человеке), спасти очень важное. Благополучная жизнь сохраняется через такую исключительную жертву, и тогда ничего не гибнет, никто не страдает, кроме самолюбия. Оно, главным образом, и рассуждает о невозможности, неприемлемости Евангельских предписаний. На его разрушение и направлены заповеди Божии, ибо самолюбие есть оплот мысли, искаженно воспринимающей жизнь.

Любой человек, глядя на подобные ситуации со стороны, как и Бог, повелел бы кому-нибудь уступить — тому, кто умнее (заповеди рассчитаны на разумных). Но, находясь в подобной обстановке, он все видит, однако, многого не понимает, так как то, что происходит, больше его самого, он не видит возможного будущего, потому не может правильно, мудро сориентироваться. Этот пробел и восполняет Бог. Человеку понадобилось бы очень много времени, прежде чем он пришел бы к тому, что Бог открывает ему сразу.

Таким образом, исполнение заповедей — это самый краткий путь к единственно правильному и единственно возможному в жизни. Этот путь предложен в такой трудной форме — в идеале, ибо Бог знает, что человек, тварь разумная, сам потом захочет изящного и исчерпывающего решения. Только уразумение, как и все значимое в жизни, не приходит сразу, а носит строго постепенный характер. Здесь характер уразумения скорее сердечный, а потому только исполнение малого готовит к пониманию и исполнению большого, ведет к исчерпывающе умному, что и будет для нас хлебом жизни. В данном случае малые уступки будут звать ко все большим, пока не подведут к такому состоянию, когда самолюбие исчезнет вовсе, что и требовалось, ибо все разрушительные жизненные ситуации есть порождение самолюбия.

Важно то, что частичное искоренение самолюбия в принципе не исправляет положения, а только ослабляет напряжение человеческих отношений. Потому «нижний предел» мог бы сойти лишь за вежливость. А жизнь в любви — это не только не мешать друг другу, но прощать, поддерживать, жертвовать. Но человек не готов идти дальше, потому что не понимает, что без жертвенной любви жизнь, как не посоленная пища. И ведь чем выше он поднимается, тем дальше виден горизонт. Человек же сидит в яме и сердится, что ему говорят о каком-то горизонте, когда перед ним — клочок неба.

Но пройдет время, и он будет благословлять Бога, Который во времени краткого нашего бытия раздвинул, расширил границы жизни так, что она одним крылом коснулась вечности. Об этом — все заповеди. Только ими, только веруя Богу, мы избегаем смерти, которой очень боимся, но для которой много трудимся.

Наш главный интерес — в созидании, а мы этого не чувствуем, мы для этого ничего не делаем. Страсти же нас разрушают, а мы только на них и работаем. Казалось бы очень странное с нами происходит, чему, однако, есть свое объяснение. Страсти — это нам «по силам», это жизнь под горку. А заповеди — это дорога к жизни, трудная дорога в гору, дорога к Вечности. Они — Царствие Небесное, пришедшее в силе. Это больше нас, мы этого не понимаем, хотя оно нам нужнее всего.

Суть и смысл жизни — это до точки сжатое время. Бесчисленного количества лет не хватит нам для познания сути жизни, если мы не примем Бога. Он же, отстраняя суету времени, исполнением этой трудной заповеди дарует нам вечность здесь и сейчас.

Человек — вечная сущность, и он только тогда живет полноценной жизнью, когда живет по законам вечности, т. е. по законам любви и жертвенности. Ими он побеждает в себе все временное, греховное, случайное. «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода»(Ин. 12, 24) — загадочные слова о вечной жизни, для уразумения которых нужно «подставить другую щеку».

Столкновение временного и вечного — это столкновение свободы и необходимости. Все в своей жизни нужно принести в жертву, чтобы познать, ощутить вечность. Это и есть то чудо, когда из черной земли вырастает дивный белый цветок.

ТО, ЧТО НУЖНО ПОНИМАТЬ

Любите врагов своих; давай взаймы и не жди, когда отдадут; у кого две одежды — дай неимущему… и многое другое. Своей высотой эти слова из Евангелия сильно смущают. Кажется, зачем их говорить, если они неисполнимы? Но ведь сказаны Богом!

Да, очень многое и многими было принесено в жертву, чтобы постичь в жизни хотя бы малую часть из того, что сказано Богом человеку. Рискуя жизнью или отказываясь от ее радостей, святые, преподобные, мученики постигали законы жизни.

Есть долгий путь разумного анализа жизни, который непременно приведет к вере. Только любви и жертвенности на этом пути не будет, вера останется холодной, рассудочной, неживой (и бесы веруют, но по необходимости). Потому Господь хочет, заслуженно хочет — ибо Крест Его пред нашими глазами, — чтобы мы просто, как дети, поверили каждому Его Слову и познали любовь, спасающую нашу жизнь.

В недомыслимой любви Бога к человеку понятие о спасении суживается для каждого из нас настолько, насколько мы можем это вместить. Апостол Павел, рассуждая о разных степенях веры, говорил, что есть младенцы в вере, они питаются молоком. «Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла»(Евр. 5, 14). Каждый вмещает в себя Божественную благодать по мере своей веры, и потому каждому верующему есть свое место в вечности, своя надежда спасения, свой путь возрастания. Для самых немощных: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды… не потеряет награды своей»(Мф. 11, 42).

Но живая вера имеет непреложное свойство — расти. И, конечно же, никто из нас не удовлетворится тем, что подаст стакан воды, — непременно сделаем больше. В то же время никто из нас не достигнет высот, о которых говорится: «Будьте святы, потому что Я свят»(1 Пет. 1, 16) это для особого рода людей. Все заповеди Бога есть дорога в вечность, а мы живем во времени, и потому, насколько можем возрасти, настолько они нам и помогают. А любовь Бога к человеку бесконечна во всех направлениях — Бог любит святых в их подвигах и жалеет грешников в их грехах.

Всякий человек как бы желанием святости понуждаем снизу, а осознанием немощи ограничен сверху, потому он должен делать только то, что ему сегодня под силу. Бог не взыщет с нас, что мы не могли сделать по немощи, но мы будем отвечать за то, что могли и не сделали. «Не можем» у нас часто вытекает из «не хотим», этим только оно богопротивно. Притча о Страшном суде ничего не предлагает из того высокого, что нас смущает, но влечет по земле: «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня, был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня, был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне…»(Мф. 25, 35–36).

Бог ничего не мог нам дать сверх сил, и ошибиться Он не мог. Это мы не знаем своего естества и всегда думаем жить своим окаменевшим самолюбием, в основе которого лежит свое представление обо всем, конечно же, неправильное и тоже окаменевшее: «хочу здесь и сейчас». Так называемое «свое разумение» занимает в человеке очень большое место, чужое место, место настоящего разумения жизни, которое в него не вмещается из-за разросшегося самолюбия: «Ищете убить Меня, потому что слово Мое не вмещается в вас»(Ин. 8, 37). Христа распяли потому, что Он принес на землю возвышенное учение о любви и милосердии, которое не совмещалось с привычной жизнью людей, основанной на самоуверенности и эгоизме. Но ограниченное, окаменевшее, упорное и злое самолюбие интуитивно чувствует свою глупость и бессилие вместить истинную умность.