И все увидели, как он шагает к зеркалу и, подбоченясь, рассматривает собственное отражение — то похлопывая себя по кругленькому животу, то с важностью поворачивая голову из стороны в сторону. Все действительно это увидели, потому что Шкафовник был закутан с ног до головы в черную кружевную шаль так плотно, как в пеленки пеленают младенцев.

И в это время за окошком раздался грохот. Все прислушались и только сейчас начали понимать, что это гремит гром, а в окно барабанит дождь. Где-то там шумели деревья, завывал ветер… И наконец блеснуло так близко, что небо в окне, не выдержав, стало раскалываться с диким треском.

От страха все попадали на пол, и только храбрый Летун набрался мужества взлететь вверх и на всякий пожарный случай дернуть шнурок с красным шариком на конце.

Комната погрузилась во мрак, который пронизывали голубоватые вспышки молний, и до самого конца грозы никто не осмеливался подняться и посмотреть, что делалось за окном.

Гроза кончилась только утром, и невидимки начали просыпаться. Белый маленький медвежонок перевернулся на спину, так что стало видно лицо отчаянного сорванца с ресницами, как у девчонки. Он согнал муху со лба и снова повернулся на бок.

Солидный пожилой гном в резиновых сапогах с ботфортами, коротких походных штанишках и застегнутой на большие пуговицы вельветовой куртке похрапывал, лежа на спине. Потом он зевнул, что-то пробормотал во сне и, отчего-то закашлявшись, приподнял голову с посыпанного мукой ковра. Всклокоченные вихры тоже были точно в пудре, а рядом, в изголовье валялась черная кружевная шаль.

На полке под потолком чихнул Летун. Его гибкое кошачье тело хищно изогнулось. Сладко потягиваясь и зевая, он потер пальцами передних лапок сонные глазки и встрепенулся. Беличьи уши вмиг навострились, и растрепанный, похожий на мочалку хвост заюлил как у обрадовавшейся собаки… Он увидел своих приятелей на ковре, тоже протиравших глаза и с удивлением смотревших друг на друга.

— Ура! — закричал Летун. — Мы живые! Мы наконец-то сделалась настоящими.

Он глянул на свою лапу и на живот и полностью убедился сам в правоте своих слов.

— Что-то случилось, что-то произошло… — прогудел прозрачный воздушный шар, выдавившись из трехлитровой банки.

Вода выплеснулась на подоконник, шар плюхнулся в лужу, и брызги, разлетевшиеся вокруг, разбудили того, кто прятался в кусте герани.

— Вот опять… — пропищал тоненький голосок. — Ты опять промочил мне платье.

— Ну конечно же! — загудел Прозрачник. — Я всегда догадывался, кто ты на самом деле… Уж извини…

Листья зашевелились, и из-за куста герани появилась девочка в красном платье. Ее косы смешно торчали, а вместо бантиков алели два ярких цветка герани.

— Так это ты… — спросил Морозилка ту, кого звали Подгеранником, — так ты девчонка?

— А ты и в самом деле отрастил шубу, — удивилась девочка. — Раньше ты был другим…

— А каким? — спросил Морозилка.

— Мне кажется, я вот-вот вспомню во второй раз… Потому что утром я вдруг неожиданно вспомнила обо всем… но только на один миг.

— Очень странно, — заметил приосанившийся Шкафовник. — Нельзя вспомнить что-то на один миг. Это как-то не убеждает… Расскажи нам, как все это произошло.

— Я смотрела, как ласточка строит свое гнездо, и думала, как всегда, о прошлой жизни. И вдруг что-то вспыхнуло в моих глазах. Память моя тотчас же озарилась будто вспышкой молнии, и все, что было там раньше, вспомнилось в одно мгновение…

— Так-так, — сказал значительно хитрый гном и, заложив руки за спину, зашагал по ковру. — Эксперимент следует повторить, как всякий эксперимент… Я должен увидеть место, где все случилось.

Девочка развела руками грозди цветов, обняла самый высокий ствол герани и ловко забралась вверх. Она села там на боковой ветви, как на качелях, лицом к окну и посмотрела на ласточкино гнездо.

В этот миг все за окном, как нарочно, заискрилось и заиграло. Из-за облака вышло солнце, зажгло росу на деревьях и ярко осветило комнату.

Шкафовник, Морозилка и Летун как-то разом все вместе очутились на подоконнике.

— Смотрите! — сказал Прозрачник. — Это и есть солнце.

— Да нет, смотрите на ласточкино гнездо! — вскрикнула девочка и почему-то захлопала в ладоши. — Я вспомнила! Все-все-все. Посмотрите скорей туда…

Все глянули на соседнюю крышу, на новенькое гнездо, где хлопотала ласточка, еще что-то доделывая своим клювом… Все замерли и вдруг зажмурились… Глаза ослепил яркий лучик, и каждому вспомнилось то, о чем начала рассказывать Подгеранник.

— Вы помните, — сказала она, — что еще две недели назад мы жили у себя дома — в каминной комнате высокого замка, который принадлежал волшебнику из страны Тир.

Замок стоял на острове, затерянном среди множества зеленых лесных островов и скалистых извивающихся берегов морского фиорда.

Мы видели из окна холодное и чистое небо, синюю воду, искрящуюся на солнце, и высокий гористый берег, на котором росли стройные сосны. Сосны были зелеными круглый год, даже когда склоны гор на южном берегу и все далекие острова становились желтыми и багрянокрасными от осенней листвы.

Тоненькие, как спички, сосны на каменистых склонах всегда были перед глазами. Это был вечнозеленый лес Северного материка. Это был тот зеленый ковер, покрывавший далекие горы до самого горизонта, где садилось солнце. Значит, солнце в этом загадочном мире садилось на севере.

Это был необычный лес — для нас он навсегда оставался запретным, нам запрещалось летать туда на маленьком вертолете, потому что на Черной горе у выжженного плато была заколдованная пещера, и там находилось нечто, что для всякого обладающего фантазией разумного существа могло таить неожиданные опасности. Поэтому старый волшебник строго-настрого запретил нам ступать на берег, где росли сосны. Вокруг было множество других островов, где можно было увидеть столько интересного, что до конца жизни хватило бы вспоминать об этом, но нас как магнитом притягивал запретный берег.

Когда наш хозяин отлучался из замка, мы часто садились на подоконнике и смотрели на скалистые берега, на далекие вечнозеленые шапки гор, среди которых только одна была черная и совершенно голая, как обугленная головешка.

Нам нравилось строить всяческие догадки относительно той запретной пещеры, где находилось нечто чуждое, нечто опасное и потому втройне притягательное для всех нас.

Надо сказать, что, кроме нас пятерых, в замке нашего хозяина жила еще одна странная личность, которую мы все, как один, прозвали Кикиморой,

Кикимора была такая же, как и мы, — ее тоже создал волшебник, нарисовав, как и всех нас, в магической книге. Дело в том, что хозяин наш был художником. Он рисовал картины, которые висели на стенах замка. Кроме этого, наш хозяин создавал вещи. Им созданы были все предметы, которые нас окружали в замке, и сам замок до последнего кирпича. Все это было нарисовано им в магической книге Тир.

Эта волшебная книга была такой большой и тяжелой, что всегда лежала на столе, отдельно от остальных книг, которые стояли в шкафу. Когда возникала необходимость в какой-то вещи, волшебник открывал книгу Тир, брал карандаш и рисовал на чистом листе нужную вещь.

Потом нужно было вырвать лист с рисунком. Бумага тотчас начинала таять, как корочка льда на лужах, а нарисованное оживало, росло и делалось настоящим.

Нам с Морозилкой нравились сладкие апельсины, а Прозрачник очень любил, когда его протирали душистым соком. Поэтому каждый день волшебник открывал книгу и рисовал на чистом листе шесть оранжевых апельсинов.

Художник не просто создавал вещи, он умел оживлять их. Кикимору он создал при нас. Это был серый, ненастный день, это был один из тех редких дней, когда небо закрывали облака и вода до самого горизонта делалась темной и неспокойной.