МАШКА. Здравствуй.

ВАЛЕРКА (Замер, затем, не поднимая головы, делает на заборе легкие мазки, медленно поднимает голову). Из-под земли вынырнула?

МАШКА. Ага. Красишь?

ВАЛЕРКА. Творю. На изнанке вашего забора создаю абстрактный шедевр.

МАШКА (кивая на мольберт). Это тоже ты рисовал?

ВАЛЕРКА. Шутка гения. Эскиз. (Подходит к мольберту.)

МАШКА. А это у тебя что?

ВАЛЕРКА. Не «что», а «кто». Мальчик.

МАШКА. У тебя что – талант?

ВАЛЕРКА. А черт его знает. У одного чудака спросили: вы на скрипке играете? А он говорит: не знаю, не пробовал. Так и я. Это мне вера свой мольберт оставила. Краски вот, холсты. Она час назад неожиданно уехала, ну и подарила, чтобы не забывал.

МАШКА (продолжая рассматривать «картину»). А это его дед?

ВАЛЕРКА. Почему дед?

МАШКА. С бородой.

ВАЛЕРКА (задумчиво). Пожалуй… Только вообще-то оно дерево, а не дед. Осенний пейзаж. (Рисует.) Между прочим, в странах капитала художники на тротуарах рисуют.

МАШКА. Это мы проходили.

ВАЛЕРКА. А если проходили, то деньги мне бросай.

МАШКА (значительно). Ты уже и за это берешь?

ВАЛЕРКА (с тем же легкомыслием). А как же – на пропитание и ночлег. (Заметив, что Машка полезла в карман.) Да ты что? Я ведь пошутил.

МАШКА (без улыбки). И я. (Выворачивает пустые карманы). Вот.

ВАЛЕРКА. Слушай, что это ты моду взяла – рассматривать меня?

МАШКА (не сразу). Твори. Я не к тебе, к Николаю. Голиаф Петрович велел его найти. Дома он?

ВАЛЕРКА. На пляже.

МАШКА. На пляж я его искать не пойду. Так своему Голиафу и передай.

ВАЛЕРКА. Машка, попробовал – не могу.

МАШКА. Чего не можешь?

ВАЛЕРКА. Ничего не могу. Бездарен. С чем поздравляю и человечество и себя.

МАШКА (подходит к мольберту). Я слыхала, в Америке даже шимпанзе заставляют рисовать.

ВАЛЕРКА. Чего несешь-то, Балагуева? Человек в отчаянии, не добивай.

МАШКА. Учиться надо. (Поднимает кисть выбирает на палитре краску. Касается кистью холста.) Я когда первый раз маслом попробовала писать, наш учитель рисования за голову схватился. По рисунку я у него первой ученицей была. А тут – будто кошка водила хвостом. И ведь, кажется, знаю, какую куда краску хочу положить, а не получается. Не слушается рука.

ВАЛЕРКА. Машка, не подавляй. Поешь в самодеятельности – пой. В Ван-Гоги не лезь.

МАШКА. Я и не лезу. Теперь у меня картины дальше районных выставок не берут.

ВАЛЕРКА. «Теперь»! А раньше куда брали? В Париж?

МАШКА. Ага! И в Дели еще. Мне там, на выставке детского рисунка, премию присудили.

ВАЛЕРКА (все это явно производит на него впечатление, которое он тщетно пытается скрыть под маской шутовства). Машка, может, ты и перпетуум-мобиле в состоянии изобрести?

МАШКА. Это вечный двигатель, что ли? В физике и математике я едва на четверку тянусь. Видел, как я деньги считаю?

ВАЛЕРКА (стоя у Маши за спиной, присвистнул). Машка, преклоняюсь и дарю! Все забирай! Гений ты! Ван-Гог.

МАШКА. Так ведь учусь. Два раза в Дворец Культуры. Десять километров – если в оба конца.

ВАЛЕРКА. Очень просто, конечно. Главное – ноги иметь. (Помолчав.) В таланте главное, что он не от мира сего. Чокнутый он.

МАШКА. Какой?

ВАЛЕРКА. Вообще-то он не чокнутый, но нормальным людям кажется таким. Потому что на них не похож. А ты, Балагуева, нормальная, как табуретка эта. На четырех ножках. Как же это? И суетность в тебе есть и расчет. Ведь для таланта это погибель, смерть. Талант! – и гладиолусы.

МАШКА. Все выложил?

ВАЛЕРКА. Нет.

МАШКА. Тогда для другого раза прибереги. (Отдает ему кисть идет.)

ВАЛЕРКА (вслед). И правды, между прочим, только мелкие людишки боятся.

МАШКА (останавливается; вдруг). Негодяй ты все-таки, негодяй!

ВАЛЕРКА. Ого! Машка, ты что?

МАШКА. Слово я себе дала – не вмешиваться. Будто не знаю, будто не касается меня. И ведь чуть не поверила в бескорыстие твое. Ты бабку мою поминаешь на каждом шагу. У бабки моей зарплата какая? Она из себя святую не строит – правильно говоришь – одни рубли у нее на уме. А ты скажи, сколько мать зарабатывает у тебя?

ВАЛЕРКА (ничего не понимая). Что это на тебя нашло?

МАШКА. И пенсия у твоего отца побольше, чем зарплата у Таисьи моей.

ВАЛЕРКА. Не знаю. У нас разговоров о деньгах не ведут.

МАШКА. Чего же вести, если они есть. «Вера уехала неожиданно»! Будто и не знает, почему она в пять минут чемодан собрала.

ВАЛЕРКА. Что-то ты, Балагуева, невразумительно плетешь.

МАШКА. Невразумительное?! Прикидывайся, прикидывайся дурачком. Дядя твой этого ханжества лишен, он вчера вечером все выложил как на духу. Похвалялся перед бабкой моей. Дескать, сестра ему должна благодарность объявить, дескать, мужчина в доме объявился, племянника вразумил… Да у моей бабки воображения не хватило бы, чтобы за телефонные разговоры по червонцу брать. А ты с Голиафом своим допер!

ВАЛЕРКА. Какие червонцы?! Ты что несешь?!

МАШКА. Святая наивность!… Ах, значит, не ты возле телефона ящичек к стенке приколотил.

ВАЛЕРКА (недоумение его все возрастает). Отец приколотил. Для бумаг.

МАШКА. Был для бумаг. А теперь по телефону поговорил – червонец положи. В душе помылся – тридцатку гони.

ВАЛЕРКА (орет). Кто гони?! Кому гони?!

МАШКА. Семен Семенович гони. Вера – гони. А кому – знаешь лучше меня. Не мне – тебе дядя вчера денег с доходов отвалил.

ВАЛЕРКА (со смутным подозрением). Ты говоришь, Вера чемодан наспех собрала. Почему?

МАШКА. Артист! «Друзья у меня в доме живут»!… Да потому, что вы с дядей ей такую цену за комнату заломили. А откуда у студентки такие деньги?

ВАЛЕРКА (схватившись за голову). Машка! Стой!! (После паузы.) Это что же, дядя с Семен Семеновича, с Николая и с Веры деньги берет за жилье?

МАШКА (теперь в недоумении она). Неделю уже. И за прошлое велел отдать.

ВАЛЕРКА. Подлец! Гад!

МАШКА. Ты что, и вправду про это не знал?

ВАЛЕРКА. Да за кого ты меня, дура, принимаешь? (Мечется по сцене.) О-о! Это же надо – да такого дойти! А я-то голову ломал: Думал, почему они все избегают меня? Жулик!

МАШКА. Он не себе. Он деньги на твое имя положил.

ВАЛЕРКА. От того не легче. (Орет.) Да ведь Семен Семенович От пенсии до пенсии едва дотягивает, а за выступления денег не берет!… Ну ладно!… Ну хорошо!… (Посмотрев на часы.) На почту мне не успеть. Я в больницу еду к отцу, катер через полчаса.

МАШКА (испуганно). Ой, Валерка, я и не рада, что сказала тебе.

ВАЛЕРКА. А ты была бы рада, если бы я с тобой и Таисьей в одну шайку попал? (Убегает и почти тотчас возвращается с большим чемоданом, бросает его и убегает опять.)

МАШКА. Валерка, ты чего это задумал?

Валерка вносит ворох белья.

МАШКА. Рехнулся? Дядю-то из дома выгонять! Родного!

ВАЛЕРКА. Родного?! А из чего я должен понимать, что он мне родной? Родной – значит, близкий. По мыслям, по поступкам. Семен Семенович мне родной, Николай родной, Коперник, которого на костре сожгли, родной. А этот не родной мне – подлец!(Берет в руки мольберт, начинает что-то писать кистью на обратной стороне холста.)

МАШКА. Телефон.

ВАЛЕРКА. Тащи сюда.

МАШКА (приносит телефон). Из больницы тебя…

ВАЛЕРКА (продолжает писать. После паузы, когда до него доходит смысл сказанного, испуганно). Из больницы?!… (Берет трубку.) Да?… Да, доктор, это я… (Растерянно.) Когда?… Машину? Какую машину?… Не надо, я на такси… Сейчас… (Убирает телефон. После паузы – Маше, объясняя.) Отец… (Кивает на холст.) Передай…(Убегает.)