– Господи, Стивен, как ты меня осчастливил! – воскликнул Джек, разворачивая схему рядом с картой бухты и побережья Сен-Поля, – да-да, вижу. Перекрестный огонь, конечно. Сорокадвухфунтовки, наверняка. И с хорошей прислугой, несомненно. Ни «компанейцев», ни фрегат и думать нечего вытащить, пока не возьмем эти батареи. А только с нашими морскими пехотинцами и матросами это невозможно, но, думаю, три-четыре сотни солдат с Родригеса изменят наши шансы. Порт мы с ними не удержим, но хоть корабли заберем.

Джек снова посмотрел на карту и план.

– Да, крепкий орешек, но если удастся уговорить армейцев на Родригесе выступить немедленно, и если мы сможем провести высадку – мы его разгрызем. Сен-Поль на подветренной стороне, и прибой не будет очень сильным, если только ветер не зайдет с запада... Но я согласен с тобой насчет не терять времени.

Джек выбежал из каюты, и, через некоторое время, Стивен, крутивший в руках яйцо, услышал, как заскрипел «Рэйсонейбл», ложась курсом на Родригес, и прибавляя паруса. Мачты застонали, натянувшиеся снасти запели громче, шум воды вдоль бортов стал громче и ниже: оркестр воды, ветра и снастей вновь начал свою вездесущую песню, столь привычную уху моряка – и не прекращал ее ни днем не ночью, пока эскадра шла пять сотен миль с сильным постоянным юго-восточным ветром в борт.

Родригес: низкий купол острова открылся справа по носу на рассвете четверга, зеленоватый купол, абрис его топорщился пальмовыми деревьями, растущими в зеленой лагуне, окруженной внушительными, в белой пене, рифами. Все это вставало на фоне глубокой синевы океана, которую ничто не нарушало на протяжении следующих пяти тысяч миль по ветру. Птица-фрегат пролетела в нескольких футах над мачтами, ее раздвоенный хвост открывался и закрывался подобно вееру, пока она планировала через завихрения от фор-стакселя и кливеров, но ни Джек, ни Стивен не отвлеклись от созерцания приближающейся земли. На плоском выдающемся мысу, рядом с большим домом и несколькими хижинами, уже были видны аккуратные ряды палаток. Немного, но достаточно, чтоб разместить три или четыре сотни солдат, которых хватило бы для десанта на Реюньон, решись на это их командир.

Джек повидал достаточно совместных операций на побережье, но мало какие оставили по себе добрую память: соперничество между армией и флотом, несогласованное управление, не говоря уж о раздельных совещаниях были ему хорошо памятны. Он был старше по званию подполковника Китинга, но это была простая формальность – отдавать ему приказы коммодор Обри не мог. Так что требовалось либо искреннее сотрудничество, либо ничего. Оставалось надеяться на силу своих аргументов, и, как если бы неотрывный взгляд мог убеждать, труба Джека постоянно была направлена на дом на мысу, лишь изредка поворачиваясь к узкому проходу в кольце рифов.

Разум Стивена, хотя большая его часть была занята похожими размышлениями, живо напомнил ему, что плывущий на них остров является домом огромной сухопутной черепахи, не такой впечатляющей, возможно, как Testudo aubreii, открытая и названная им самим на похожем острове в этом же океане, но, несомненно, также одного из чудес света. И, что еще важнее, до недавнего времени остров служил единственным прибежищем солитера – птицы, идентичной додо, также, увы, уже вымершей, но несравненно меньше известной науке. Доктор Мэтьюрин провернул в голове несколько возможных вступлений к разговору на эту тему, но отверг все их, как неудовлетворительные, помня о полной нечувствительности Джека к отраслям науки, не способным дать немедленный практический выход. Что до птиц, то для капитана Обри, как для натуры чрезвычайно грубой, птицы существовали лишь двух видов: съедобные и несъедобные.

Даже после продолжительной медитации, пока эскадра впервые за пятьдесят два часа убавляла паруса, доктор смог выдавить лишь робкое: «Не придется ли нам остаться на короткое время, пока...» Однако, реплика осталась незамеченной, ибо как раз, когда доктор начал тираду, Джек поднял рупор и окрикнул «Нереиду»: «Входите первым, капитан Корбетт, если не возражаете. И сохрани нас от лукавого.»

«Аминь», – автоматически закончил впередсмотрящий и глянул на коммодора со страхом, поняв, что сказал это вслух.

«... Может, мне будет разрешено взять немного людей...» – продолжал Стивен, – «совсем немного, только ходячих больных...» Он хотел добавить: «... для поиска костей», – но увлеченное выражение лица коммодора подсказало ему, что с тем же успехом в данный момент он может обращаться к носовой фигуре.

Катер с плеском опустился в тихую воду лагуны, команда навалилась на весла, словно участники регаты, и вот уже Джек, с еще более увлеченным выражением, широкими шагами шел по коралловому песку навстречу полковнику Китингу. Они откозыряли друг другу, обменялись рукопожатием, и полковник заметил:

– Вы не вспомните меня сэр, но я был на обеде в вашу честь в Калькутте, после вашей великолепной защиты Китайского флота.

– Конечно, я помню вас, сэр, – возразил Джек, действительно припоминая эту высокую, тощую фигуру и длинноносое, умное лицо, оживившее его надежды, – и очень рад видеть снова!

Полковник выглядел польщенным, и, проводя Джека через двойной ряд своих людей, англичан 56-го пехотного с одной стороны и сипаев 2-го Бомбейского пехотного в тюрбанах – с другой, он заметил:

– Мы так обрадовались, видя ваше прибытие! Мы зверски скучали на этой унылой скале эти последние несколько месяцев. Опустились уже до черепашьих бегов. Ждать нечего – прибытие главных сил ожидается лишь в будущем году, охотиться – не на кого, кроме цесарок.

– Если мы сойдемся во мнениях, полковник, я думаю, я смогу развеять вашу скуку. Я могу вам предложить пострелять в кое-кого, поинтереснее цесарок, – поспешил вломиться в открытую дверь Джек.

– Правда, сможете, Боже правый!? – воскликнул полковник, проницательно вглядываясь в лицо Джека. – Я сразу подумал, что что-то у вас есть на уме, когда увидел, как вы летите к берегу.

В палатке, попивая тепловатый шербет, Джек изложил дело. Он чувствовал определенно, что полковник, хоть и молчит, полностью на его стороне, но, тем не менее, его сердце, казалось, гулко бухнуло, когда он произнес:

– Итак, сэр, мне хотелось бы услышать вашу оценку обстановки.

– Конечно, я полностью разделяю ваше мнение, – без обиняков заявил Китинг, – две только вещи заставляют меня колебаться. Колебаться, как командующего военными силами на Родригесе, не как Гарри Китинга, естественно. Первая: у меня здесь всего четыре сотни людей – лишь авангард для строительства форта и развертывания лагеря для основных сил. Невообразимо, чтоб я двинулся куда-то до прибытия со следующим муссоном главных сил, ибо в этом случае меня можно разжаловать за оставление поста. Но, с другой стороны, я знаю, что Компания любит вас, как сына и разжаловать меня могут и за провал вашего плана действий. Таким образом, мне остается выбирать в соответствии со своими наклонностями, каковые не отличаются от ваших, сэр. Вторая – высадка через прибой и, таким образом, выбор места выгрузки. Как вы вполне открыто указали, тут собака и зарыта. Ведь вместе с вашими морпехами и моряками, которых вы сможете выделить, у нас будет только около шести сотен – а это только-только. А мои люди, особенно сипаи, не больно соображают в шлюпках – и если мы не высадим их чисто, а сделаем все спустя рукава – будет дьяволу пожива, лишь соберутся из Сен-Дени и из прочих мест французские колонны. Если вы убедите меня по этим пунктам – я прямо сейчас отдам приказ выполнять.

– Я не могу утверждать, что хорошо знаком с западной частью острова лично, – ответил Джек, – но у меня есть два капитана, которые отменно знают эти места. Давайте выслушаем их.

Поскольку полковник Китинг чрезвычайно желал успокоить свою совесть, хватило бы и куда меньшего, чем страстные уверения Корбетта, что высадиться на западной стороне острова, севернее Сен-Поля, когда ветер дует с юго-востока, как это и бывает триста дней в году, проще пареной репы. А уж когда Клонферт заявил, что и при западных ветрах он берется высадить тысячу человек в укрытой бухте, проходы в рифах к которой знает его черный лоцман... Однако, хорошее настроение полковника поубавилось, когда капитаны насмерть разругались по поводу наилучшего места высадки. Клонферт утверждал, что бухта Сен-Жиль – очевиднейший выбор, а Корбетт в ответ высказался, что только конченый болван выберет что-то кроме Пойн де Галетс. И добавил, в ответ на возражения Клонферта, что это всего семь миль от Сен-Поля, и что он представляет мнение настоящегопост-капитана, отлично изучившего эти воды от и до, будучи здешним стационером от прошлой войны до нынешней, и, несомненно, более весомое, чем мнение молодого коммэндера. Полковник молчал с отсутствующим видом, в то время, как капитаны пререкались, все более переходя на личности, пока коммодор сурово не призвал их к порядку.