Длинный обеденный стол, во главе которого сидел Мануэль, а сеньора Пантал на противоположном конце, сверкал хрусталем и серебром.

Еда была прекрасной, компания — самой лучшей, а убранство вечера было по-королевски роскошным.

Граф был превосходным хозяином, но сегодня превзошел самого себя. Все были в восторге, находясь и под влиянием бесподобных блюд и вина.

Когда гости, мужчины и женщины, разошлись пить кофе, были предложены бридж и другие карточные игры. Чувствуя себя не вполне уверенной в знании португальского языка для участия в играх, Клэр вышла на террасу и прошла по ней к аркаде.

Вдруг она услышала шаги и замерла. Молодая женщина, одна в темноте в задней части Кастело, конечно, это не могло не показаться, мягко говоря, странным. Будь это мужчина, он мог бы, посвистывая, засунуть руки в карманы и беспечно прогуливаться взад и вперед. Кто бы это мог быть? Возможно, слуга, закончивший свое дежурство и спешивший к себе на отдых. Но, прислушавшись, Клэр поняла, что это не была походка слуги и что никто из приближавшихся к ней других существ не мог бы повлиять на нее столь странным образом.

Она резко вышла из тени, чтобы опередить его быстрой, безобидной фразой.

— Меня здесь не должно было быть, правда? Но я наслаждалась этим внутренним садом; в самом деле не могу справиться с игрой в бридж на португальском языке. Даже на английском я в ней полный профан.

Мануэль улыбнулся:

— Нет ничего преступного в том, что вы сбежали. Я видел, как вы исчезли в конце террасы, и мне пришло в голову, что вы придете именно сюда. Мне тоже нравится это место.

Он подошел к ней совсем близко и смотрел, подняв голову, на башни, выделявшиеся на фоне сверкавшего звездами неба.

— Просто удивительно найти вас здесь в одиночестве.

— Сеньору Маркесу показалось бы странным, если бы я привела его сюда с собой.

— Возможно, но это не относится к Николасу; он знает вас слишком хорошо. Это напоминает мне, что Николас сам не свой по сравнению с тем, каким я его видел накануне своего отъезда. Что с ним происходит?

Клэр заколебалась. Мануэль заверял ее, что он и она — друзья; с того самого случая несколько недель тому назад он больше ни разу не поднимал раздражавшего ее вопроса о том, что Николаса так волновала ее привлекательность. Мануэль был настоящим мужчиной и был верен такому близкому другу, как Николас. Посмеет ли она быть с ним совершенно откровенной, чтобы рассказать ему обо всем, что она знает относительно взаимоотношении между Николасом и Инез? Как было бы просто сказать: «Инез влюблена в него, она не говорит этого, но все признаки очевидны. Однако я не уверена в Николасе. Он восхищается ею и уважает ее, на все готов ради нее и старого сеньора, но никогда, даже колебанием своей ресницы или дрожью своих губ, не выдает того, что творится в глубине его души. Трудно представить, что здесь поделать?»

— Я не нахожу большой разницы. Вы можете спросить об этом самого Николаса, — проговорила она осторожно.

— Конечно, я бы мог сделать это. Но вы же отлично знаете, что мужчины избегают, как правило, говорить о своих сердечных делах, в отличие от женщин, а Николас гораздо скрытнее, чем все остальные. Николас часто бывает в Каза-Венуста?

— Почти каждый вечер за час до ужина. Сеньор всегда ждет его приезда.

— А вы, — продолжал он неумолимо, — вы все еще посещаете его бунгало?

Она почувствовала себя попавшей в западню. К чему он, собственно, клонит?

— Иногда я там бываю. В конце концов...

— В конце концов, вы — англичанка, — закончил он за нее.

С холодной решимостью добавил:

— И тем не менее вы живете среди португальцев, а поэтому вам необходимо считаться с нашими обычаями. Мы не позволяем нашим женщинам совершать неблагоразумные поступки любого рода. Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, что больше никогда не посетите его бунгало без сопровождения.

Она резко повернулась и посмотрела на темное неумолимое лицо:

— Что вы имеете в виду? Я не совершила ничего предосудительного. Люди на острове считают Николаса... почти что моим родным братом. Вы же не возражали против этого раньше.

— А вот теперь возражаю. — Его высказывание звучало как окончательное. — Могу ли я надеяться на ваше обещание?

Она кивнула в знак согласия. Он получил гораздо больше, чем ее обещание. Она полностью, всем сердцем принадлежала ему.

Кровь прихлынула к ее щекам. Ей так бы хотелось с легкостью рассмеяться, взять его за руку и пойти с ним вниз по дорожке, через сад в аллею, охраняемую белыми мраморными фигурами. Прочь от Кастело, прочь от различий в положении и богатстве, туда — во все уравнивающую темноту ночи.

Она даже сделала в его сторону какое-то невольное движение, ее волосы коснулись его подбородка, и он сделал шаг назад. Момент был упущен. А может, его никогда и не существовало, кроме как в ее воображении.

— Ложится роса, — вежливо сказал граф. — Запах ее можно почувствовать на цветах. А вы легко одеты. Я думаю, что нам лучше пойти в помещение.

Почти неуловимым прикосновением — как она жаждала, что он обнимет ее, пусть даже причинит ей при этом боль! — он повел ее вверх по лестнице вдоль террасы к широким двойным дверям в зал. Их встретил гомон оживленной беседы и смех.

Франческа тотчас же отделилась от группы, в которой преобладали мужчины. Она грациозно прошла через весь зал, причем без всякой спешки, и заговорила размеренным, соблазнительно тягучим голосом:

— Мануэль, мой дорогой! Мы все разыскивали тебя. Хотели включить радиолу, но шкаф с пластинками оказался закрытым. А нам всем так хочется послушать музыку!

Она уже стояла рядом с Мануэлем, взяв его под руку в небрежной дружеской манере, о которой Клэр могла только мечтать, представляя себя на месте Франчески.

— Шкаф не закрыт, Франческа, — отвечал ей, улыбаясь с высоты своего роста, хозяин дома. — У дверцы есть специальная защелка, которая требует небольшого усилия.

— Так, может быть, ты и приложишь к этому небольшое усилие?

— Конечно. — Граф подошел к огромному резному шкафу с вделанными в него металлическими дверными ручками. — Вот он и открылся. Можешь выбирать свою музыку.

— Нет, Мануэль. Вчера вечером был мой выбор. А сегодня твоя очередь!

— Очень хорошо.

Выражение его голоса было приятным и дразнящим, словно ему доставляло удовольствие подшучивать над Франческой.

— Мы начнем с арии, которую исполняет несравненная молодая певица из Лиссабона, а затем продолжим другими выдержками из опер в ее же исполнении.

Клэр было интересно узнать, какие чувства могли возникать у человека, когда он слушал, как его голос заполнял комнату великолепным, волнующим музыкальным звуком. Ей страшно хотелось знать, по какой причине Мануэль выбрал пластинки — ради того, чтобы сделать комплимент Франческе или потому, что любил ее голос.

Вскоре после того, как музыка закончилась, гости стали разъезжаться.

Клэр завязала шнурки своего легкого белого пальто на горле и откинулась на сиденье в своем углу. Попыталась восстановить детали эпизода в саду, но это оказалось невозможным. В каждую воображаемую картину вторгалась совершенная фигура и надменная голова Франчески Альварес.

Глава 6

Клэр держала свое обещание, данное Мануэлю. Она больше не входила в бунгало и даже старалась не проходить мимо него во время прогулки, если знала, что Николас находится в доме и может пригласить ее войти. И все-таки ей нужно было обязательно переговорить с ним, и единственный способ осуществить это состоял в том, чтобы пройти к месту строительства новой дороги или пойти совершенно в другую сторону, за скалы, где воздвигался длинный ряд белых домиков.

Первые двенадцать домов были заселены, здесь уже начинали обретать форму огороды и сады, а на веревках полоскалось на ветру выстиранное белье.

Автомобиль Николаса — и это Клэр отметила с облегчением — был припаркован в тени акации рядом с пустовавшим пока домом. Она вошла в устланную плиткой кухню с белыми стенами, большой плитой и выкрашенными в черный цвет нишами. Отсюда вели несколько дверей в другие помещения дома. Предстоящих жильцов совсем не волновали дверные запоры, но Николас настоял на необходимости цивилизованной уединенности, по крайней мере для спальных и ванных комнат. Он вышел на кухню и улыбнулся ей: