Пятое октября, 2010 год.

Мама, я скучаю. Мне не хватает слов, чтобы передать мою боль. Мамочка. Ты не представляешь, каково это – стать сиротой при живых родителях. Это очень больно – знать, что вы с папой живы, и не иметь возможности обнять вас. Я плачу. Пишу это, а буквы расплываются. Хорошо, что есть дневник, которому я могу рассказать все-все. Каждую ночь я стараюсь не всхлипывать и не шмыгать носом слишком громко, чтобы не разбудить Лизку.

Двадцать восьмого сентября я осуществила задумку – проникла в дом и стащила все свои припрятанные деньги, ну и кое-какие вещи. Мое присутствие не осталось незамеченным. Родители позвонили в полицию, а папа сам лично бросился меня ловить. Сама удивляюсь, как я все-таки смогла убежать – ведь в руках я держала пакеты, куда сложила кое-что из своих вещей. Боюсь, что полиция станет искать меня и быстро найдет, если составят фоторобот с папиных слов. Хотя, скорее всего, это дело просто будет лежать в архиве. Очень на это надеюсь. Когда я выбежала во двор, ко мне бросился Граф. Граф – это наша собака, очень красивая и умная, кстати. Однажды она уже поймала вора, который пытался пробраться в наш дом. Граф не стал лаять. Он притаился, и затем свалил его на землю, и не слезал с него, пока мы не выбежали из дома. Вор лежал под Графом до приезда полиции. И вот мой любимец бросился ко мне. Я замерла в страхе. Но вместо того, чтобы свалить на землю, он стал радостно лаять и облизывать мое лицо. Признаюсь, в тот момент я рыдала. Он узнал меня! Мой пес меня узнал! В отличие от родителей. Почему так? Граф забрал у меня драгоценное время, и я не успела убежать от папы. Он схватил меня за руку, и стал кричать, что сдаст полиции. Я плакала, умоляя этого не делать, но как я могла оправдать свой поступок? Папа и не думал поддаваться уговорам и слезам. Не знала, что мои родители такие черствые люди. Я понимаю, что преступник должен отвечать, но если этот преступник худой и голодный подросток, не должно ли человеческое сердце хоть немного сжалиться? Честное слово, я бы отпустила с миром такого нерадивого воришку. Я уже не ждала ни пощады, ни спасения, как Граф – мой любимый Граф набросился на папу, и стал лаять. Он схватил хозяина за рукав и оттащил его от меня, а когда тот отпустил меня, Граф лаял и не подпускал его ко мне. Папа стоял в растерянности. Наверняка Графу достанется за эту выходку. Прежде, чем убежать, я попросила у папы прощения.

- Простите меня. Я только забрала свои вещи, правда. Я не взяла ничего чужого, честное слово! Простите меня!

Я заплакала и убежала, пока не приехала полиция. Я бежала вдоль дороги. Какой-то водитель посигналил мне. Я даже не повернулась, а ускорила шаг. Тогда он опустил боковое стекло.

- Куда бежишь, красавица? Ноша не тяжелит?

Я обернулась на, до боли знакомый, голос. Это был Женька! Мой друг детства.

- Нет. Не тяжелит.

- Давай, довезу.

Я покачала головой. Женьке, я, конечно, доверяла, но теперь он не мой друг, потому что я больше не Лолита.

- Нет, благодарю. Ноша совсем не тянет.

- Да ладно! Садись, я не маньяк.

Представив Женьку в роли маньяка, я засмеялась. Этот кудрявый мальчишка и мухи не обидит.

- Сажусь, уговорил.

Женька вел осторожно – видимо совсем недавно приобрел права. Я чуть не поздравила его с этим событием. Женька спросил, что за конфликт произошел у меня с хозяином дома, и откуда я знаю Константина Анатольевича. Я молчала. Он не унимался.

- Пыталась залезть к ним в дом?

- Вот еще! – я фыркнула от возмущения. Он прав, но неприятно, что он считает меня воровкой.

- Ну, я ведь видел все.

- Тогда зачем посадил к себе? В участок везешь?

- Пока думаю, куда тебя везти. Если расскажешь, может, сжалюсь. Ты ведь мелкая еще. Тюрьма испортит тебя. Сколько тебе лет?

Тут я сглупила, назвав свой возраст. Женька засмеялся.

- А если честно? – Он дал мне возможность исправить оплошность.

- А если честно, шестнадцать.

- Говорю же, мелкая. Ну, так что? Я Евгений, кстати.

- Катерина.

- Катериина. – Важно повторил он. – Рад знакомству, Катерина.

- И я. И я тоже рада. Я действительно залезла в тот дом. – Призналась я.

- Глупый ребенок. Много стащила?

- На самом деле, я взяла то, что принадлежало мне. Мы с Лолитой были подругами, и у нее остались кое-какие вещи. Я не нашла другого способа забрать их.

- Интересненько. А у родителей спросить не пробовала?

- Им не до этого сейчас.

- Это верно. Давно были знакомы с Лолитой?

- Давно. С детства.

Женька снова захохотал.

- Видимо, когда ты еще под стол ходила, да и то ползком! У вас с Литой шесть лет разница!

Мое сердце сжалось, когда он назвал меня уменьшительным именем. Только он называл меня так. Нет, я никогда не была влюблена в него, но мне его не хватало. Он был мне больше, чем другом. Он был мне братом. Я не смогла сдержать слез. Моя собственная тайна душит меня. Сейчас нас трое, хранящих этот секрет – ты, мой дневник, Женька, и, собственно, я. Женьке я рассказала все. Не смогла сдержаться. Конечно, он поверил не сразу. Мне пришлось доказать ему, выдав наши общие секреты. Я поведала ему, что в седьмом классе он был влюблен в Милу – свою одноклассницу. Мне даже пришлось сделать ему больно, напомнив, как одноклассники называли его кудрявым бараном. Зато в институте за ним бегали все местные красавицы. Женька похорошел. В пятнадцать лет он впервые поцеловался, и считал это позорно поздним сроком, а в семнадцать лет у него был этот самый первый раз. А еще в тринадцать лет, играя в футбол, он сломал ногу. У него был открытый перелом. Кость срослась неправильно, и пришлось ломать ногу заново. Я тогда в шутку пообещала, что если Женька останется хромым, то выйду за него замуж. Чтоб не пропадал. Женька был мне другом и подружкой, так как настоящих друзей у меня не было. Это я поняла только став Катей. Я просто слышала однажды их разговор, встретив случайно в торговом центре. У меня не было денег на покупки, и поэтому я просто прогуливалась, глазея на витрины. Девчонки выбирали туфли.

- Ой, а помните, как у Лолки каблук сломался? – Это была моя самая близкая подруга. Сама не понимаю – по какому принципу я выбирала подруг. Неужели принимала фальшь за дружбу? Неужели была такой наивной? Я скорее знаю ответ. Не наивность ( я и не верила в их дружбу) заставила меня дружить с этими девушками. Я просто не верила в настоящую дружбу, и считала это нормальным. Поэтому я не сильно удивилась, услышав, как они перемывают кости покойной мне.

- Да она вообще ходить не умела! Как цапля на ходулях! – Это уже Алина. Не буду описывать «подруг». Они не заслуживают траты моих чернил. Назову только по именам.

- Да. Она была неуклюжей. – Поддакнула Аня. Кстати, почти все мои «подруги» были гидропиридными блондинками. Кроме нас с Аней – мы были белокурыми от природы. Сейчас мне даже радостно от того, что не приходится рисовать себе брови – матушка природа наградила Катю богатыми бровями и ресницами. Да и волосы у нее гуще. Все- таки Катя была красивой девушкой. А теперь такая и я. Нет, комплексами я никогда не страдала, но моя внешность не была такой уж яркой и интересной. Обыкновенная миловидная блондинка. Теперь я была яркой шатенкой, немного с рыжим на солнце отливом – краски для волос имеют особенность смываться.

- И вкуса у нее не было – вновь продолжила тему та, что была моей близкой подругой. Кстати, ее зовут Маша. Пятьдесят килограмм фарша. Хахаха. Фальши то есть. – Как она одевалась! Боже мой! С ее деньгами можно было иметь шмотки поприличнее.

- Ой, с какими такими деньгами? – Закатила глаза Алина. – Не такая уж у нее и обеспеченная семья. Только строили из себя знатных интеллигентов. Даже похороны справили как-то бедненько, словно нищие.

Тут Аля заметила меня, и, одарив взглядом, полным презрения, спросила:

- Тебе чего? Что смотришь?

- Да вот, думаю, почему на таких, как вы таблички не вешают с надписями: «осторожно, редкостные твари».