В тот же день у селения Кото, что в трех милях от Пассенгейма, казаки Ивана Акимовича Карпова налетели на польскую бригаду генерала Зайончека, охватили ее лавою, отрезали от основных сил корпуса, ударили во фланги, смешали боковые эскадроны, рассеяли и, преследуя, нещадно рубили их саблями и кололи пиками.
Этот бой, по свидетельству очевидца и автора хроники подвигов казаков в Пруссии П. А. Чуйкевича, был «крайне гибельным для неприятеля; донцы, одушевленные примером мужественного начальника, сразившего многих собственною рукою, произвели страшное кровопролитие». Лишь отдельным солдатам польской пехоты и кавалерии, раньше других побросавшим оружие, удалось укрыться в лесу.
Генерал Зайончек избежал смерти, но его потери были велики: более 700 человек убитыми и 227 пленными, в том числе 9 офицеров.
8 марта майор Степан Филиппович Балабин с половиной Атаманского полка, встретив отряд кавалерии из корпуса маршала Даву, вышедший из Алленштейна на рекогносцировку, опрокинул его, гнал несколько миль и уничтожил по пути преследования «знатное число» французов. Пленных было немного — один офицер и 25 рядовых.
На следующий день Тимофей Дмитриевич Греков, получив приказ командира первого отряда, выступил со своим полком из Ортельсбурга, близ которого встретил значительные силы французской пехоты и кавалерии и стремительно ударил в дротики. Подоспевшие к нему на помощь казаки Осипа Васильевича Иловайского и Ивана Акимовича Карпова атаковали неприятеля во фланг, расстроили и обратили в беспорядочное бегство, «во время коего побили более двухсот человек»; в плен же взяли всего двух офицеров и 30 рядовых.
Продолжение «малой войны»
Французы испытывали неодолимое чувство голода. Ежедневно солдаты получали лишь половину нормы хлеба и продовольствия. Положение с фуражом было и того хуже. По признанию маршала Нея, в течение последнего месяца лошадей кормили только «мхом и гнилою соломой». Учитывая это, Наполеон попытался склонить Пруссию к сепаратному миру, пообещав Фридриху Вильгельму III вернуть его владения до Эльбы, что неизбежно усилило бы колебания Австрии, которая никак не решалась вступить в войну на стороне союзников. Письмом от 9 марта 1807 года главнокомандующий Беннигсен обратился к императору Александру I с просьбой приехать в армию:
«Я полагаю, что прибытие Вашего Величества сильно побудит венский кабинет высказаться положительно о том, какой стороны он намерен держаться…
Если Австрия не решится принять участие в этой войне, то, кажется, настает момент к заключению почетного и выгодного мира с Бонапартом.
Хочу еще присовокупить: продолжение войны с Францией я считаю опасным для России…»
Похоже, Беннигсен готов был отказаться от роли «спасителя России и всей Европы», отведенной ему императором Александром после сражения при Прейсиш-Эйлау. Предчувствие грядущей беды не обманули Леонтия Леонтьевича…
Впрочем, курьеру с письмом главнокомандующего скакать до Петербурга почти неделю. Мы же останемся на берегах Омулева и Алле, где скоро развернутся славные события с участием казаков и их атамана Матвея Ивановича Платова.
Русская армия по-прежнему бездействовала. Солдаты отдыхали от прошлых ратных трудов, излечивались от ран и болезней. И только донские казаки не знали покоя, днем и ночью вели «малую войну» на левом фланге своей позиции, центр которой находился в Гейльсберге.
10 марта Степан Филиппович Балабин с частью казаков Атаманского полка серьезно потрепал три роты французской пехоты, выведя из строя 56 человек.
М. И. Платов перевел атаманскую квартиру в город Пассенгейм, куда и вернулся после налета на французскую пехоту С. Ф. Балабин.
Два следующих дня прошли относительно спокойно. Казаки отдыхали. Лишь небольшие партии, отправленные в разведку, рыскали по лесам в поисках неприятеля. Вечером 12 марта они донесли о скоплении значительных сил польской пехоты и кавалерии в окрестностях Малый и Омулев-Офен. Атаман решил выступить в полночь, чтобы «на самой утренней заре» обрушить на ляхов удар восьми своих полков.
Юный адъютант генерал-лейтенанта М. И. Платова, войсковой есаул Тимофей Дмитриевич Иловайский, без малого сутки оставался в седле, развозя приказы атамана по полкам и отрядам, «неустрашимо вдаваясь во все опасности».
М. И. Платов приказал Н. В. Иловайскому идти к Мальге, а И. А. Карпову — в Омулев-Офен. Чтобы обезопасить себя с флангов, он оставил слева, в Ортельсбурге, полк А. И. Исаева, а справа, в Козно, казаков Г. А. Селиванова. Сам же с атаманцами пошел на стоявшую между ними деревню Дембовец, откуда в случае необходимости мог подкрепить и того, и другого.
13 марта, как и приказал Платов, отряды выступили в полночь и на рассвете подошли к реке Омулев, за которой был неприятель, ожидавший нападения. Застать поляков врасплох не удалось — казаки приучили к осторожности.
В атаку на Мальгу командир первого отряда бросил казаков войсковых старшин Осипа Васильевича Иловайского и Тимофея Дмитриевича Грекова, приказав им ударить в дротики. Защитники селения противопоставили нападающим уланский полк Яна Генриха Домбровского, имевший богатый боевой опыт, накопленный в сражениях с пруссаками на Рейне и русскими в Италии, а также 15 эскадронов, собранных из остатков польской кавалерии.
Несмотря на численное превосходство противника, отважные старшины устремились в отчаянную атаку, немало смутив его своей дерзостью. В это время два других полка отряда — Николая Васильевича и Степана Дмитриевича Иловайских — врубились полякам во фланг, разъединили их войска, «привели в совершенный беспорядок» и обратили в бегство. Неожиданно часть отступающих свернула в сторону, пытаясь укрыться в лесу. Но сотник Константин Иванович Харитонов, заметив это, пустился с партией казаков в погоню. Никому из беглецов не удалось уйти, всех побили.
Преследование продолжалось не менее восьми верст. Донцы безжалостно истребляли врагов, рубили их саблями, кололи пиками, топтали копытами взмыленных лошадей. Остановились лишь у Валендорфа, где отступающие соединились со своей пехотой, состоявшей из пяти полков, подкрепленных восемью пушками. Численное превосходство поляков стало подавляющим. Этим, однако, дело не кончилось.
Генерал-майор Н. В. Иловайский, «видя превосходство неприятельской силы», приказал полковым командирам создать видимость беспорядочного отступления, оставив для прикрытия лишь охотников. Хитрость удалась: польская конница отделилась от пехоты и артиллерии и «бросилась с жаром преследовать казаков», а они увлекали ее все дальше и дальше.
Наконец на равнине между Валендорфом и Мальгой Н. В. Иловайский остановил полки, в мгновение развернул их в лаву и, охватив ею фронт и фланги неприятеля, ударил в дротики. Храбрые казаки, увлекаемые примером своих отважных начальников, врубились в самую гущу врагов, сметая все на своем пути. Поле покрылось низверженными всадниками и бегающими лошадьми. Кровопролитие продолжалось более часа.
Неприятель, опрокинутый второй раз, гнал лошадей верст пять до соединения с пехотой, спешившей с пушками на помощь терпящим бедствие соратникам. Но было уже поздно. «Разбитая конница бежала в Валендорф скрыть за окопами стыд свой и поражение», — свидетельствует профессиональный наблюдатель капитан Петр Андреевич Чуйкевич, служивший во время войны в штабе донского атамана и опубликовавший позднее свои записки «Подвиги казаков в Пруссии в 1807 году». Полк Домбровского перестал существовать, был «истреблен в прах». Польские эскадроны потеряли не менее половины своего состава. Казаки взяли в плен 231 человека, в том числе полковника Стаковского, командовавшего уланами Домбровского.
Ужас пленных был столь велик, что полковник Стаковский, представленный генерал-майору Иловайскому, рухнул перед ним на колени и стал просить пощады. Поляка успокоили, заверив, что у русских нет обычая жестоко обращаться с побежденными, в доказательство чего офицеры сами перевязали раненого. А атаман Платов в тот же день за обедом посадил его подле себя. Матвей Иванович был доволен, хвалил своих героев, много шутил, не зная еще об итогах атаки казаков Карпова под Омулев-Офен.