Сложившаяся ситуация столь прочно утвердилась в Заграничной армии, что некоторые генералы позволяли себе отдавать приказы командирам казачьих полков, даже не сносясь с Платовым. Этого атаман допустить не мог. Имея прочную опору при дворе, он не церемонился со своими высокомерными соратниками.

15 февраля командующий 5-й пехотной дивизией Н. А. Тучков приказал генерал-майору Н. В. Иловайскому выдвинуть семь казачьих полков в район Лихтенау, чтобы оградить войска правого фланга русской армии от неожиданных набегов неприятеля. При этом он не счел необходимым согласовать свое решение с Платовым. Узнав об этом, атаман тут же отправил рапорт Л. Л. Беннигсену:

«Ваше высокопревосходительство, покорнейше прошу приказать, дабы частные по армии начальники не касались своими распоряжениями донских полков; ему же, господину Тучкову, я сообщил сего числа, что прописанное им повеление остается без исполнения».

Главнокомандующий согласился с атаманом: частные начальники не должны распоряжаться донскими полками!

А чтобы у полковых командиров не было сомнений относительно того, кому они должны подчиняться и рапортовать, Матвей Иванович запретил им исполнять чьи-либо повеления и «доносить обо всем» только ему, войсковому атаману Платову.

Восстановлением армейской субординации проблемы Платова не ограничились. В тот же день, 15 февраля, казаки преподнесли ему по меньшей мере два сюрприза, что заставило атамана заняться укреплением дисциплины в своем корпусе.

Дежурный генерал Фок сообщил Платову, что его герои перехватили транспорт с овсом, следовавший в прусский корпус Лестока, мешки изрубили, а большую часть зерна рассыпали. Командующий приказал провести тщательное расследование и о результатах доложить.

Чем кончилось расследование? Кажется, лишь приказом атамана по корпусу, содержащим угрозы в адрес нарушителей воинской дисциплины.

Транспорт, отбитый у союзников, не был «доставлен к войскам нашим». Выходит остался в казачьих полках? Скорее всего, именно так. Известно, что в корпусе Платова овса не хватало, и атаман выражал опасение, как бы лошади не пришли «в слабость и неспособность к службе».

Не успел Матвей Иванович успокоиться, как принесли донесение, еще более неприятное по своим последствиям…

Генерал-майор Василий Тимофеевич Денисов, только что прибывший на театр военных действий во главе бригады пополнения, выделил из своего полка команду и отправил ее для разъезда и открытия неприятеля по дороге к Гутштадту. Казаки проявили неосторожность, попали в засаду, многие лишились лошадей и спаслись бегством.

У страха глаза велики. Есаул Ясногородский, стоявший во главе команды, путано доложил, что «будто бы многочисленные неприятельские колонны пехоты и кавалерии» идут на Гейльсберг. Была объявлена тревога. Вся русская армия пришла в движение. Как оказалось, напрасно. Беннигсен поручил Платову «сделать оному генерал-майору строгий выговор».

Атаман выполнил поручение главнокомандующего, выговор В. Т. Денисову сделал и рекомендовал ему «стараться загладить свою вину отличною службою», а есаула Ясногородского приказал «арестовать и содержать на хлебе и воде впредь до рассмотрения, ибо он, быть может, и большего наказания достоин».

«Сей гнусный поступок Ясногородского» Платов прописал со всеми подробностями в приказе по полкам Войска Донского и распорядился «вычесть» его в назидание другим «при собрании офицеров, урядников и казаков». Атаман требовал от подчиненных, чтобы они донесения свои к нему и «другим частным господам начальникам или же полковым командирам делали бы со всякою обстоятельностью, то есть в каком именно месте открыт неприятель, в каком, хотя примерно, числе» и что намерен предпринять.

Тем временем оттепель сменилась похолоданием. Дороги окрепли. Русская армия, поднятая по тревоге, не остановилась. 17 февраля она заняла новые позиции. Беннигсен со своим штабом перебрался в Гейльсберг.

Беннигсен решил во что бы то ни стало удержать занимаемые позиции, поэтому приказал выдвинуть вперед до 20 тысяч человек, подчинив их генерал-лейтенанту Фабиану Вильгельмовичу Остен-Сакену. Они должны были остановить наступление противника в направлении на Зекерн и Петерсвальде.

Ней имел здесь 4 тысячи человек, которые к тому же не были сосредоточены. Однако этого оказалось достаточно, чтобы дважды в один день отразить Остен-Сакена, располагавшего в пять раз большими силами. Русские потеряли в этот день 500 своих воинов — в два раза больше, чем противник.

Французы предложили Платову на короткое время прекратить военные действия для того, чтобы похоронить погибших. Атаман ответил, что число покойников у них может возрасти, если они еще раз обратятся к нему с подобной просьбой и пришлют своих парламентеров…

Усталость одолела всех: и французов, и русских. В ожидании подкреплений обе армии в конце февраля разошлись по зимним квартирам. Казакам же покой только снился.

За месяц, истекший после сражения под Прейсиш-Эйлау, казаки потеряли 59 человек убитыми и 135 ранеными. Какой урон они нанесли неприятелю? Большой, очень большой — «многих положили на месте». В плен же взяли 37 офицеров и 2254 рядовых французской армии.

Воспользовавшись затишьем, Платов снова взялся наводить дисциплину в своих войсках. Основания у Матвея Ивановича были: казаков обвиняли в воровстве, грабежах, самовольных отлучках из полков. Все это побудило атамана обратиться с приказом к донцам.

Атаман призвал казаков «служить усердно, повиноваться начальникам… особливо в нынешней Заграничной армии», приумножать славу, добытую «знаменитыми делами прародителей», пригрозил наказанием кнутом и ссылкой в Сибирь всем ослушникам, судом и разжалованием в рядовые «сотенным начальникам» и взысканием полковым командирам, если они не оправдают его «чаяний».

В этом походе по дорогам Восточной Пруссии своеобразным шиком среди казаков стало ношение дротиков за плечами на привязанных к ним темляках. По мнению Платова, это делало «вид казака мерзким». «Отныне дротиков на темляках не возить, — распорядился атаман, — …держать прямо на правом плече или, наклонивши, на бедре, как того служба и порядок, издревле заведенные, требуют».

Похоже, Платов верил в воспитательное воздействие плети, коль и на этот раз пообещал отодрать ею всякого, кто осмелится нарушить правило, установленное предками. Правда, мне так и не удалось обнаружить документов, свидетельствующих о наказании донских щеголей.

Войска обеих воюющих армий бездействовали. Даже на аванпостах, находившихся на расстоянии пистолетного выстрела от неприятеля, было тихо. Французы покинули позиции у Зекерна и Петерсвальда, где девять дней назад нанесли поражение Остен-Сакену, и отступили через Гронау до Альткирха.

В это время почти весь край между Вартенбургом и Остроленкой был занят французами. Наполеон, желая отвлечь внимание Беннигсена от Данцига, осажденного его войсками, приказал генералу Зайончеку, стоявшему близ Пассенгейма, различными передвижениями демонстрировать намерение прервать сообщение главных сил русской армии с корпусом И. Н. Эссена.

Поляков генерала Зайончека слева и справа подкрепляли войска маршалов Даву и Массены.

Между тем в армию вернулся и вступил в командование авангардом князь Петр Иванович Багратион. Под началом Платова остались казачьи полки, которые Беннигсен бросил против поляков Зайончека, чтобы восстановить прерванное было сообщение с корпусом Эссена.

1 марта Платов с девятью казачьими полками выступил на Гронау, на пятые сутки пришел в селение Рушинг, где разделил свои войска на два отряда, передал их под команду Н. В. Иловайского и И. А. Карпова и отправил на поиски неприятеля. При себе же оставил атаманцев во главе с С. Ф. Балабиным.

6 марта отряд генерал-майора Н. В. Иловайского вошел в Ортельсбург, а казаки И. А. Карпова заняли Пассенгейм — важные пункты, позволявшие восстановить связь русской армии с корпусом И. Н. Эссена.

7 марта войсковой старшина Осип Васильевич Иловайский, шедший в авангарде первого отряда, напал на неприятеля в селении Клейн-Шиманен, «совершенно разбил» его, «положив на месте… более двухсот человек и взяв в плен офицера и шестьдесят восемь рядовых».