Народный депутат юрист Юрий Слободкин при обсуждении вопроса о гербе России спрашивает:
— Не означает ли воспроизведение герба дореволюционной России в виде двуглавого орла с коронами по бокам и короной сверху восстановление в обозримом будущем монархии в нашей республике?
— Но послушайте, — отвечает спикер Руслан Хасбулатов, — стоит ли придавать ему опять какой-то идеологический смысл? Ну стоит себе нелепая птица с двумя головами. Ну и Бог с ней! Что здесь такого, я никак не могу понять... Ну давайте что-нибудь другое придумаем. Вон в австралийском союзе — кенгуру, кажется...
Август 1992 года. Журналист Юрий Зайнашев обращается к министру экономики в правительстве Гайдара Андрею Нечаеву:
— Александр Руцкой пеняет на то, что гайдаровская команда — мальчики интересные, начитанные, да жизни не знают. Другое дело — Руцкой. Или президент, которому в детстве перешибли оглоблей нос и взрывом оторвало пальцы... Андрей Алексеевич, простите за нахальство, откуда этот синяк под глазом?
39-летний «гайдаровский мальчик» закончил МГУ, аспирантуру, полжизни провел в научной лаборатории. Никогда ничем не руководил.
— Это не синяк, — отвечает министр, — а давний шрам. Как видите, я был нормальным, подвижным ребенком, задевали— давал сдачи. Могу предъявить еще шрамы. Что до ломаных носов, то в восьмом классе, когда я занимался боксом, мне его тоже разбивали.
— Андрей Алексеевич, на совминовских заседаниях вам припоминаются анекдоты?
— Безусловно. Вы меня сейчас заставите вспомнить... В ноябре, когда мы пришли к власти, добрые люди острили: «Новое правительство — как картошка: либо зимой съедят, либо весной посадят»...
Погибший в результате террористического взрыва журналист Дмитрий Холодов спросил как-то контрадмирала в отставке Тимура Гайдара:
— Как вы восприняли назначение сына премьером?
— Сначала я побоялся за него, — ответил Тимур Аркадьевич. — В такую страшную для России минуту он взял на себя ответственность. Но Егор — способный парень. Он нашел рычаги. Помню, звонит в два часа ночи и радостно говорит: «Нашел! Нашел!» После долгих поисков обнаружили карту стратегических запасов страны. Представляете, тогда у правительства даже такого не было на руках — ничего не осталось от прежних властителей.
Даже в самой редакции «Собеседника» сорок восьмой номер за 1992 год был жутчайшим дефицитом. А все из-за публикации интимных откровений двадцатитрехлетней Дарьи Асламовой. В общем-то, и не было бы в них ничего сенсационного (эротическими приключениями российского читателя не удивишь), кабы не приведенные подлинные имена действующих лиц. Откровения журналистки называются «Записки дрянной девчонки».
«К Руслану Имрановичу я попала совершенно случайно, — буднично рассказывает Даша. — Однажды жарким июльским вечером я слонялась по общежитию, страшно скучая, и встретила своего приятеля журналиста Володю Прохватилова. Мы пожаловались друг другу на жизнь, посплетничали, и я выразила желание поесть и напиться от души. «О чем разговор, — сказал Володя, — я сейчас еду в гости к своему знакомому профессору-экономисту, очень интересному человеку. Кстати, он попросил захватить с собой какую-нибудь хорошенькую девочку, чтобы мы не заскучали за деловыми беседами. Там есть то, что тебе нужно — вкусная еда и хорошая выпивка». «А он не будет ко мне приставать?» — подозрительно осведомилась я. «Что ты!— возмутился Володя.— Сама не захочешь, никто тебя трогать не будет».
Дверь нам открыл мужчина средних лет, невысокий и приятный, но не герой моего романа. Хозяин квартиры назвался Русланом Имрановичем, сказал, что семья его на юге, поэтому угостит он нас тем, что сам сумел приготовить. Меня Володя представил как мисс МГУ. (В то время я носила этот сомнительный титул с той же сомнительностью, как и свои короткие юбки.) Мы совершили экскурсию по комфортабельной квартире, Руслан Имранович похвастался своей обширной коллекцией трубок и пригласил нас к столу. Надо отдать должное хозяину: еда и сервировка были отменные. Пили мы в тот вечер польскую водку...
...Изрядно напившись, наша компания от деловых бесед перешла к светским. Руслан Имранович любезно расспрашивал меня о трудностях жизни в общежитии, о моих планах на будущее и даже заметил, что, может быть, в его институте найдется для меня секретарская работа. (Этим предложением я втайне оскорбилась, так как считала свои способности неизмеримо выше секретарских.)
Я люблю беседу о пустяках между мужчиной и женщиной, которая только прикрывает нетерпеливость желания. Обе стороны уже прекрасно понимают друг друга, но затягивают прелюдию, чтобы продлить удовольствие предвкушения. Наконец под каким-то крайне прозрачным предлогом (кажется, осмотр библиотеки) мы удалились в соседнюю комнату, бросив на произвол судьбы надравшегося Володю. В этой комнате мы и занялись любовной зарядкой. И я была не я, а только дикое молодое животное, шепчущее похабные слова, чтобы подстегнуть воображение.
Далее я с большим трудом совершила обряд омовения в ванной комнате, так меня мотало из стороны в сторону. Потом мы фасонисто раскланивались с гостеприимным хозяином, обещали непременно созвониться.
Я
смутно помню, как Володя волок меня до такси, сам плохо держась на ногах. Заснула я в комнате общежития в безмерном удивлении: почему это потолок вертится как волчок?»Та же Дарья Асламова о Николае Травкине, с которым встретилась на карнавале в Одессе:
«Я
тогда мало интересовалась политикой и почти ничего не знала о популярности Травкина. Он ассоциировался у меня со смутными воспоминаниями о бригадном подряде......Началась настоящая русская оргия, длившаяся до утра, — пили, ели, орали. Всеобщее оживление вызвал здоровенный поросенок, которого тут же безжалостно разодрали...
...Этим дело не закончилось. На следующий день был прием у мэра города в роскошном особняке, куда съехались бледные и дрожащие с похмелья гости. Но — немного шампанского, и все пустились в пляс. Я перетанцевала со всеми, даже сплясала с Ильченко ламбаду. На медленный танец меня с пугающей таинственностью пригласил мрачный Травкин. Волнуясь и трепеща, он предложил мне стать его... официальной любовницей! «Я знаю, что после Одессы все будут говорить о наших с тобой отношениях, — сказал он серьезно. — Но я готов к этому. И советую тебе долго не раздумывать. Это твой шанс, ведь я могу дойти до вершин власти». Я не знала, что мне делать — смеяться или плакать. Грустно, когда солидный, пожилой человек пускается в любовную авантюру, даже не зная, как это делается.
Я сбежала от Травкина и отправилась вместе с журналистом «Московских новостей» Витей Лошаком прогуляться по ночной Одессе... Вернувшись с романтической прогулки, Витя отправился к себе в номер и пообещал заварить для меня чаю. А ко мне ворвался совершенно пьяный и решительный Николай Ильич. «Куда ты сбежала с приема?» — набросился он на меня. «Я отправилась погулять, и вам нет до этого никакого дела», — ответила я. «Ты подумала над моим предложением?» — спросил он. Я сказала, что тут и думать нечего и этого не будет никогда. Он схватил меня за руки и сжал с такой силой, что я вскрикнула от боли. По-видимому, это означало нечто вроде грубой ласки. В этот момент вошел Витя с чаем и прервал наш неприятный диалог. Когда мои гости ушли, я улеглась спать, но всю ночь меня будили чьи-то звонки. Потом кто-то стал энергично стучать в дверь, но я твердо решила не подавать признаков жизни.
В 8 утра я проснулась от наглого звонка и дотащилась наконец до телефона. В трубке услышала грозный голос: «Где ты была всю ночь?» — «Кто это говорит?» — «Это Николай Ильич. Я стучал тебе в дверь. Почему ты не открывала?» — «И не собиралась открывать. Какого черта вам вообще надо?! Оставьте меня в покое!» Я бросила трубку.