Оставшиеся до отъезда часы мы вели себя вполне корректно и старались не замечать друг друга. На этом закончились наши странные отношения. Я думаю, что поступки этого обычно уравновешенного человека можно объяснить только той феерической расслабляющей атмосферой, которая царствовала в Одессе. Правду говорят французы: «Любовь даже ослов заставляет танцевать».
В киоске Кремля номер «Собеседника» с пикантным материалом Дарьи Асламовой шел нарасхват. Журналисты интересовались, насколько Даше удалось соблюсти чистоту депутатских нравов и правда ли, что она отказалась от ранга «официальной любовницы» Николая Ильича.
— Это же прекрасная реклама, — улыбался маленький гигант большого секса. — Вы вспомните, какая судьба ожидала Клинтона в конце выборной кампании, которого обвиняли в подобном...
А напоследок заметил:
— У нас среди избирателей 53 процента женщин, и им приятно будет узнать, что Травкин — живой человек...
Много шума наделала статья в еженедельнике «Собеседник», автор которой Дарья Асламова подробно описывала, как она «дала» профессору Руслану Хасбулатову, а лидеру Демократической партии России Николаю Травкину «не дала». История эта долгое время занимала циничные умы растленных газетеров.
Журналисты как-то спросили у Руслана Имрановича, а не собирается ли он подавать в суд.
— А чего мне подавать? — спокойно пожал плечами спикер российского парламента. — Это пусть Травкин подает...
Зал взвыл от восторга, оценив остроумие спикера.
После того, как Старовойтова была освобождена от должности советника Ельцина без объяснения причин (фельдсвязь доставила пакет с распоряжением президента), она любила рассказывать такой вот анекдот: — Идет Ельцин по улице, наступает на грабли. Грабли больно бьют его по голове. Борис Николаевич хватает их и вдруг с удивлением читает: «Здесь недавно проходил Миша».
На открывшейся 14 декабря 1992 года в Стокгольме сессии Совета по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) ничто не предвещало сенсаций, как вдруг...
Министр иностранных дел России Андрей Козырев сделал заявление, которое вызвало всеобщее изумление.
— Я должен внести поправки в концепцию российской внешней политики, — неожиданно произнес «министр да». — Первое. Сохраняя в целом курс на вхождение в Европу, мы отчетливо сознаем, что наши традиции во многом, если не в основном, в Азии, а это устанавливает пределы сближения с Западной Европой. Мы видим с некоторой эволюцией по сути неизменные целеустановки НАТО и ЕС, разрабатывающих планы укрепления военного присутствия в Прибалтике и других районах бывшего СССР. Этим же курсом, видимо, были продиктованы санкции против Сербии. Мы требуем их отмены...
Зал замер. Что это? Таким российского министра здесь еще никогда не видели. В Москве— коммунистический переворот?
— Второе, — невозмутимо продолжал «друг Анд- рюша». — Пространство бывшего СССР не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Мы будем твердо настаивать, чтобы бывшие республики СССР незамедлительно вступили в новую федерацию или конфедерацию, и об этом пойдет жесткий разговор...
Дипломаты повскакивали со своих мест. Невероятно!
— Третье, — твердо говорил российский министр. — Все, кто рассчитывает, что можно не считаться с этими особенностями и интересами, что Россию ожидает судьба Советского Союза, не должны забывать, что речь идет о государстве, способном постоять за себя и своих друзей...
Никто ничего не понимал. Срочно объявили перерыв. От «мистера да» ждали разъяснений. Он дал их госсекретарю США Лоуренсу Иглбергеру, уединившись с ним в одной из комнат.
В зале заседаний они появились вдвоем — улыбающиеся, довольные.
— Леди и джентльмены,— обратился Козырев к коллегам, — хочу заверить, что ни президент Ельцин, который остается руководителем и гарантом российской внутренней и внешней политики, ни я, как министр иностранных дел, никогда не согласимся на то, что я зачитал в своем предыдущем выступлении.
Вздох облегчения пронесся по залу.
— Хочу поблагодарить за возможность применить такой ораторский прием. Зачитанный мною текст — достаточно точная компиляция из требований далеко не самой крайней оппозиции в России. Это лишь прием: показать опасность другого развития событий.
И «мистер да» приступил к зачтению правильной речи. «Великая Россия» — всего лишь шутка, успокоил всех министр.
Декабрь 1992 года. VII съезд народных депутатов. На пост главы правительства вместо Егора Гайдара президент предлагает Виктора Черномырдина.
Это был пик рыночной эйфории, переходящей в истерию. Если раньше все дороги вели к коммунизму, то в девяносто втором — к рынку! В верности ему клялись все: от кадетов и монархистов до коммунистов. Рынок был своеобразным символом демократии.
Естественно, что и новому главе правительства в числе первых был задан вопрос:
— Вы за рынок?
— Я за рынок, но не за базар. Наша страна не должна превращаться в страну лавочников, — с ходу ответил Виктор Степанович.
Депутаты Госдумы России рассматривали проект Договора об общественном согласии.
— Мы сейчас как в ресторане: кто ест яства, а кто моет посуду, — заявил лидер ЛДПР Владимир Жириновский.
Представитель ПРЕС Вячеслав Никонов, кстати, внук Молотова, не согласился с лидером ЛДПР:
— Речь в Договоре об общественном согласии идет не о еде, а о правилах поведения за столом. Надо договариваться не бить по голове официанта, не сморкаться в скатерть и так далее.
В Госдуме очень много умных людей, не говоря уже об образованных.
Сижу перед телевизором. На экране— российский канал. Выступает землячка российского президента депутат Екатерина Лахова:
— Согласие между представительной властью и правительством будет тем моментом, на который можно нанизать процесс, в который бы все вступили...
Жгуче завидую всем, кто умеет просто говорить о сложном!
Эдуард Лимонов — известный романист, политический деятель. В 1993 году дал ряд метких портретных характеристик руководителям России и их окружению. С его оценками многие не согласятся, они спорные, но писательский взгляд точен и убийствен.
О Горбачеве:
— Горбачев плохо говорит по-русски. С деревянными такими истовыми интонациями, с какими в советских фильмах говорили «честные ребята». Франтоват. Шляпка-пирожок на лысине. Маленький человек, попавший в главы великой державы. Акакий Акакиевич.
О Ельцине:
— Ельцин по сути своей тоже похож на всем знакомый (иной, чем горбачевский) тип «честного мужика», соседа, пропивающего только аванс, а зарплату — в семью. Потому и выбрали.
О Боннэр:
— Мадам Сахарова, женщина, похожая на кладбищенскую ворону. Восточная неряшливая дама с папиросой, с которой падает пепел. Кухонный диктатор. На кухне в нечистом халате принимает депутатов, ругает, наставляет их, отдает приказы. Профессиональная вдова, пережившая «фитиля» («эпохи трепетный фитиль» назвал ее покойного мужа поэт Вознесенский). От долгого общения с милицией, диссидентами, отказниками и более всех — с зэками в ней что-то от зэчки. Печать зоны.
О политиках:
— Политики нет. «Бояре» бегают из лагеря в лагерь, как во времена лжедмитриев, успевая за сезон сменить «политические убеждения» полдюжины раз. Все время в бегах: от КПСС к Горбачеву, от Горбачева к Ельцину, от Ельцина куда? Национализм входит в моду, скоро будем ждать наплыва «бояр» во Фронт национального спасения? Бородатые, в пышных шапках, самые что ни на есть лукавые бояре, как в XVI веке. Поневоле поймешь царя Ивана Васильевича Грозного, окружившего себя опричниками...