Ласковый Питер исходил от нетерпения.
– Плыви к берегу, нашел время валять дурака! Давай сюда жемчужницу! Ты выронишь ее! – кричал он, стоя у самой кромки берега.
Как только я подплыл, он вырвал у меня раковину и, рассматривая ее со всех сторон, говорил;
– Чем мы ее, проклятую, теперь раскроем? Ждать, пока моллюск сдохнет? Вот бы нож Послушай, у тебя ведь был нож? Где он? Ну, живо!
Я чуть было не припустился за ножом, да вовремя одумался и протянул ему медный гвоздь. С проклятьями, поранив руку, он стал вскрывать раковину, я, не отходя от него, наблюдал за его работой и снова упустил случай завладеть пистолетом, хотя он у него чуть не вываливался из-за пояса.
Раковина хрустнула под его короткими, сильными пальцами, поросшими рыжими волосами, Мы наклонились над ней, касаясь лбами. На розоватой пульсирующей подушечке лежала жемчужина больше самой большой горошины, какую мне приходилось видеть. Она была совершенно круглая и вся светилась нежными красками неба и моря.
Мы долго так стояли, забыв обо всем на свете, кроме этого маленького чуда. Меня распирала гордость, что именно я, а не кто другой, достал со дна моря такую красоту. Капитан взял себя в руки первым. Он схватился за пистолет и медленно отошел, поглядывая на меня с недоброй улыбкой. Когда я сделал попытку приблизиться к нему и еще раз взглянуть на свою жемчужину, он предостерегающе поднял руку:
– Остановись! Нам все-таки лучше держаться на некотором расстоянии. Для твоей же пользы. Жемчуг никогда не был источником хороших отношений, между мужчинами, конечно. Боюсь, что ты полагаешь, что добыл настоящее сокровище. Шарик не совсем правильной формы, тускловат. Будем надеяться, что там ждет нас кое-что получше.
Он сел на землю и, косясь на меня, стал точить кончик гвоздя о камень, затем с величайшей осторожностью надрезал мясо вокруг жемчужины, отделил ее от раковины и стал разглядывать ее со всех сторон, плохо скрывая свое восхищение. Налюбовавшись, вытащил из кармана носовой платок и стал трясти его, говоря:
– Жемчуг требует тонкого обращения, одна царапина, и цена упадет. Ну, кажется, хранилище чисто.
Он положил ее в центр платка, скатал его трубочкой и завязал узлом.
– Теперь она в надежном хранилище. Что ты так на меня уставился? Твоя доля тоже пока здесь, продадим и получишь; к сожалению, я не могу выдать тебе расписки, но мое слово – надежная гарантия. Не так ли?
Я спросил, сколько стоит жемчужина.
– Какой-нибудь пустяк. Но это не твоя забота. Ты получишь свои деньги в любой валюте. Вот за эту безделицу я заплачу тебе пятьсот марок.
– Марки здесь не имеют цены,- сказал я.
– Ну тогда получишь франками, долларами, фунтами стерлингов по курсу. Скажем, двадцать долларов! Неплохая цена за работу в течение минуты.
Мне стало смешно, что мы торгуемся о цене, не зная, удастся ли нам выбраться отсюда. Возможно, остров забыт и на нем никогда не бывают местные жители, о приходе корабля нечего было и говорить: вряд ли кто рискнет пройти между рифами, да и зачем?
– Ты что скалишь зубы? Тебе мало?
Я помотал головой.
– Вот и отлично. Сто жемчужин – и полторы тысячи долларов в кармане. Ну, мой мальчик, за дело! Несколько раз вдохни поглубже – дольше пробудешь под водой и больше соберешь раковин.
Капитан оказался прав – мне удалось взять три раковины, одну я выронил из рук, а две благополучно передал в жадные руки капитана. Жемчужин в них не оказалось.
– Не стоит отчаиваться,- сказал капитан, кисло улыбаясь,- завтра ты сплетешь себе сетку из отрывков такелажа, она необходима, кроме того, тебе надо будет сделать что-то вроде ножа. Там плавают обломки моей шлюпки, мы найдем скобу, наточим ее и тебе будет легче отрывать раковины от камней, А пока попытаем счастья с голыми руками.
Нырнув в третий раз, я выпустил из рук груз, не добравшись до дна, так как заметил акулу – она проплыла совсем близко от меня.
– Акулы – постоянные спутники ловцов жемчуга, мой мальчик,- сказал капитан.- Стоит ли их бояться! Ты же храбрый мальчик. Ну, еще всего один раз. Сегодня счастливый день, и давай используем его на все сто процентов.
Я наотрез отказался. Появилось еще несколько акул, они совсем близко проплыли возле берега.
– И все-таки тебе придется достать ещё пару раковин. Запомни, Фома: кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
– Вот вы и ныряйте.
– Что ты сказал? Немедленно в воду! – Он еще попробовал уговорить меня, изменив повелительней тон на приторно-ласковый: -Ну, смелее, мой мальчик. Мне тоже приходится рисковать, и не малым. Потеряв тебя, я быть может, лишаюсь миллионов. Признаюсь тебе, что не умею нырять даже на такую пустяковую глубину, а самые ценные раковины находятся на глубине пятнадцати – двадцати метров. Ну, смелей!
Я стал одеваться.
Ласковый Питер побагровел.
– В лагуну, или!
Я оделся и стоял, не двигаясь, глядя в его белесые змеиные глаза, и во мне что-то твердело, исчезли страх и осторожность, вдребезги разлетелся мой план захвата пистолета путем лжи и угодничества. Ну хорошо,- сказал он примирительно, мы сегодня устали. Оба провели ужасную ночь. Давай отдохнем немного. Акулы уйдут к вечеру. Пока же раздобудь еды. В горле пересохло. Пару орехов. Вон с того дерева.- Он подбросил на руке парабеллум.
Наверное, в тот миг я хотел умереть, петому что сказал:
– Я тоже устал и не полезу за орехами.
– Нет, полезешь!
– Нет… Не будет больше ни орехов, ни жемчужин. Все!
– Бунт? Ха-ха! Ты сошел с ума. Я же убью тебя. Нет, я буду стрелять в живот, затем спихну в воду, вон той красавице.- Гладкую поверхность лагуны разрезал острый плавник акулы.- Последний раз предлагаю: или ты будешь служить мне, как собака, или…- Он направил на меня пистолет: – Подойди, получишь пару затрещин в наказание, и мы покончим на этом. До него было не больше пяти шагов. Потупясь, я стал подходить к нему.
– Ну вот, и уладили восстание на атолле,- Он стал снимать сандалию.
В это время правой ногой я пнул его во руке с пистолетом. Вернее, хотел пнуть, да промазал: он разгадал мой замысел. С необыкновенной быстротой Ласковый Питер откинулся в сторону, упал, вскочил, хотел нанести мне удар в лицо, я также увернулся, и он, потеряв равновесие, чуть не угодил в лагуну. Он стоял, вскинув руку с пистолетом, балансируя на одной ноге на глыбе коралла, и смотрел в воду. Я увидал на его лице ужас. К берегу плыла акула, ее можно было разглядеть всю, словно отлитую из меди, подвижную, верткую; казалось, и она смотрит на Ласкового Питера и ждет. Мне стоила только чуть-чуть подтолкнуть его. Но я не сделал этого. В те несколько секунд, глядя на его искаженное страхом лицо, я даже испугался за него и даже протянул было к нему руку, чтобы поддержать его. Но в это время он поборол силу, толкающую его в пасть к акуле, и спрыгнул на песок.
Тяжело дыша, капитан поспешно отошел от воды. Пот каплями катился по его побелевшему лицу.
– Ты действительна становишься опасен,- сказал он, целясь мне в живот, и нажал на спусковой крючок. Я видел, как напряглись его пальцы, но пистолет не стрелял.
Он выбросил патрон. И опять выстрела не последовало, только что-то скрипнуло в пистолете. Бормоча ругательства, он стал вытаскивать обойму, -Я нагнулся, схватил горсть песку и швырнул ему в глаза. Он закрыл глаза рукой и старался снова зарядить обойму, а я все швырял и швырял ему в лицо белый коралловый песок. Все-таки ему удалось справиться с обоймой, и опять пистолет не выстрелил. Видно, заржавел спусковой механизм или в него набился песок. Поняв это, капитан стал гоняться за мной вокруг палатки и между пальмами. Но тут преимущество было явно на моей стороне. Я легко увертывался от него, и несколько раз угодил в него кусками коралла. У него был рассечен лоб и щека. Наконец он остановился, тяжело дыша и пожирая меня ненавидящим взглядом.
Так мы стояли с минуту, отдыхая и оценивая силы друг друга. Конечно, он был сильнее меня, пока не выдохся, и мне пришлось бы худо, попадись я ему тогда в руки, но сейчас, пожалуй, я справился бы с ним. На «Орионе» я часто боролся с матросами и нередко выходил победителем, умел и боксировать. Но о честной драке с ним не приходилось и думать, и я с опаской поглядывал на его волосатые руки.