Несколько дней пути, и распахнулось Большое Невольничье озеро. Неоглядное, окруженное топями и лесами. Каноэ повернули на запад, пристали у форта[18] Провиденс.

— Эй, Венцель! Живо, Венцель!

— Чертов матрос, ревет, как медведь, — пробурчал канадец. Он выпростал ноги из-под оленьего покрывала, хрипло крикнул: — Иду-у-у!

Во рту у Венцеля было гадко: здорово нализались вчера проводники… Венцель выбрался из хижины, на ходу подпоясываясь кушаком.

Малиновое солнце всходило медленно. Холодная вода спокойно лежала до горизонта: справа и слева она отграничивалась лесами, как валом.

Венцель потянул носом, понюхал дым. Признаться, у англичан неплохой харч. Жаль, на исходе. А в форту Провиденс ей-богу не разживешься.

Вояжер отвесил поклон начальнику, кивнул прочим. Венцель знал приличия: начальнику поклон особый. Однако не чересчур угодливый. Конечно, англичанин хорошо заплатил, но не Венцель, по правде говоря, зависит от лейтенанта, а лейтенант зависит от Венцеля. Англичане — люди моря, а тут — сухопутье, и старшему проводнику все карты в руки.

Он скинул голубой плащ, сел рядом с Хепберном: матрос подвинул к нему миску, полную жареных оленьих ребер.

— А я и не предполагал, сэр, — радостно говорил Франклину мичман Худ, — вот уж не предполагал, честное слово.

Франклин отхлебнул кофе.

— Должен сказать, Роберт, ваш старший брат отлично держался под огнем.

Роберт Худ влюбленно смотрел на Франклина. Подумать только: лейтенант сражался при Трафальгаре на одном фрегате с Оливером! При Трафальгаре… Когда великий Нельсон поднял вечно-памятный сигнал: «Англия надеется, что каждый исполнит свой долг!»

— Вот, вот, Англия и ныне надеется, — серьезно заметил доктор Ричардсон, угадав мысли мичмана.

Ах, как хотелось Роберту обнять друзей! Обнять всех — и Джона Франклина, и штурмана Бека, и доктора, и матроса Хепберна. Всех! Но полноте, Роберт, храни спокойствие.

— После завтрака прошу надеть мундиры, — сказал Франклин. — Вождя надо принять официально. Не так ли, Венцель?

— Верно, месье, Золотые нашивки, форменные шляпы… — Он щелкнул пальцами. — Все это производит впечатление на краснорожих дурней.

Солнце уже оторвалось от леса, уже висело над озером, но светило сквозь тучи и было багровым, и озеро тоже было багровым и тусклым, угрюмое это озеро, которое, казалось, хранит какие-то страшные тайны.

Пятеро англичан поджидали вождя индейского племени, как на смотрах поджидают адмирала. Но адмирал может приехать или не приехать — это его дело, и никто на кораблях по адмиралам не скучает. А вот если не пожалует Акайчо, тогда вряд ли экспедиция покинет форт Провиденс.

Три больших каноэ, передняя с шестом и каким-то знаком вроде штандарта, приближались к форту. Молодчина Венцель — не подвел. Когда бы ни лесной бродяга, ни вояжер и агент Гудзоновой компании Венцель, еще неизвестно, поспешил бы Акайчо на свидание с англичанами или нет.

— Большеногий с ними, начальник, — сказал Венцель и сбил на затылок вязаную шапочку.

Каноэ двигались быстро и плавно.

— Отличные гребцы! — молвил штурман Бек.

— Неплохо, — проворчал Хепберн.

Стало слышно, как шипит вода.

— Который? — спросил Франклин.

— На переднем, начальник. Вон тот.

Акайчо первым сошел на берег: рослый человек в парадной одежде вождя индейского племени — султан из длинных красивых перьев, меховая куртка и меховые штаны, пестро и хитро расшитые родовыми тотемными знаками, невысокие мокасины с изящным узором по верху голенищ.

Он шел упруго, охотник и воин. Он смотрел на пришельцев внимательными блестящими глазами. Глазами индейца, умеющего не только читать следы на лесных тропах, но и в душах людей.

Франклин выступил вперед. Акайчо остановился, поднял приветственно правую руку. Лейтенант тоже поднял руку. Потом сделал еще шаг и протянул Акайчо обе руки.

«Большой вождь, — подумал Акайчо, разглядывая Франклина. — Лицо доброе, как у того, кто не умеет лгать. Странный белый — он не умеет лгать…»

Стол был накрыт в просторной хижине. Индейцы сели на лавки по одну сторону, англичане — по другую. Все молчали. Только женщины при встрече трещат, будто трещотки из оленьих копыт. Слово мужчины дорого, как сухие трут и огниво в проливной дождь.

Франклин покосился на Венцеля: тот важно кивнул, и переговоры начались.

— Достопочтенный вождь! Мы рады видеть тебя в добром здоровье за нашим столом, — сказал лейтенант.

— Достопочтенный вождь! — переводил Венцель. — Мы рады видеть тебя в нашей хижине.

— Мы пришли в эту страну, согласно повелению нашего короля, самого могущественного монарха в целом свете.

— Мы пришли в эту страну, — толмачил Венцель, — по воле Белого Отца.

— Достопочтенный вождь! Ни у того, кто послал нас, ни у нас нет злых намерений.

— Достопочтенный вождь! Ни в сердце Белого Отца, ни в наших сердцах нет злобы к твоим людям.

— Мы не купцы, и мы не намерены ставить фактории и добывать пушнину. Мы хотим увидеть Ледовитый океан. Мы — путешественники.

— Нам плевать на меха, — переводил Венцель. — Мы мирные странники, нам надо увидеть Большую Соленую Воду в Стране Северного Ветра.

Акайчо курил. Акайчо слушал. Акайчо думал: «Они идут в Страну Северного Ветра, где так трудно выжить. Что им там нужно? Этот вождь не лжет. Но быть может, он не все говорит. У белых всегда недомолвки».

— Мы идем туда, — продолжал Франклин, — чтобы встретить друзей, которые будут ждать нас у берегов Ледовитого океана на двух кораблях.

— Мы идем к Большой Соленой Воде, чтобы встретить друзей, которые приплывут туда с восхода на двух каноэ, — сказал Венцель и отхлебнул из кружки со сциртом.

— Мы должны их встретить, великий вождь, и просим твоей помощи, за которую щедро заплатим. Путь наш очень тяжел, без твоей помощи, великий вождь, и твоих славных охотников нам не дойти. Богатые дары шлет его величество тебе, Акайчо, и твоим людям, но они еще в дороге. Я, начальник, даю тебе честное слово: будете вознаграждены так, что и внуки запомнят… Но… но если ты мне откажешь, мы пойдем одни. Пойдем, вождь, ибо не можем ослушаться повеленья нашего короля.

Франклин умолк. Акайчо курил. Он ждал. Так полагалось в мужской беседе. Он ждал, не захочет ли белый добавить еще что-нибудь. Нет, белый сказал все, что хотел. Белым нужна дичь, нужно мясо. И все? Но Акайчо знает, как трудно бывает набить едой одно брюхо, а тут много людей. Да-да, много, а в этом году охота не задалась.

Акайчо положил трубку.

— Белый вождь! — сказал Акайчо. — Радостно мне приветствовать тебя, великого начальника, и твоих людей на земле наших предков. Не часто твои братья приносят нам добро, но тебе я верю. Мне говорили, что с тобой едет большой колдун, который может воскрешать мертвых, и все мы радовались, что скоро увидим у наших костров отцов и дедов, которые ушли в Страну Мертвых. Венцель огорчил меня: оказывается, и ваши колдуны тоже не умеют воскрешать мертвых…

Он помолчал, дожидаясь, покамест Венцель переведет: он затянулся дымом, опустил веки, но успел заметить, как помрачнел Франклин.

— Да, вы, белые, тоже не умеете воскрешать мертвых, — заговорил Акайчо, — хотя и твердят вожди ваших факторий, что Могущественнее белых нет племени. Хорошо. Пусть так… Ты говоришь, что пойдешь в Страну Северного Ветра и без нашей помощи. Тогда всех вас ждет голодная смерть. Голодная смерть слишком жестока, чтобы обрекать на нее даже жестоких. Вот почему мы поможем тебе и твоим братьям.

Он опять помолчал, затягиваясь дымом из длинной трубки, опустив веки и неприметно усмехаясь, — эти белые совсем не умеют скрывать свои чувства. Как мальчишки, как женщины.

— А теперь, великий вождь, я хотел бы знать: какие дары ждут мое племя?

— О! Какие дары? Хорошо. Слушай, вождь! — И Франклин стал быстро перечислять: — Материя, порох, свинец, табак, ножи, топоры. Хорошо? А сверх того… А сверх того, Акайчо, после похода все ваши долги компании будут уплачены. И это так же верно, как то, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе.