И его любовь победила чары Злого Колдуна. Они спали, и Дочка вспомнила своего любимого Папу-Дракона. И жили они с тех пор вместе, долго и счастливо.

Рассказывая сказку, я постоянно повторяла «Папа-Дракон» и «Любимая Дочка». Не давала героям имена, как в других сказках, не заменяла на «девочка» или «большой дракон», например. Мне хотелось, чтобы эти слова отложились в памяти Россины, чтобы когда-нибудь, когда ей представят, наконец, её собственного Папу-Дракона, который её очень любит, она… Ну, не знаю, может, поняла, что он хороший, хоть и мужчина, что его не нужно бояться. Может быть, даже догадалась, что эта сказка про неё саму.

В любом случае, подобный сюжет был совсем не лишним, а уж принесёт он в итоге плоды или нет — увидим. По крайней мере — я попыталась.

Россина слушала новую сказку, которая так отличалась от прежних — весёлых, коротких, разыгранных с помощью игрушек, — замерев, глядя на меня широко распахнутыми глазёнками, впитывая каждое слово. Не знаю, всё ли она поняла, я даже представления не имела, что именно способны понять дети её возраста, но сказка ей очень понравилась. И она радостно захлопала в ладоши, когда услышала счастливый финал.

Когда девочка уснула, Вэйланд, уже привычно, прижал меня к себе, позволяя расслабиться и отдохнуть на его плече. Но сегодня мне показалось, что его рука, приобнявшая меня, сжимается… как- то не так. Судорожно, что ли…

Не совсем понимая, что случилось, я подняла голову и увидела, что в глазах дракона стоят слёзы. Поймав мой взгляд, он улыбнулся мне своей кривоватой улыбкой.

— Спасибо. Я даже передать не могу, насколько благодарен тебе за всё, что ты для нас делаешь.

— Это всего лишь сказка, — похвала меня немного смутила.

— Сказка, которая поможет моей дочери принять меня, когда она, наконец, узнает правду.

— Очень на это надеюсь. Но она и так стала тянуться к тебе, ты заметил?

— Ещё бы. Может, во время прогулки покатать её на плечах, как думаешь?

— Хорошая мысль. Ей нравится быть… высоко. Может, её подсознательно тянет к полёту?

— Может быть. Наши дети привыкают летать ещё до того, как обретут крылья — на руках у родителей, у других родственников. Я не знаю, что чувствует наш ребёнок, если его всего этого лишить, даже представить не могу.

— А если снять с Россины ошейник — она сразу же обратится?

— Не должна. Обычно дети этому учатся.

— Полуторагодовалые? — я не представляла, чему могут учиться такие крохи. — Они же ничего не понимают ещё.

— Ну, кое-что понимают. Умеют же они ходить, что-то говорят, понимают, когда к ним обращаются. Это как учить ходить — дети подражают взрослым, а те поддерживают, хвалят, помогают. Здесь — то же самое. Вот ты ведь тоже не сразу научилась превращаться, верно?

— Не сразу. Но… Я была гораздо старше. И если этому нужно учиться — почему бы не снять с Россины ошейник прямо сейчас?

— Потому что, испугавшись чего-то, малышка может обратиться спонтанно. Это… даже не знаю… средство выживания в опасной ситуации, что ли. Дракона, даже маленького, не так-то легко поранить или убить. Поэтому всегда есть опасность спонтанного обращения. А учитывая, что моя дочь боится очень многого… Дед прав — слишком рискованно.

— Ясно. Ну, ничего, осталось всего несколько дней. Ошейник ей вроде бы не мешает.

— Она привыкла. Он был на ней столько, сколько она себя помнит, — вздохнул Вэйланд. — Но как только мы доберёмся до дома — самолично его уничтожу.

— Скорее бы. Нам ещё долго ехать?

— Точно не знаю, но примерно от трёх до пяти дней. Зависит от дороги, как часто будем останавливаться, как долго продлятся ночёвки. Но, в любом случае, не пройдёт и недели, как мы будем дома, а Россина — без ошейника.

— Твоя бабушка очень обрадуется. Наконец-то она получит внучку, которую сможет нянчить даже в человеческом обличье.

— Что-то мне подсказывает, что и твою малышку она после этого не разлюбит, — хохотнул Вэйланд. — Уж очень у тебя дракончик получился маленький и очаровательный. Игрушечный просто. Не зря бабулю так на тебе переклинило. А Россина ещё не скоро обращаться научится, ей сначала нужно хотя бы просто привыкнуть к драконам и осознать, что она — одна из нас.

— Если только её что-то или кто-то не испугает, — это я себе под нос.

— Я никому не позволю больше пугать мою дочь. Папа-Дракон защитит свою Любимую Дочку от любого Злого Колдуна.

— Не сомневаюсь. Ей повезло, что у неё такой любящий отец. Который никогда её не продаст.

Последнюю фразу я прошептала едва слышно, но у Вэйланда был хороший слух.

— Я и тебя больше никому не позволю обидеть, — он обхватил меня и второй рукой, крепко к себе прижав. — Обещаю.

— Спасибо.

Я поверила ему. Мой дракон не даст меня в обиду. Если Вэйланд обещал — так и будет. Я уже достаточно хорошо его узнала, чтобы быть в этом уверенной.

Остаток дневного сна Россины мы проехали молча. Не знаю, о чём думал дракон, а я представляла, что мы с ним — пара влюблённых, и он обнимает меня, зная, что я девушка, потому что ему нравится меня обнимать, а не для того лишь, чтобы я могла отдохнуть, не стукаясь затылком о стенку кареты.

Знаю, что этого в обозримом будущем не будет, но помечтать-то я могу!

Когда Россина проснулась, мы вновь остановились, чтобы дать ей возможность побегать, да и самим размять ноги. И едва мы вернулись из кустиков, малышка тут же подошла к Вэйланду и протянула к нему ручки — покачай, мол. И все те полчаса, что были выделены на прогулку, он подбрасывал её — на этот раз уже выпуская из рук, подкидывая чуть выше, чем приводил в полный восторг, — катал на плече или на поднятых над головой руках. В последнем случае Россина махала руками, словно крыльями, а я подбадривала её словами: «Ты летишь, словно маленький дракончик!» И это её тоже радовало.

Пока это была лишь игра, так маленькие мальчики играют в рыцарей, а девочки — в принцесс. Но совсем скоро она узнает, что на самом деле является маленьким драконом. Судя по всему, её это только обрадует.

Реарден снова наблюдал за игрой внука и правнучки, выглядывая из-за занавески из окна кареты. Я даже пожалела его — он ведь не мог выйти и тоже размять ноги. Но потом вспомнила, что во время обеда все, кроме нас троих, могли прогуляться до постоялого двора и обратно — кареты специально останавливались на некотором отдалении, чтобы Россина никого случайно не увидела в окно, — а мы ели в своей карете. Так что, всё по-честному.

Когда мы, после прогулки, вновь тронулись в путь, малышка попросила сказку. Я достала книгу, но она помотала головой и указала пальцем на мой рот. Ага, значит, хочет выдуманную мною историю. Я взяла одну из кукол, которая у нас была той самой девочкой, которую дракон постоянно выручал из разных неприятностей, и даже уже придумала, что на этот раз у героини сказки мячик застрянет на дереве, но снова ошиблась.

Россина спрыгнула с моих колен, забрала у меня куклу, засунула под сиденье, в корзину с нашей сменной одеждой, потом взяла тряпичного дракона и стала ходить с ним по карете, а игрушка в её руках стала заглядывать во все углы, выглядывать в окно и даже «плакать». И до меня, наконец, дошло.

— Ты хочешь сказку про Папу-Дракона и его Любимую Дочку?

Радостно закивав, Россина вскарабкалась ко мне на колени и затихла. А я вновь рассказала ей полюбившуюся сказку, добавив немного деталей — например, куда ещё заглядывал Папа-Дракон в поисках Дочки, и во что они играли, когда Любимая Дочка нашлась. Оказывается, Дочка очень любила, когда Папа-Дракон подбрасывал её высоко к небу или катал на плече.

В этом месте малышка заулыбалась и показала на себя, а потом на Вэйланда, вопросительно глядя на меня.

— Да, — согласилась я. — Папа-Дракон и его Дочка тоже любили играть так же, как вы с Вэллой.

Россина крепче прижала к себе тряпичного дракона и дослушала сказку с довольной улыбкой — ведь она обнаружила нечто общее между собой и героиней сказки. И ей это понравилось.