Сама Галя говорила слово «люблю» всего два раза, точнее – двум мужчинам: Роману и вот теперь уже Тарасу. Она терпеть не могла разбрасываться словами, тем более такими. И если уж говорила «люблю», то отдавала себе полный в этом отчет, брала на себя определенные обязательства. Если сказала это, значит, будь добра не ждать милостей и подарков от любимого, а постарайся отдать ему всю себя, без остатка. И, конечно же, безвозмездно. Если он любит, то тоже отдаст все. Но нельзя ни в коем случае этого просить, а тем более требовать.

Вот и сейчас она собиралась отдать себя Тарасу. В самом прямом, грубовато-банальном смысле слова. И не только потому, что этого требовали взятые с признанием в любви обязательства, но и потому, что она этого хотела, по-настоящему страстно желала.

И когда Тарас вошел в купе, держа в руках «дымящие» паром кружки, она внезапно охрипшим голосом сказала: «Поставь», а после того как он опустил их на столик, потянула его за отвороты куртки на себя. Получилось почти как тогда, на даче, – он снова придавил ее своим телом. Только тогда из нее рвалось одно лишь животное желание, а теперь в ней пылала любовь. Тогда они попросту совокуплялись, теперь же они дарили друг другу себя.

Валялась разбросанная по купе одежда, остывал в кружках кипяток, зато чувства Тараса и Гали не только не остывали, но разгорались все жарче и жарче, до той несуществующей отметки шкалы, имя которой «блаженство»; и, перескочив ее и забрав с собой, до «безумия»; потом, уже все вместе, до «сладострастия» и так далее, до бесконечности. Галя перестала ощущать себя отдельной личностью. Теперь она была растворена в любимом и в то же время растворила его в себе. Она бессвязно выкрикивала что-то в конвульсиях оргазма, но не могла поручиться, что это кричит именно она. Ведь она стала теперь и им тоже, а он стал ею. И это она сейчас жарко дышала, ускоряя толчки: «Люблю, люблю, люблю!..» – и это он сейчас, выгибаясь змеей, жадно раскинув бедра, стонал: «Возьми меня! Да, да! Еще!..» Можно пытаться описать это словами, но никогда и никто не придумает для этого нужных и правильных слов, потому что там, где случается это, кончается земное бытие, теряют значение любые слова и понятия, лишаются силы ограничения и запреты. Там нет жалких, выдуманных и нелепых законов, там нет глупых замков и бесполезных границ. Там и пространство, и время сжимаются в точку, разлетевшись при этом по всей бесконечной вселенной. И владычица этого мира – любовь. И рабыня его – тоже любовь. А все остальное, поверьте, это такая чушь и безделица!..

Проснулась Галя абсолютной счастливой. И все же первой мыслью было: сможет ли она посмотреть в глаза Тарасу без смущения? Но опасения оказались напрасными, Тарас, заметив, что она не спит, подскочил, наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

– Вставай, моя хорошая. Кофе готов.

Галя сладко потянулась, разом отбросив глупые опасения. Взглянула на столик. Там и впрямь исходили паром кружки, распространяя по купе вкусный, бодрящий запах.

– Кофе? – переспросила она. – А откуда ты знал, что я сейчас проснусь? Вдруг бы он остыл?

– А я специально ложкой брякал погромче, – засмеялся Тарас.

– Ах, какой же ты вредина! Я бы спала еще и спала.

– Да ты посмотри на часы. Времени-то уже одиннадцать. Через час прибываем.

– Да ты что? – подскочила Галя. – Я пошла умываться!

– Ладно тебе, тогда точно остынет. Попей, потом сходишь.

– Ну, – смутилась Галя, – мне и еще кое-что сделать надо.

– Аа-а… – протянул Тарас. – Ну, давай тогда быстренько. Я тоже без тебя пить не буду.

Она и впрямь обернулась быстро, кофе не успел совсем остыть. Правда, дуть на него уже не пришлось.

Позавтракали Катиными пирожками. Жить стало совсем хорошо. Хотелось, как говорится, сворачивать горы. А для начала – хотя бы наметить план ближайших действий.

– Что будем делать, когда приедем? – спросила она.

– Первым делом пойдем ко мне, – сказал Тарас.

– Это уж само собой! Знаешь, как я по Костику соскучилась?

– Догадываюсь. Я, между прочим, тоже. Ты, кстати, звонила им? – Тарас даже вскочил. – Елки-палки, я не привык к мобильникам и забыл тебе вчера напомнить!..

– Ну, мне не надо об этом напоминать. Во-первых, я звонила с автостанции.

– Это я помню.

– Молодец. Во-вторых, пыталась дозвониться из Ильинки, но они вне зоны действия сети.

– Блин!

– Фи, господин учитель русского языка! – шутливо скривилась Галя.

– Ладно, ладно тебе, давай «в-третьих».

– В-третьих, пока ты нервно курил после… фонтанов, я еще раз звонила, у них все в порядке.

– Когда это ты звонила после фонтанов? – удивился Тарас.

– Ну, ты в такой прострации находился, что я в колокол могла звонить над твоей головой – и ты бы не услышал.

– Я и правда был невменяем, – широко улыбнулся Тарас. – А ты, выходит, более хладнокровная особа…

– Глупышоныш! – вновь использовала Галя Тарасово словечко. – Я не хладнокровная. Только сердце у меня надвое теперь поделено: одна половинка твоя, а вторая, уж извини, Костина. И пока твоя половинка моего сердца млела, вторая беспокоилась о сыне.

– Точно млела? – прищурился Тарас.

– До сладкой истомы, – кивнула Галя и закатила глаза, изображая эту самую истому.

Тарас быстро пересел к ней на полку и обхватил за плечи:

– Только без обмороков.

– Ну какая же истома без обмороков? Пусти, – сделала она вид, что пытается освободиться.

– Тогда на меня падай, – подал идею Тарас.

– Ага, и проедем нашу станцию! – засмеялась Галя.

– Да уж, это точно, – с трагической нотой вздохнул Тарас. – Но ночуешь ты сегодня у меня.

– Нетушки, – теперь уже всерьез сняла руки Тараса с плеч Галя. – Если хочешь… ночевать со мной, то только у меня. Это не обсуждается.

– Ты из-за мамы? – надулся Тарас. – Она хорошая.

– Хоть золотая. Никаких мам, пап и прочих дядюшек-тетушек.

– Вреднюшка ты.

– Почему это? У меня свободная квартира. И очень даже неплохая. Глупо этим не пользоваться.

– Да я знаю… Но мама точно обидится.

– Тарас, – жестко повторила Галя. – Скажу тебе еще раз – и больше к этой теме возвращаться не стану. Хочешь, чтобы мы просто временами встречались, – тогда мне все равно, где и как, хотя и в этом случае у меня удобней. Но если ты хочешь… жить со мной вместе – то исключительно и только у меня! Или в любой другой, но отдельной квартире. И не сочти это за мой каприз, пожалуйста. Поверь мне, я права. И тема на этом закрыта. Хорошо?

Тарас кивнул. За время ее отповеди он заметно покраснел, но Галя привыкла уже, что краснеет Тарас часто и по любому поводу.

– Вот и ладненько, – подытожила она уже совсем другим тоном.

– Ты сказала: вместе жить, – буркнул Тарас, приобретая постепенно нормальный цвет. – Значит, ты согласна быть моей… женой?

– Это что, официальное предложение? – охнула Галя, чувствуя, что теперь краснеет сама.

– Ну да, – заглянул ей в глаза Тарас. Она увидела в них мольбу и тревогу.

– Конечно, согласна, – ответила Галя, и как ей ни хотелось добавить «глупышоныш», она удержалась.

Тарас снова обнял ее и поцеловал. Галя не стала возражать. Этот поцелуй был для нее не только приятен; она знала, насколько важен он для Тараса. Да и для нее, конечно же, тоже. И, если бы не выходить уже совсем скоро, она догадывалась, во что бы сейчас вылился этот поцелуй. Но рассудка на сей раз она не теряла. А потому тихонько и осторожно погладила взъерошенные волосы Тараса и сказала:

– Спасибо, любимый. Спасибо тебе за все. А сейчас давай все же подумаем, что делать дальше?

– Давай, – неохотно отстранился Тарас. – Но мы подъезжаем уже. Минут десять осталось.

– Ну, десять минут – тоже время. Надо же что-то делать. Или ты уже решил оставить все как есть?

– Да ты что?! – вскинулся Тарас. – Конечно, надо доводить дело до конца. Что ж мы теперь, до конца жизни будем в страхе жить? Нет уж, я так не хочу. И главное, не хочу, чтобы вы с Костей так жили.