— Все это так, Ниррам, — согласилась с ним ведьма и опустилась рядом. — Но еще и тупы как эти самые двугорбцы.

Жылыдын весело рассмеялась, а шаман нахмурился, ведь сколько он себя помнил ни одна женщина не позволяла себе так отзываться о его соплеменниках. А ведьма, тяжело вздохнув, продолжала:

— Ты думаешь, просто так нет ни одного самца среди Шестнадцати?

— Что?! — Еукаму напротив, эти могущественные Шестнадцать представлялись собранием умудренных годами старейшин, чьи знания о мире были способны перевернуть этот мир вверх ногами. — Но ведь каждый малец в любом становище знает их имена! Отарг, Дыргет, Осолуун, Пегракт, Скроон! Это все мужские имена!

— Конечно, мужские, — очень легко согласилась с ним Жылыдын. — Меня, например, знали как Дыргета.

— Но зачем? — Изумился шаман. — Зачем скрываться под чужими масками?

— Лет пятьсот назад, пока на наши земли не пришли лысомордые — никто и не прятался. Но, согласись, что хотя отдельный лысомордый слабее, медленнее и устает гораздо быстрее, чем самый невзрачный потомок Оорга, но при этом они злее, мстительнее, настойчивее и свирепей, чем самый кровожадный из нас. И они очень низко ценят ум своих женщин. Пожалуй, где-то между собаками и коровами. А теперь представь, что этому мерзкому племени вдруг стало известно, что народом их злейших врагов, которых они уже почти истребили, управляют женщины? Что будет с нами? И как скоро?

— И поэтому, — дальше догадался Еукам, — поэтому та, которая становится одной из Шестнадцати вместе с местом получает мужское имя, чтобы боялись лысомордые?

 Ну вот, Ниррам, я всегда говорила, что ты гораздо умнее, чем обычный оорг, — ведьма улеглась на траву и положила руки под голову. — Другой бы две тысячи вопросов задал, а тебе хватило одной. Завтра мы уже будем спать на земле лысомордых.

— Дай нам Оорг дотянуть до завтра, — отвернувшись, пробормотал Проснувшийся. — Женщина, а у тебя ничего поесть не осталось?

— Нет, — Жылыдын сорвала пучок травы и принялась тщательно ее пережевывать.

Еукам скривился, как будто это на его зубах вдруг растекся горьковатый привкус этой невзрачной травки. Да, конечно, народ оорг неприхотлив, вынослив и всеяден, но совсем не хотелось подтверждать эту истину прямо здесь и сейчас. «Как бы мочу пить не заставила, старая ведьма!» — успел подумать Еукам перед тем как сунуть и в свой рот полусухие стебли.

Трава оказалась на удивление вкусной. Гораздо лучше тех лепешек, что случалось проглатывать молодому Нирраму во время своего полусна-полубодрствования. И снова шаман надолго задумался, соображая из чего же пекли те лепешки, которыми его кормили прежде? Да и пекли ли вообще? А может, это были и не лепешки?!

Видимо его сомнения-размышления отразились на покатом лбу, потому что ведьма провела по нему своей легкой рукой, словно приглаживая встопорщившуюся шерсть и, заглянув в карие глаза Еукама, усмехнулась:

— Вспоминаешь лепешки, Ниррам?

— Откуда ты знаешь? — Он не испугался, что ведьма читает его мысли, но все равно почему-то по рукам пробежала легкая дрожь.

— Не забывай, — ведьма помедлила, давая возможность Проснувшемуся вспомнить, — я одна из Шестнадцати. Я могу … все!

Еукам опять не испугался, но опасливо отодвинулся: теперь ведьма казалась ему сошедшей с ума. А мерзавка, словно подтверждая эту внезапную догадку, мерзко захихикала:

— Кхе-кхе-кхе-кхе, — едва слышно и все равно очень мерзко смеялась Жылыдын — одна из Шестнадцати Великих Жриц, объединения которых опасался даже Сильный.

Если бы Ладиэлю еще совсем недавно кто-нибудь сказал, что вскоре ему придется выполнять поручение Великой, то удивлению эльфа не было бы никакого предела. Однако когда сама Великая пришла к нему с необычной просьбой, он воспринял это событие как само собой разумеющееся. А что тут такого? Ну Великая, ну Глодитроэль, ну Мать всех Эль-Льойффу… А к кому ей еще идти с таким хитрым поручением как не к старшему суровому садовнику, который уже бывал у круглоголовых и даже сумел их заставить делать то, что нужно было Лесу! Выбор-то у Великой тоже был невелик… Нет, ну справедливости ради, нужно сказать, что любой эльф, ознакомившись с отчетом той миссии, был бы готов выполнить любое задание на землях людей не хуже Ладиэля, не зря же он потратил на запись в Вечной книге половину года по возвращении? Все было изложено доступно, четко и подробно — чтобы не возникло разночтений, был объяснен каждый чих всех участвующих в тех событиях персон. Ладиэль не напрасно гордился тем трудом, ведь этот фрагмент по праву должен был стать одной из истинных жемчужин, украшающих его «Великую историю народа Эль-Льойффу»!

И однажды (конечно не сразу, ведь быстро только у людей дети родятся!) к нему должно прийти признание народа за этот без смущения сказать — беспримерный подвиг! И ведь никто не оспорит! Разве нет истинной смелости отправиться в самое сердце страны ненавистного врага, один вид которого способен довести иного Эль-Льойффу до настоящей истерики?! Настоящая насмешка над образом разумного существа! Не такое безобразное убожество как мохнорылые из степи, но тоже — не дайте Лесные Духи увидеть эти рожи в час упокоения! Не то придется все следующее воплощение быть морской водорослью, отмываясь от скверны, пронесенной через Врата …

Ладиэль улыбнулся, представив себе пучеглазое нечто, колышущееся на морском дне в поднятом рыбами песке, и ускорил и без того легкий шаг. Он бежал по веткам деревьев на высоте четырехэтажного дома и если бы кто-то из людей мог его видеть в это мгновение — родилась бы еще одна легенда о необычайных способностях эльфов. Но людей в эти пределы не пустили бы, даже заявись они кровожадной армией, собранной со всего света, куда только успело докатиться это бесконечно быстро размножающееся племя!

Он спустился на землю лишь перед последним Дозором; здесь стоило поставить ребят в известность — по какой надобности и на какой срок отлучается старший садовник из Леса. Не то, что бы так было заведено, но упускать последнюю возможность перекинуться словом с соплеменниками Ладиэль не хотел.

Никакой человеческий глаз — будь это хоть трижды прославленное в песнях око королевского лесничего, что умел читать следы птиц в небе — не способен опознать в трех замерших у тропы корягах разумные существа. Да и эльф, окажись он здесь случайно, успел бы получить на память несколько добрых стрел прежде, чем обнаружил бы своих соплеменников. Но Ладиэль во-первых еще в прошлый свой вояж был представлен начальнику Последнего поста и на правах старого знакомца вправебыл расчитывать на некоторое послабление. Во-вторых — встретился с начальником — Элториэлем — прошлой ночью и обговорил время своего появления. Ну а в третьих у эльфов никогда и ничего просто так не меняется! Если лежали у дороги три коряги, то будьте уверены, что пролежат они еще очень-очень долго — либо пока пост сменят, либо пока звери другую тропу проложат, а прежняя зарастет.

 Привет, Элториэль! — Вполголоса поздоровался старший садовник с Начальником дозора, присаживаясь на пень возле трухлявого бревна — свидетеля и жертвы столетней давности урагана.

Из-под бревна показалась сильная и гибкая рука, талантливо укрытая зеленой имитацией болотной тины, сдвинула бревно чуть в сторону и на Ладиэля уставились подозрительно сощуренные глаза начальника Последнего Дозора.

— Все-таки пошел? — Спросил Элториэль, вместе со словами выплевывая изо рта древесную труху. — Тьфу, тьфу, лесные духи! Совсем уже сгнила эта гадость! Что-то зачастил ты в земли круглоголовых. Второй раз за два десятка лет… Что-то я и не вспомню никого другого столь же часто ходившего к этим…

— Так и не было никого, — согласился с ним старший садовник, между делом стряхивая элториэлеву труху, попавшую на рукав камзола. — Но, видимо, меняются времена, меняемся и мы вместе с ними.

— Ерунда, — усаживаясь на расчищенный от хвои пенек, сказал начальник Дозора. — У нас ничего никогда не меняется. Мы с парнями почитай уже полторы сотни лет под этими корягами лежим. Толку-то?