— Странный граф какой-то. И приказчик у него совсем дурной! Кто так дела-то ведет?

— Ты, маршал, послушай, что дальше было.

— Ну?

— А на следующий день он исправно расплатился со всеми и, пересчитав шкуры, поднял цену до десяти монет!

— Больной какой-то! При скупке шкур — первейшее дело брак отыскивать, пересортицу, цены сбивать!

— Сам ты больной, — скривил губы Гровель. — Совсем даже и не больной он был. По десять монет за шкуру мы готовы были сами друг друга свежевать. Брюннервельде вмиг опустела: все бросились на охоту. Но, к сожалению, большинство окрестных волков расстались со своими шкурами еще прошлым днем по цене в три монеты, а оставшиеся были очень осторожны!

— Подожди-ка, подожди-ка, — герцог Лан усиленно потер лоб и громко расхохотался, чем вызвал очередной приступ настороженности у Рональдо. — Давай, я дальше сам закончу?

— Тебя ж там не было? — С сомнением в голосе заметил купец.

— Ерунда, — отмахнулся Бродерик. — Ваши охотники принесли пяток последних шкур, этот добрый человек со всеми честно расплатился и сказал, что нужно еще много шкур. И поднял цену до пятнадцати монет. А самые сметливые и жадные мужички решили подзаработать, да? Вечерком они навестили этого приказчика и уговорили его скупить уже купленные шкуры по пятнадцать монет? Они уговаривали его рассказать графу, что крестьяне меньше чем за пятнадцать медяков продавать шкурки отказываются! Он долго отнекивался, но, в конце концов, согласился. Только опасаясь проверки от графа или еще чего-то, попросил имеющиеся у него в корчме шкурки забрать, а деньги из расчета по десять монет за шкуру вернуть, чтоб было чем отчитаться перед проверяющим, который должен был приехать поутру, да? И получилось, что половина товара обошлась ему в одну монету, вторая половина — в три, малая часть по десять, и вернул он все шкуры обратно — по десять, да? Но ваши жадные мужички были согласны, ведь утром они должны были заработать на перепродаже половину затраченной суммы! И даже, наверное, что-то приплатили ему лично сверху! Однако, молодец!! — Бродерик восхищенно хихикнул. — Если таким образом была продана сотня шкур, то заработал он около, около, около… Семьсот — семьсот пятьдесят монет! Потому что на утро, когда пришла пора расплачиваться — никого в корчме не нашли! Так?

— Ну да, — нехотя сознался Гровель. — Почти так все и было. Только мужики во главе со старостой сразу предложили выкупить у него шкуры по одиннадцать монет, с тем, чтобы утром перепродать ему же по пятнадцать. Ну а утром его кровать нашли заправленной и холодной. Корчмаря — Лысого Хью чуть не повесили сдуру, да баба его отстояла. А ты это откуда знаешь?

— Да не знаю я этого! Просто, после того, как ты сказал, что волки в лесу кончились — стало понятно, зачем задирались цены! Молодец парень! Готов на пари, что десяток деревенских до сих пор ждут, когда появится «графский приказчик»!

— Ну да, — опять согласился негоциант, — вот и дядька мой тож с тремя десятками этих вонючих шкур застрял.

Бродерик восхищенно крутил головой и мерзко хихикал, потом резко замолчал, словно вспомнил нечто важное. Спустя десяток шагов раздался его голос, очень похожий на воронье карканье:

— Давай еще раз сыграем в эту игру!

— В какую?

— Я продолжу за тебя мысль о твоей задумке!

— Ты колдун, что ли?

— Нет, Гровель, я не колдун. Но, получив направление, теперь могу достоверно предполагать, что именно ты задумал!

— И что же это? — Невинно осведомился купец.

— Первые выплаты по взятым в оборот деньгам ты начнешь производить уже через неделю! Из средств вновь привлекаемых участников! И лихва будет сказочной — они должны биться в падучей, сотрясаемые алчностью и жадностью, они должны строиться в очередь и молить тебя, уговаривать, ползая пред тобой на коленях! Лишь бы ты согласился принять к себе их деньги! И никаких расписок! Только чистоган, только звонкое серебро и блестящее золото! Ты будешь привлекать все больше и больше золота! И выплаченные тобою деньги они снова потащат к тебе же, желая увеличить свой основной капитал, с которого будет считаться прибыль! Если ты сумеешь продержаться сколько-нибудь долго, то очень скоро сможешь овладеть всеми деньгами королевства! Каков размах для деревенского увальня!

— А что такого? — Гровель делано зевнул, выражая свое отношение к разоблаченной загадке. — Ну, подумаешь, решил немного подзаработать…

— Немного? — Возмущение маршала было неподдельным. — Да ты понимаешь, что ты придумал?!

Глаза Бродерика лихорадочно заблестели, скрюченные пальцы принялись выписывать в воздухе замысловатые вензеля, между бородой и усами образовался темный провал раскрытого в беззвучном хохоте рта. Попадись им сейчас на дороге священнослужитель — и костер герцогу был бы обеспечен: именно в таком виде в солидных руководствах по искоренению волшбы и колдовства изображают одержимых бесами. Гровель даже отодвинулся от спутника, всерьез опасаясь, как бы тот не кинулся кусать всех подряд.

— Только не пойму, как ты собираешься действовать потом? — Неожиданно спокойно и рассудительно спросил вдруг герцог, прервав свою пантомиму.

— Потом? — Гровель наложил на себя знак Святого Круга (на всякий случай — мало ли?), и подъехал ближе. — Это когда все деньги соберутся?

— Все не соберутся, это вряд ли, конечно. Но ведь должен наступить такой момент, когда вновь привлекаемых денег станет недостаточно, чтобы гасить обещанные прибыли! Просто потому, что золото в королевстве не бесконечно! И что тогда? Выход на сопредельные рынки? Или…

— Не-е-е-е, — замахал руками Гровель, — никуда никто не пойдет. Какие еще сопредельные рынки?? Когда в этих руках, — он покрутил над головой мула своими пухлыми ладошками, — соберутся все деньги, Ганс Гровель просто исчезнет. И вот здесь я надеюсь на вашу с Хорстом помощь! Но, скорее всего, вам придется включиться в дело немного раньше. Если бы речь шла о деревне Брюннервельде, я бы, наверное, справился и сам, но здесь на мои дела обязательно обратят внимание не только горожане — купцы и ремесленники, но и благородные, а то и сам король! И становиться врагом нашего Хильдерика я не хочу. Вот с его вкладом за обещание небольшого содействия я был бы очень аккуратен — вовремя выплатил бы все, до последнего медяка! Но кто-то должен замолвить за меня словечко перед королем?

— Хильдерик? Что ж это совсем не глупо, — согласился Лан. — Если станет известно, что свои средства он доверил тебе — в стране начнется настоящая истерика вокруг твоего предприятия, скорость сборов многократно увеличится… Хороший ход.

— А потом, после всего, — Гровель ненадолго замялся, но подбодренный кивком маршала, продолжил: — ну, было бы славно, если бы судейские стали бы искать Гровеля в заранее обговоренных местах… Ну, там, где меня уже точно не будет. Вон, кстати, и сынок твой с охоты несется.

Его рука вытянулась в сторону небольшого облачка пыли, катящегося по склону странного холма с плоской верхушкой. Бродерик, еще будучи негоциантом, бывал в этих местах несколько раз, но только теперь обратил внимание на необычную деталь пейзажа.

А пылевое облако на глазах увеличивалось, пару раз скрывалось в низинах, и вот уже раздался топот копыт, и спустя недолгое время перед караваном остановилась группа охотников, возглавляемая Хорстом.

— До Золле три четверти лиги! — Выкрикнул Хорст. — Остановимся там! Ищите «Свинью в ландышах» — как говорил наш знакомец с перекрестка, здесь должен быть кабак его младшего братца! Догоняйте!

С разбойничьим свистом и веселыми воплями охотники умчались вперед.

Бродерик завистливо поджал губы, а Гровель украдкой покрутил у виска пальцем, недвусмысленно выражая свое отношение к подобным молодецким забавам.

До Золле обоз добрался ближе к закату, когда стены городка окрасились розовым — от падающего за холмы солнца.

— Тихо, — Жылыдын подняла палец с острым когтем вверх, прикрыла глаза и прислушалась.