— Да, я в курсе, — согласился Бонд.

— Ну все, мне пора. Я буду молиться за вас и за то, чтобы снова увидеть вас — как можно скорее.

Бонд проводил ее взглядом. Он видел, как хрупкая девушка подошла к краю тротуара и затем, привычно уворачиваясь от машин, пересекла все шесть полос проезжей части оживленного проспекта. Дойдя до противоположной стороны, она нырнула в первое же остановившееся такси. В отличие от Скарлетт, она не стала махать Бонду рукой на прощание.

Вернувшись в свой номер в отеле, Бонд вышел на южный балкон, с которого открывался вид на город, и развернул листок бумаги, который передала ему Поппи. Там оказался план побережья Ноушехра, наскоро нарисованный карандашом от руки — видимо, самой Поппи. Она отметила пятизвездочную гостиницу под названием «Джалаль» и сделала приписку: «Лучше, чем другие».

Под планом все той же рукой крупными буквами было написано: «Верфи братьев Исфахани». От надписи к одному из квадратиков на плане — в самой середине припортовой улицы — тянулась линия со стрелкой на конце. Кроме того, Поппи предусмотрительно записала название и адрес на фарси.

ГЛАВА 10

Крылатый корабль

На следующее утро Бонд вышел из гостиницы, ожидая, что ему придется ехать на каком-нибудь оранжевом рыдване из местного таксопарка, но, усаживаясь на заднее сиденье припарковавшегося перед отелем серого «кадиллака», почувствовал, что везение не изменило ему.

— Меня зовут Хамид, — представился водитель, солидный, серьезный и даже немного мрачный на вид мужчина с седыми волосами и громадными черными усами, формой и размером напоминающими щетку для обуви. — Я буду отвезти вас на Каспийское море. Вы брать купальные брюки? — Хамид скосил глаза на скромный по габаритам дипломат, который составлял весь багаж Бонда.

— Да, — ответил Бонд, — я взять купальные брюки. И еще много разных других вещей.

В его кейсе лежали мыло с губкой, дорожные карты, смена белья и чистая рубашка. Он не собирался задерживаться в Ноушехре больше чем на один день. Естественно, в потайном отделении под петлями дипломата были припрятаны кое-какие совершенно необходимые вещи, да еще кое-что, на взгляд Бонда несколько излишнее. К совершенно необходимым вещам он относил запасные обоймы для вальтера, а ко второй категории — глушитель и то, что старший оружейник Службы майор Бутройд называл «маленькими штучками про запас, на тот случай, если станет уж слишком жарко».

Бонд недолюбливал все эти технические излишества — гаджеты, навороты, примочки и прибамбасы — и не слишком торопился ознакомиться с выданным ему имуществом подробнее. Далеко не сразу технический отдел и оружейная служба сумели убедить его носить с собой специально доработанную зажигалку «Ронсон верафлейм», которая могла использоваться не только по прямому назначению: чиркая кремнем и одновременно нажимая на боковую кнопку, можно было активировать спусковой механизм, выстреливавший из корпуса зажигалки крохотный, чуть больше иглы, дротик, пропитанный не то снотворным, не то еще какой-то отравой, которая вполне надежно обездвиживала и выводила из строя человека среднего телосложения часов на шесть. В остальном Бонд предпочитал обходиться без технических излишеств: куда больше, чем всем этим новомодным «приблудам», он доверял собственным рефлексам, навыкам и инстинктам. Ну а уж если что-то шло не так — тогда следовало положиться на пробивную силу пули, выпущенной из старого доброго «Вальтера ППК». Даже глушитель он воспринимал скорее как обузу и втайне подозревал, что когда-нибудь эта штуковина здорово подведет его: либо отнимет несколько драгоценных мгновений, необходимых для того, чтобы навинтить ее на ствол, либо, если сделать это заранее, зацепится за кобуру или полу пиджака в тот самый момент, когда потребуется быстро выхватить оружие.

Сидя в машине и обозревая северные пригороды Тегерана, Бонд достал пачку «Честерфилда» — лучших американских сигарет, какие нашлись в магазине при гостинице. Густой аромат крепкого табака мгновенно наполнил весь салон «кадиллака», и он предложил сигарету Хамиду. После троекратного отказа — как Бонд уже успел выяснить, это было минимальной нормой вежливости, принятой в Тегеране, — Хамид с энтузиазмом принял предложение пассажира.

Бонд почувствовал, как его синяя хлопчатобумажная рубашка начинает прилипать к телу, — утро выдалось нестерпимо жаркое. Кондиционера в машине не было, так что пришлось открыть окно и впустить в салон дымный и пыльный воздух улиц. Раньше, до того как город настолько разросся на север, дом в Шемиране вполне мог служить убежищем от летнего зноя и духоты. Затем, по словам Дариуса, когда Шемиран превратился из цветущего пригорода в район плотной городской застройки, состоятельные семьи стали покупать себе нечто вроде дач — участки земли с крестьянской хижиной, садом и огородом; в основном они подыскивали себе такие домики в живописных зеленых долинах у подножия вулкана Демавенд. Здесь можно было провести пару месяцев летом в совершенно идиллической атмосфере: простой глинобитный домик на берегу журчащего ручья, простая крестьянская жизнь, как у предков, простая пища, в основном состоящая из того, что росло на прилегающих грядках и в саду, пешие прогулки в горы, а по вечерам — чтение стихов.

Постепенно в этих местах обосновалось так много горожан, что тем, кто жаждал большего уединения от назойливой толпы, пришлось перебазироваться на противоположный склон Эльбурского хребта. Климат там был более мягкий, воздух прохладный и влажный, природа — первозданная; дело осложняло лишь одно: принятая в Персии манера вождения превращала каждую поездку через горные перевалы в полное опасностей и приключений путешествие с непредсказуемым исходом.

— Тропа Тысячи пропастей, — объявил Хамид, взмахом руки вправо указывая, куда надо смотреть, чтобы увидеть очередную достопримечательность окружающего ландшафта.

К этому времени дорога стала подниматься в гору, извиваясь по крутым склонам и сворачиваясь петлями. Хамид держал ногу в неизменном положении на педали газа, невзирая на крутизну поворотов и качество дорожного покрытия. Рулил он одной левой рукой, а правой постоянно размахивал в разные стороны, делая таким образом свою экскурсию более насыщенной и экспрессивной.

— Долина Злой судьбы, — говорил он. — Гора Девственниц… Львиное логово… Перекресток Великих опасностей.

Время от времени Бонд замечал где-нибудь внизу, на дне очередного ущелья, под обрывом, ржавые остовы разбившихся машин и автобусов. Приближаясь к какому-нибудь исключительно крутому повороту, Хамид лишь взвывал жалостливым и даже смиренным голосом: «Аллах акбар»; судя по всему, он предпочитал лишний раз обратиться к Всевышнему и положиться на Его милость при проезде опасного участка трассы, совершенно игнорируя возможность чуть-чуть приподнять правую ногу с педали газа и тем самым снизить скорость.

Мало-помалу воздух становился чище. Часа через два Хамид затормозил у чайханы, приютившейся под отвесным обрывом, и жестом предложил Бонду вместе выйти проветриться. Они сели за столик на веранде и выпили по чашке крепкого и очень сладкого черного чая, рассматривая раскинувшийся внизу, у подножия гор, Тегеран; этот спрут, едва видимый в жарком мареве, под пеленой смога, раскинувший щупальца своих пригородов на многие километры, при взгляде сверху представал символом победы человеческого упорства над окружающей враждебной пустыней.

Хамид ушел в чайхану, чтобы поговорить, как он выразился, о бизнесе с хозяином заведения, который на поверку оказался его дальним родственником, но вскоре вернулся и пригласил Бонда занять место в машине. Спустя еще примерно час такой же бешеной езды они миновали перевал и начали спускаться к Прикаспийской равнине; буквально сразу же за перевалом воздух стал более прохладным и свежим. На горизонте, словно мираж, переливалась бирюзовая полоска — это отражали солнце воды самого большого в мире озера.