Не сказать, чтобы Лайза была красавицей, денег у нее тоже не водилось, но зато у нее имелось нечто более ценное: два имени – Джуди Гарленд и Винсенте Миннелли. Лайза была вынуждена взяться за два дела одновременно. Чтобы прокормить себя, она подрабатывала манекенщицей для таких журналов, как «Севентин», и одновременно старалась добиться успеха на сцене. Изо дня в день приходилось заниматься одним и тем же – постановка голоса, актерское мастерство, танец и поиск ролей в театрах. Подрабатывая манекенщицей, Лайза смогла самостоятельно платить за квартиру и оплачивать учебу. К счастью для нее, молодежная мода была такова, что отлично подходила к ее внешности. Лайза даже удостоилась целой статьи в «Ти Ви Гайде».

Что касается сценического мастерства и танца, Лайза, подобно многим детям из актерских семей, вскоре сделала для себя открытие, что если благодаря имени перед ней открываются двери, при отсутствии таланта этого все равно будет явно недостаточно, особенно когда хочется добиться настоящего признания. Вот что она вспоминает: «Первые мои роли достались мне отнюдь не благодаря таланту. Просто здесь сработало имя моей матери плюс любопытство».

Однако вскоре стало ясно, что талантом бог ее не обделил. Как ни странно, первой это разглядела Джуди, услышав в феврале 1963 года, как дочь читает стихи на вечере поэзии, посвященном творчеству Роберта Фроста. Обычно Джуди старалась не появляться на концертах с участием Лайзы, поскольку ей не хотелось привлекать внимание к своей особе. Однако после посещения вечера поэзии Фроста у Джуди появилась и другая причина: ей не хотелось лишний раз признаваться себе в том, что дочь теперь, можно сказать, наступает ей на пятки и притом весьма успешно. Критики восторженно отозвались о чтении Лайзы, назвав его мощным и проникновенным. Именно этот свой талант Лайза всеми силами старалась отшлифовать, когда брала уроки у таких признанных мастеров своего дела, как постановщик голоса Дэвид Сорен Колльер и преподаватель сценического мастерства Герберт Бергхоф, через чьи руки прошли несколько десятков начинающих талантов, таких, например, как Бетт Мидлер.

Джуди хватало мудрости не вмешиваться в карьеру Лайзы, однако здесь не обошлось без театральных заправил, которым казалось, что имя Джуди придаст выступлениям Лайзы известную долю скандальности. Это касается и тех продюсеров, что отдали Лайзе главную роль в новой версии постановки «Лучшей ноги», которая должна была состояться в крошечном зальчике, известном как «Сцена № 73», примыкающем к одному из нью­-йорских баров. Они надеялись нагреть руки на честолюбивых стремлениях Лайзы и имени Джуди, и обе они – мать и дочь – клюнули на эту удочку.

«Мама страшно обрадовалась, когда я сказала ей об этом, – вспоминала Лайза. – Я позвонила ей в Калифорнию – да, такое не часто услышишь. Сначала она ужасно разнервничалась и начала увещевать меня, чтобы я не слишком волновалась и держала себя в руках и вообще, чтобы я держалась молодцом, затем она принялась расспрашивать меня, что я собираюсь петь, и, может, ей стоит прилететь ко мне и взять на себя мои дела? Я просто не ожидала от нее ничего подобного. Она вся извелась из-за меня». Платили Лайзе 45 долларов в неделю.

«Лучшая нога» обернулась для Лайзы худшей, так как начинающая актриса сломала собственную ногу на репетициях. Премьеру пришлось отложить, а сама Лайза отпраздновала свое семнадцатилетие в больнице. Наконец, 2 апреля 1963 года, состоялась премьера, вызвавшая такой ажиотаж и столпотворение, что не обошлось без вмешательства полиции. Три места в первом ряду были зарезервированы для Джуди, Лорны и Джои. И хотя в день премьеры они предпочли остаться в «Отеле Палас», тем не менее послали Лайзе бутылку шампанского.

Отсутствие Джуди отнюдь не обескуражило продюсеров – их предчувствие, что звезда непременно даст о себе знать, подогревало зрительский интерес ничуть не меньше, чем если бы звезда действительно почтила спектакль своим присутствием. Когда на следующий день Джуди все-таки появилась, в сопровождении толпы фотографов, пресс­-агентов, репортеров и прочих прихлебателей, безумствам поклонников не было предела.

Сама Джуди заявила: «Я проплакала все глаза. Я так горда за свою дочь. Ведь она добилась успеха благодаря исключительно собственным усилиям».

И хотя это был еще не Бродвей, спектакль привлек к себе внимание прессы, правда, отклики критиков оказались довольно противоречивыми, но даже несмотря на это продюсеры остались довольны.

Джуди делала вид, что не желает вмешиваться, однако не смогла удержаться и принялась давать наставления. Она потихоньку помогла с рекламой спектакля, попросив своего приятеля Джека Паара пригласить Лайзу принять участие в его телепрограмме «Сегодня Вечером».

В свойственной ему остроумной манере Паар представил «Диджу Ленгард» – что, конечно же, является анаграммой «Джуди Гарленд» – в качестве армянской певицы. Лайза своим пением покорила зрительскую аудиторию. И лишь тогда Паар раскрыл подлинное имя своей таинственной гостьи – Лайза Миннелли. Это было ее первое значительное появление на телевидении, причем прошло оно весьма успешно. Разумеется, оно также подогрело интерес к ее спектаклю.

Гвоздем программы оказался сольный номер, когда Лайза исполняла «Ты создан для любви», написанный для нее Хью Мартином и Ральфом Блейном. Номер оказался столь удачным, что позднее было продано около полумиллиона синглов, выпущенных фирмой грамзаписи «Каденция», что, в свою очередь, повлекло за собой лавину заманчивых предложений для самой исполнительницы.

Вот как описывает репортер газеты «Уимин Веар Дейли» Мартин Готтфрид ту страсть, с которой певица исполнила «Ты создан для любви»: «Примерно за пять минут до последнего занавеса Лайза Миннелли, стоя в одиночестве на сцене, исполняет новый номер, который называется «Ты создан для любви». Готов поспорить, закрыв глаза, вы наверняка подумаете, что слышите юную Джуди Гарленд. Если же предпочтете держать глаза открытыми, то все равно ощутите, как у вас по коже бегают мурашки. Ничто другое во всем спектакле не сравнимо с этими пятью минутами, исполненными талантом и чувством».

Как ни странно, первый альбом Лайзы «Ты создан для любви» пользовался гораздо большим коммерческим успехом, чем все ее последующие записи, и причина видится в том, что никакая грамзапись не в состоянии передать эффект присутствия Лайзы за сцене. Эта ее песня лишь еще раз подтвердила истину, что шоу-бизнес – это, в сущности, тесный мирок. Хью Мартин и Ральф Блейн писали также песни для Джуди, для ее мюзикла «Встретимся в Сент-Луисе».

И хотя гипс на ноге первоначально лишил Лайзу возможности выступить с танцевальными номерами, в целом отзывы критиков оказались весьма доброжелательными. Например, Роберт Колман из «Нью-Йорк-Миррор» ограничился следующим замечанием: «Лайза великолепна! Она вся искрится энергией»; Джеймс Дэвис из «Нью-Йорк Дейли Ньюс» рекомендовал посмотреть спектакль по другим соображениям: «Лучшую ногу» несомненно стоит посмотреть, чтобы в один прекрасный день вспомнить, что на ваших глазах состоялся дебют Бродвейскай звезды».

А Джордж Оппенгеймер, несколько более сдержанный в своих оценках, писал в «Ньюсдей»: «Юная мисс Миннелли, едва выпорхнув из школьных стен, пока что не в состоянии тягаться с матерью как исполнительница, но у меня есть все основания полагать, что вскоре и это ей будет по силам. Во всем остальном же Лайза сильно напоминает Джуди – не только внешностью и манерами, но и какой-то природной ранимостью. Так и хочется подняться на сцену, обхватить ее за плечи и сказать, какая она молодчина».

То был весьма прозорливый взгляд на мать и дочь по меньшей мере по двум причинам. Во-­первых, Оппенгеймеру удалось тонко подметить важную черту характера, которую они обе приоткрывали на своих концертах и которая составляла сердцевину их личной жизни. Это то, без чего невозможно понять их судьбу. Обеих женщин отличала ранимость, и обе они научились в отношениях с окружающими использовать эту свою черту себе же во благо. Джуди обычно называла это «сочувствием», говоря, что только тем и занимается, что «проявляет сочувствие». Собственно говоря, она пользовалась этим своим качеством, чтобы, вызвав сострадание окружающих, добиться своего.