Перед тем как публику впустили в зал, Лайза пошла попрощаться с матерью наедине. Глядя на эту женщину, при жизни ставшую легендой, Лайза ощутила, как рыдания сжимают ей горло. «Как прекрасна она, как полна умиротворения, – подумала про себя дочь. – Наконец-то крошка Дороти из «страны Оз» обрела долгожданный покой».

Двадцать тысяч человек пришли отдать своему кумиру последнюю дань уважения, а 350 почтили своим присутствием прощальную мессу, проведенную отцом Делани. Микки Динс, единственный из мужей Джуди, присутствовал на траурной церемонии. Винсенте был занят на съемках картины «В ясный день можно увидеть вечность», и никто не взялся бы утверждать, куда подевался загадочный Сид Люфт. Среди присутствующих звезд были Микки Руни, Лорел Бэколл, Джек Бенни, Сэмми Девис-младший, мэр Нью-Йорка Джон Линсдей, Отто Преминджер, Берт Ланкастер и Дин Мартин.

Джеймс Мейсон, партнер Джуди по фильму «Родилась звезда», произнес прощальную речь.

«Мой путь пересек ее орбиту всего на какое­то мгновение, но это было волнующее мгновение, одно из тех, когда радость в ее жизни перевешивала невзгоды. Та известная мне маленькая девочка с локоном посреди лба была такой хорошей, нет, не только очень, очень хорошей, но и полной сочувствия, это была самая смешная, самая остроумная и самая возбуждающая женщина из всех, кого я знал.

Она была истинной леди, щедро делившейся всем тем, что у нее есть, как со своей многочисленной аудиторией, которую она развлекала, так и с друзьями, что окружали ее и были ей дороги – и нет такой монеты, которой можно было бы вернуть ей долг. А ведь она так остро в этом нуждалась, она, как никто другой из нас, нуждалась в любви и преданности.

Человек, который, пожалуй, лучше других на свете знал Д;куди, – ее старшая дочь Лайза. С ее разрешения я процитирую слова, приписываемые ей, которые я три дня назад прочитал в одной английской газете. Дань памяти, которую она отдала матери, – такая личная и такая трогательная!»

После чего Мейсон зачитал прощальные слова Лайзы Миннелли:

«В первую очередь следует вспомнить ту радость жизни, которая неизменно была присуща Джуди Гарленд. Именно это я унаследовала от нее. И будь она на самом деле трагической фигурой, как о ней говорят, представьте, что тогда было бы со мной? Именно любовь помогала ей пережить и хорошее, и плохое. Середина была ей неведома. Она наводила на нее тоску. Ей всегда требовалась океанская волна ощущений. Если она была счастлива, то это было не просто счастье, то был экстаз. И если она печалилась, то большей печали и не придумаешь. Она за одну жизнь прожила несколько десятков. И все-таки мне казалось, что она переживет всех нас. Это был великий талант, и до конца моих дней я буду гордиться тем, что я дочь Джуди Гарленд».

В конце речи все встали, чтобы исполнить гимн. Кей с Лайзой настояли на том, чтобы прощание с Джуди прошло в приподнятом духе. На каждой скамье лежали отпечатанные листы с «Боевым гимном республики». Джуди обожала это произведение и как-то раз исполнила его в своей телепрограмме, когда пришло известие о смерти президента Кеннеди. Кей с Лайзой решили, что Джуди следует отдать честь подобным же образом.

Питер Аллен вспоминал: «Когда дошло до припева «Глори, глори Аллилуйя!», Лайза, Лорна и Джои, которые стояли рядом, взявшись за руки, неожиданно разрыдались – самообладание изменило им. Уже в следующую секунду Кей Темпсон оказалась позади них, обхватив всех троих своими длинными руками. Она принялась притопывать ногой в такт музыке и приказала им: «Да пойте же вы, черт вас возьми!» И они запели. Мы все пели, насколько нам позволяли наши голоса».

Правда, и в прощальной речи Мейсона, и в прощальных словах Лайзы отмечалась одна странность – почему-то никто не помянул Джуди добрым словом ни как мать, ни как друга, ни как человека с его духовными изысканиями. По словам Лайзы: «Это бы ничего не изменило, единственное, что мне, пожалуй, следовало сделать ­ это попросить Бога, чтобы он даровал мне счастье иметь мать чуть дольше, чем это у него получилось. Но с другой стороны, у меня достаточно самых теплых, самых чудесных воспоминаний о любви, доброте и внимании от обоих моих родителей, которых мне хватит до конца моих дней».

Успокаивающее влияние Кей Темпсон сохранялось и дальше, когда члены семьи собрались в квартире Питера и Лайзы на Пятьдесят Седьмой улице. Вот что вспоминает об этом Питер: «Кей Темпсон по-прежнему держала бразды правления в своих руках. Я ей поражался. То есть я хочу сказать, что в тот самый вечер у нас дома она собрала всех – Лорну, Джои и Лайзу вокруг пианино и принялась разучивать с нами партии из вещи братьев Уильямсов «Как глубок океан». Она понимала, что только музыка была способна скрепить в тот момент семью».

Воспоминания самого Питера о Джуди были исполнены горечи и, по-своему, резко отличались от тех смешанных чувств, которые переполняли всех, кто ее знал: «Джуди была в числе первых американцев, с кем мне довелось познакомиться, – вспоминал он. – И именно благодаря ей я составил свое впечатление об американском народе. Для меня она навсегда стала воплощением всего лучшего, самого хорошего, что есть в этой стране. Искренняя, отзывчивая, веселая, она обладала поистине бойцовским характером. И хотя удача порой изменяла ей, она никогда не отступалась – то было не в ее привычке. Я никогда не забуду лет, прожитых рядом с ней».

В конце концов врач, чтобы поддержать Лайзу, дал ей успокоительное. Оглядываясь назад, Лайза утверждает, что именно с этого момента началась ее зависимость от наркотиков. Микки Динс вспоминает, как тогда закончился день похорон: «Сон не шел ни к кому из нас (за исключением Джои), казалось, нас всех охватила какая-то немота. Напряжение нарастало. Зазвонил телефон. Звонил один мой знакомый из Нью-Джерси. «Почему бы вам всем не приехать ко мне? – предложил он. – Может, вам здесь станет легче». Мы отправились вниз и взяли напрокат машину. Я сидел за рулем. Лорна на переднем сидении, а Питер, Лайза и Боб поместились сзади. Мы поехали по Ист-Сайдской автостраде, и все, что я могу сказать, так это, что, несмотря на проносившиеся мимо машины, нам всем казалось, будто вокруг стоит мертвая тишина, и кроме нас во всем мире больше никого нет. Небо казалось удивительно высоким, и на нем сияла одна-единственная звезда. Все молчали. В отчаянии я включил радио. И неожиданно в машине зазвучал голос Джуди. Я аж подпрыгнул и едва не выпустил из рук руль, страшно перепугавшись за Лайзу и Лорну. Джуди исполняла «Человек, которому посчастливилось».

Казалось, будто она сидела тут же с нами в машине. Словно она говорила нам, что никогда не оставит нас. Мы словно попали в иное измерение. Казалось, мы заново возвращались к жизни. И нам становилось легче на душе… И неожиданно Лайза со свойственным ей, совершенно удивительным инстинктом знать, что и когда требуется сделать, выкрикнула: «Ну, давай же, мама, давай!»

Джуди Гарленд умерла и этим разбила сердце всему миру.

Жизнь продолжается

Джуди умерла, но, как и при ее жизни, не обошлось без немыслимых по своей абсурдности инцидентов, которые преследовали Лайзу всякий раз, когда дело касалось матери.

Долгое время Джуди оставалась не похороненной.

Стоимость склепа, в который предполагалось поместить гроб с ее телом, составляла три тысячи долларов, и поэтому никто не желал раскошеливаться. Лайза говорила, что это прямой долг Микки Динса, тот же в свою очередь кивал на нее. Никто из бывших мужей, детей, знакомых, представителей киностудии не желал ввязываться в это дело, предпочитая оставаться в стороне. Так что Джуди продолжала лежать в своем белом гробу в подвале административного здания вплоть до 4 ноября 1970 года – то есть около полутора лет, – пока кто-то (поговаривали, что это был Фрэнк Синатра) не заплатил требуемую сумму в 3 тысячи долларов. Только тогда тело Джуди Гарленд наконец перенесли в склеп.