Как уже говорилось выше, в одном важном аспекте Лайзу никак нельзя назвать точным слепком Джуди. Дело в том, что Лайза Миннелли рано поняла, что совершенно не умеет обращаться с деньгами и поэтому наняла себе специалиста по финансовым вопросам. Джуди же отказывалась признаться в своем неумении считать деньги и поэтому ничего не предпринимала, чтобы улучшить ситуацию. Трудно сказать, какие долги висели над ней, когда она умерла. Незадолго до смерти она призналась, будто за ней числится долгов на четьiре миллиона долларов. По другим оценкам, ее долги не превышали двухсот тысяч . Как бы там ни было, некоторые из ее кредиторов решили, что надеяться им не на что. Однако, что известно совсем немногим, после того как были улажены все дела с недвижимостью, Лайза провела большую часгь 1973 года, работая в лондонских ночных клубах с программой кабаре, чтобы расквитаться с долгами матери. Она отлично понимала, как важно выполнять взятые обязательства – касалось ли это денег, контрактов или чего-то иного.
Правда, на следующий день после похорон Лайза самолетом вернулась в Бостон для съемок ленты «Скажи, что ты любишь меня, Джуни Мун». В этом было мало приятного, ведь Лайза еще не оправилась после смерти матери. К тому же ненавидела работу у Отто Преминджера, который оказался капризным, своенравным грубияном, хотя как режиссер он мог считаться бесспорным гением. По словам Лайзы, единственный урок, вынесенный ею от этого великого режиссера, – это никогда больше не сниматься у него. Правда, Преминджер предложил ей взять несколько дней отдыха, чтобы прийти в себя, однако Лайза в качестве лучшей терапии предпочла с головой уйти в работу.
Возникали на съемках и иного рода проблемы – например, профсоюзы требовали более щадящих условий труда, а местные власти возражали против того, чтобы на могилах танцевали голые женщины. В какой-то момент одна дама пригрозила подать на Лайзу и всю съемочную группу в суд за танцы в обнаженном виде на могиле ее мужа.
Лайза встала на свою защиту: «Я вовсе не была голой! На мне была передняя часть купальника, приклеенная сверху и снизу, снимали же меня только со спины, и я не вижу в этом ровным счетом ничего сексуального. Дело было ночью и место красиво освещено. К тому же, если бы только она попристальней взглянула на мою жизнь за последние несколько месяцев, ей сразу бы стало ясно, что я не способна ни на что подобное».
В довершение всех проблем вскоре после того, как съемочная группа в сентябре переехала на новое место во Флориду, Лайза свалилась от очередного приступа почечно-каменной болезни, и ее в срочном порядке доставили в больницу. Кей Томпсон оставалась при ней чем-то вроде опекунши, наперсницы и советчика в одном лице, точно так же, как в свое время для Джуди в годы работы на МГМ. Удобства ради она получила в фильме второстепенную роль несколько странноватой мисс Грегори. Лайза была не против делиться с прессой всем, что было связано с ее карьерой, однако не желала обсуждать с газетчиками свою личную жизнь.
О своей работе с Преминджером она заявила следующее: «У Отто имеется теория, что актер – это наемный работник и поэтому неизменно должен быть готов делать все, что от него требуется. Он убежден, что всякая работа должна исполняться немедленно и наилучшим образом. С Отто у вас складывается впечатление, что вам просто некогда задавать вопросы – вы приходите и без всяких рассуждений делаете свое дело, а если что не так, на вас орут».
Смерть Джуди заставила Лайзу с Питером призадуматься об их личном и совместном будущем. Лайза горела желанием сыграть Салли Боулс в экранизации «Кабаре»: внутреннее чутье подсказывало ей, что эта роль станет для нее чем-то вроде визитной карточки – точно так же, как для Джуди ее «визитной карточкой» стала Дороти в «Волшебнике из страны Оз». Два этих персонажа отличались друг от друга как небо и земля, и в то же время и Лайзе, и Джуди, казалось, было уготовано судьбой найти ту единственную роль, что навсегда станет чем-то вроде их второго «Я». Для Лайзы Салли Боулс будет точно такой же, какой создал ее Ишервуд, – капризной, необузданной, с печальным налетом богемы. Более того, Лайза не сомневалась, что просто обязана сняться в мюзикле и тем самым положить конец постоянным сравнениям с матерью.
«Как мне кажется, – заявила она, – пришло такое время, когда я должна сняться в мюзикле, с тем чтобы люди в последний раз сравнили и сказали: «А! Вот и она в мюзикле, как когда-то ее мать! И здорово же у нее получается!»
В то же самое время смерть Джуди Гарленд заставила Питера призадуматься, что же все-таки происходит в его душе. Он начал писать песни, которые, на его взгляд, основывались на личном опыте и переживаниях. Первая из них называлась «В шесть тридцать воскресным утром», и сочинил он ее, возвращаясь домой через Центральный парк, после ночи, проведенной с кем угодно, но только не с Лайзой. То, что каждый из них живет собственной жизнью, вскоре стало ясно как их знакомым, так и им самим.
К декабрю 1969 года все – и в первую очередь Лайза и Питер – отлично понимали, что их союз обречен и доживает последние дни, однако супруги не желали предпринимать никаких поспешных шагов. С одной стороны, в неудаче их брака отчасти был повинен успех, однако до настоящей славы было еще далеко, в то время как Лайза считалась общепризнанной звездой – особенно в кабаре и концертных залах. За участие в фильме она уже могла требовать для себя более чем двухсоттысячный гонорар – по тем временам громадная сумма.
Супруги расстались во время отпуска, хотя формально объявили о намерении расторгнуть союз лишь несколько месяцев спустя. Наконец, в апреле 1970 года Питер официально расторг два столь важных в его жизни союза – брак с Лайзой и профессиональное партнерство с Крисом. А за восемь месяцев до этого со смертью Джуди пришел конец и тем важным для него отношениям.
Лайза не стала настаивать на немедленном разводе, поскольку Питеру это грозило бы депортацией в Австралию. Кроме того, если верить ей, они расстались временно. «Всему виной стремление быть первой всегда и во всем».
Питер разделял это мнение. «Мы с ней расстались лишь с тем, чтобы позднее хоть что-то соединяло нас по-прежнему, а вовсе не с тем, чтобы развестись. Я люблю Лайзу, и мы с ней – единственные, кому это известно и кто в это верит».
Но по секрету Лайза призналась: «Я ненавидела его друзей, он же терпеть не мог моих. Брак с Питером обернулся полнейшим кошмаром. Когда мы с ним только поженились, с точки зрения наших профессиональных успехов мы с ним были в одинаковом положении. Но вскоре начал разыгрываться сюжет в духе фильма «Родилась звезда». Я пошла наверх, а он – вниз. Питер едва перенес, когда ко мне пришел первый крупный успех. Сказать по правде, этот дух соперничества едва не угробил нас обоих. Вот тогда-то я и сказала, что никогда в жизни не выйду замуж за артиста. Ни за что на свете».
Питер, который в конечном итоге все-таки сделал себе имя, позднее говорил, что ему просто неинтересно вспоминать об их с Лайзой совместной жизни, и подобные разговоры наводят на него скуку. Он ни разу не звонил ей. Она ни разу не звонила ему. И обоих это прекрасно устраивало.
«Стоило нам с Лайзой расстаться, как я тотчас начал серьезно задумываться о карьере, – заявил он. – Мы с ней понимали, что в наших отношениях что-то не так – ее жизнь шла в одном направлении, моя – совершенно в ином. В тот день, когда Лайза ушла от меня, мне показалось, будто с моих плеч свалился тяжкий груз».
Случилось так, что, расставшись с Лайзой и Крисом, Питер буквально в тот же день познакомился в одном из нью-йоркских клубов, а именно в «Гиппопотаме», с комиком Дэвисом Стейнбергом.
На Стейнберга музыка Питера произвела огромное впечатление, и он, не раздумывая, попросил своего нового знакомого открыть через несколько недель его развлекательную программу. Питер пришел в восторг от этого предложения и тотчас принялся сочинять песни для своей концертной программы.
К 24 июня 1970 года, когда в небольшом уютном кафе состоялся его дебют у Стейнберга, у Питера на счету была уже неплохая программа, пользующаяся популярностью как у публики, так и у владельца заведения Поля Колби, который позднее пригласил их со Стейнбергом уже в качестве дуэта.