Свинью мы подарили вам,

Всего лишь навсего копилку,

Но свою преданность столь пылко

Уж никому я не отдам.

Свинью вам подарили мы,

Чтоб ее тайные глубины

Вы тем наполнили, любимый,

Чем ваши помыслы полны!..

Она закончила и под крики «браво!», под аплодисменты передала вирши виновнику торжества.

— Сама написала? — спросил тот.

— Сама, — без ложной скромности призналась Маруся.

— Молодец! — одобрил Горюнов и крепко поцеловал ее в губы. — А шансы-то мои растут! — подмигнул он окружающим.

Смущенная Маруся дернулась было уйти, но он удержал ее за локоть.

— Сейчас завершим здесь и поедем в город. У меня там зал заказан...

— Нет, нет, спасибо, Николай Андреевич! Я не поеду, — отказалась Маруся.

— Отказ не принимается. Тем более что я тебя приглашаю не как красивую женщину, а как члена команды. Улавливаешь разницу? А сейчас ты еще и переводчица и очень нас подведешь, если останешься. Вон, смотри, твои подопечные совсем растерялись. Иди к ним, скажи, скоро поедем.

Он направился к выходу и по дороге окликнул Медведева:

— Оставь здесь свою машину, поедем на моей, а утром тебя отвезут.

— Я не поеду, Николай Андреевич, извини. Завтра должен быть в Москве.

— Еще того лучше! Отправишься прямо из города.

— Не могу. Надо закрыть здесь один вопрос.

— Ну, как знаешь.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны: Горюнов к своей машине, а Медведев к Марусе, которая что-то оживленно обсуждала с англичанами.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Пора, Маша, прощайся.

— Как? — удивилась Маруся. — Разве ты не поедешь поздравить Николая Андреевича?

— Я его уже поздравил. Одевайся, буду ждать тебя в машине.

— Нет, Митя, это невозможно! — заволновалась Маруся. — Горюнов просил меня помочь с переводом.

— А я прошу тебя вернуться домой. Нам надо поговорить.

— Мы обязательно поговорим, попозже. Я обещала...

— Ничего страшного. В городе полно переводчиков. Поедем, Маша.

— Но это неудобно, как ты не понимаешь? Он уже уехал, я даже не смогу предупредить...

— Тебе просто самой хочется...

— Да нет же! Но ведь это неприлично...

— Ладно, давай не будем веселить народ — на нас уже смотрят. Завтра я уезжаю...

— Я вернусь, Митя, и мы поговорим. Я же не буду там сидеть до утра! Ехать-то всего час...

— Ну, была бы честь предложена.

Он повернулся и быстро пошел к выходу. Маруся расстроенно смотрела ему вслед.

— Проблемы? — тронула ее за рукав Наташа.

— Понимаешь, Горюнов пригласил меня в ресторан, в качестве переводчицы, естественно. Я обещала, думала, что Митя тоже поедет. А он завтра уезжает, хочет со мной поговорить, мне кажется, о чем-то важном. И вот обиделся. Может, плюнуть на Горюнова?

— Да нет, не стоит на него плевать, надо поехать, тем более обещала. Тебе здесь еще жить и работать. Время детское. К вечеру вернешься.

Но к вечеру Маруся не вернулась.

Веселье затянулось до глубокой ночи, англичане надрались до поросячьего визга, и Маруся с водителем доставили их в гостиницу практически в бессознательном состоянии.

— Завтра заеду за вами часов в девять.

— Нет, — засмеялась Маруся. — Я здесь не останусь.

— Останетесь. Вам номер забронирован.

— Да хоть два! Я непременно должна вернуться, и как можно скорее!

— Это ваши проблемы. Я тоже не ишак, чтобы сутками вкалывать.

— Но это невозможно! Абсолютно исключено! Он молча повернулся и направился к двери.

— Подождите! — кинулась она следом. — Я вас прошу!..

Но парень даже не замедлил шаг, не оглянулся, не удостоил ответом.

— Послушайте! — крикнула она. — Я вам заплачу, сколько вы скажете!

— Я сам тебе заплачу, чтоб ты отвязалась, — злобно бросил водитель и безмолвно шевельнул губами.

«Выругался, — догадалась Маруся. — Ну, подожди! Ты у меня еще получишь!»

Но уже знала, что тот, конечно же, прав, что только сумасшедший, просидев долгий день за баранкой, за здорово живешь потащится темной ночью в глухую деревню за шестьдесят километров по разбитой, расхлябанной весенней дороге только потому, что какой-то безумной тетке приспичило вернуться в свой медвежий угол именно сейчас, а не утром, спокойно переночевав в уютном гостиничном номере.

«Спокойно! — сказала себе Маруся. — Ты знаешь, что безвыходных ситуаций не бывает. Значит, ищи этот выход.

Можно, например, поймать машину, но это опасно — неизвестно, на какую сволочь нарвешься. Лучше заказать такси. Конечно, такси! Во-первых, они должны работать круглосуточно, а во-вторых, надо сразу предложить хорошие деньги, чтобы таксист не сумел отказаться».

Мысль о деньгах была подобна ушату холодной воды.

Боже! Какая дура! Безмозглая, тупая идиотка! Приехала в город без единой копейки! О чем думала? Даже сумочку не взяла...

Вариантов больше не было. Она поднялась в свой номер, не зажигая света, подошла к окну. За окном спал чужой город.

Как там у Высоцкого?

А-а!.. Все равно — автобусы не ходют,

Метро закрыто, в такси не содют...

Вот, стало быть, про кого он писал свою песню! Про нее — про Марусю Бажову. А значит, «спи, Серега», в смысле Маруся. Что тебе еще остается, дурочке безголовой? Утро вечера мудренее...

Когда на следующее утро Маруся добралась наконец до Новишек, Медведева там уже не было.

29

Митя гнал машину на предельной скорости, и только когда ее основательно тряхнуло на глубокой выбоине, притормозил у обочины. Пока менял колесо, злость улеглась, и можно было уже не просто сыпать проклятиями, а спокойно размышлять о случившемся.

Наверное, это в природе человека: не ценить то, что имеешь. Пока Маша преследовала его своей любовью, или что там ею двигало, он был невозмутим. Но стоило ей показать пренебрежение, и он словно взбесился.

Потому что наплевала на его просьбу? Так невелика причина. Или на его чувство? А есть оно, это чувство? Да есть, черт побери, есть! Только вот не ясно пока, кому оно нужно.

Ведь не могла же она не понять, не почувствовать, зачем именно он просил ее остаться, о чем хотел говорить. И тем не менее уехала. Ну, допустим с большой натяжкой, не смогла отказать Горюнову, отмахнуться — вот такая ответственная дурочка. Хотя ему отказала с легкостью необыкновенной! И ведь вообще не вернулась! Почему? Ответ только один: разговор этот ей не нужен, ничего в своей жизни она менять не собирается. Во всяком случае, не с ним.

И значит, все его переживания просто смешны. Ее вполне устраивает сложившееся положение вещей: никаких обязательств, никто никому ничего не должен. Или он это себе придумал, чтобы утешить оскорбленную гордость? Чтобы не думать о втором варианте, вполне допустимом и естественном в наш раскрепощенный век. Да какое там! Во все времена от сотворения мира. Мгновенная вспышка страсти. Кто от нее застрахован? Да никто. И сам он яркий тому пример.

Но ведь Маша такая искренняя! И он, чего уж тут лукавить, прекрасно знает, как на самом деле она к нему относится — есть с чем сравнивать. Значит, просто боится перемен. А разве сам он не боится по большому счету? Вот то-то и оно.

Ну что ж, может, это не такой и плохой вариант. И за старика спокойнее, пока она рядом. Одно он решил твердо: с Машей или без Маши, но сегодня же, сразу по приезде, он укажет Нинели на дверь.

В Москве, секунду поколебавшись, Медведев достал из машины картину и понес в дом, тщательно оберегая от посторонних глаз.

Едва успел распахнуть дверь, как на грудь, чуть не сбив его с ног, бросился Чарли. Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышла домработница Шура.

— С приездом, Димитрий! Давай сюда картину, а то порвет когтями. Он уж минут десять у дверей сидит, чует хозяина.