Следующее меткое попадание случилось сразу же за выстрелами Деггубэрта и пришлось на везение Ларса: выпущенная из его арбалета стрела угодила переднему жуку прямо в пасть, проткнула голову, и ее мощное острие размером с человеческий кулак вышло в месте сочленения головы многоногого с шейным сегментом.

Чудовищное создание остановилось, ошеломленное новым потоком боли, дернулось всем телом и попыталось, работая передней парой лап и нижними жвалами, вытащить орудие смерти, но тотчас же опрокинулось навзничь. Дерту показалось, что жук сдох – но он внезапно зашевелился, переваливаясь с бока на бок и странно сотрясаясь, сделал несколько судорожных шагов и только после этого окончательно затих, выпустив открытой пасти струю тошнотворной желеобразной массы.

Три оставшихся многоногих между тем продолжали подползать, все ближе подступая к вышке, и Деггубэрт крикнул:

– Стреляйте без промаха, парни, стреляйте чаще!

Пот струился со лбов Мирейна и Недотепы, проступал через рубахи, но младшие выполнили приказание Старшего смотрителя, и следующим повезло Мирейну. Его стрела попала третьему многоногому в верхний сегмент одной из передних лап, и чудовище остановилось. Оно принялось освобождаться от этой острой и доставляющей сильную боль штуковины другими лапами и жвалами, тщетно пытаясь дотянуться до стрелы – тут Деггубэрт вспомнил, как мальчишкой он пробовал укусить собственный локоть. Спустя считанные мгновения три следующих арбалетных болта, выпущенные Мирейном, впились в голову жука в разных местах, разнеся ее на клочки. Поверхность почвы оросилась мерзкой жижей, чудовище забилось в агонии на земле. Правда, и это не остановило оставшихся двух тварей.

Эти явно отличались от других сородичей особой живучестью: даже будучи истыканы метко попадавшими стрелами, словно гусеница – ядовитыми шерстинками, они упорно приближались к вышке.

Деггубэрт поморщился и велел прекратить стрельбу.

Смотрители бегом скатились вниз, не дав многоногим приблизиться к самой невыгодной для людей позиции – у опущенного нижнего фрагмента лестницы. Бой завершился в нескольких шагах от вышки. Ларс-Недотепа ухитрился первым же ударом тяжелого топора снести голову жука, израненного стрелами. Другим занялись Деггубэрт с Мирейном.

Шестилапое чудовище сражалось яростно и умело – смотрители еле успевали уклоняться от ударов его мощных передних и средних лап, отвечая, в свою очередь, рубящими и колющими ударами мечей и топоров. В какой-то момент Деггубэрт не на шутку испугался: многоногий, истекая липкой вонючей кровью, привстал на задние лапы и с размаху рухнул на одну из свай вышки, возле которой находился Мирейн. Обрушить укрепление даже своей колоссальной массой жук, конечно, не мог, но надломить сваю ему было вполне по силам.

Однако именно в этот момент Мирейн рубанул мечом поперек брюха многоногого, а длинный топор воткнул в шейный сегмент жука. Многоног упал на спину, хлюпающими звуками плоти, которую продолжали разрубать Деггубэрт и подоспевший Недотепа, возвещая свою неминуемую гибель…

Потом началась самая нудная работа. По всем правилам, было положено уничтожать трупы убитых многоногих, расчленяя их и предавая затем куски огню. Делалось это для того, чтобы аппетитные для других голодных созданий и отвратительные для людей запахи падших тварей не привлекали внимание иных чудовищных обитателей окрестностей. До глубокого вечера, пока луна не взошла на небо и звезды не замерцали среди редких облаков, смотрители рубили туши поверженных врагов, оттаскивали куски подальше и сжигали их на разведенном костре. Сладкий будоражащий дым поднимался над землей и уносил в небеса превратившиеся в прах частички многоногих. Единственная радость – некоторые самые мясистые куски можно было не сжечь, а просто поджарить, и караульные в этот день наелись вдосталь.

Следующий день выдался для смотрителей гораздо более легким, но не без новых неожиданных сюрпризов. Как, впрочем, и вечер…

В последние времена по ночам на Старшего смотрителя Поста накатывались волны воспоминаний. Мало кому Деггубэрт говорил об этом: не хотел, чтобы знакомые шутили по-дурацки – «Стареешь, парень! Может, на покой пора? Отдыхать в тенечке, купаться в глубоких ямах криков и прудах, да на правах Старого знающего деток поучать, а?» Не хотел на покой Деггубэрт, потому как знал, что тогда скорее помрет – от простой скуки и безделья. Долго, очень долго старый воин служил верой и правдой поселенцам нескольких десятков кампусов, разбросанных в окрестностях места, о котором Старые знающие говорили уважительно «а, это та самая Ульдия», как-то особенно выделяя слово «Ульдия», на миг снижая голос до шепота.

Деггубэрт пришел простым Младшим смотрителем на эту вышку восемьдесят Времен назад; затем на Земле двадцать раз успели смениться времена: лето – осенью, осень – зимой, зима – весной, весна – снова летом. Служба Наблюдения за Пустыней тогда еще полностью подчинялась двору Его Величества Правящего монарха Новой Южной Страны и лишь потом оказалась переведена в подчинение поселенцам. В подчинение – и одновременно, на обеспечение местным жителям. Двор экономил деньги…

Многое видел Деггубэрт, и много печального видел, но очень редко люди приходили к вышке за помощью – и дело совсем не в том, что поселенцы скверно относились к служителям постов. Наоборот: смотрителей уважали безмерно, но даже если в сторону прибрежной полосы несется ужасающей силы ветер, поднимая тучи песка и неся их в сторону людского жилья, застигнутый врасплох поселенец никогда не остановится у вышки, а на бегу крикнет смотрителям – так, мол, и так, ветер поднялся – и поспешит в свой кампус, к дому.

Часть шевелюры Деггубэрта стала за эти восемьдесят времен совсем седой, а глаза цвета морской волны привыкли при малейшей опасности сжиматься в узкие щелочки: а ну как ветер пустит в них струю светящегося по ночам песка? Старые опытные люди говорили, что ежели попадет такая струйка на лицо, то кожа в тех местах облезет за день, если же попадет на тело человека несколько горстей светящегося песка — сильно заболеет бедолага и станет потом калекой. Ну, а ежели человека полностью засыплет таким песком – это уже непоправимо, в самую пору готовить несчастному глубокую яму, подальше от криков и колодцев.

Такое несчастье Деггубэрт видел несколько раз, но не близ вышки, а в своем кампусе: детишки в муках умерших людей ревмя ревели, вдовы же сноровисто сортировали вещи покойника: эти, с песком, – налево, те, чистые, – направо. Отложенные налево потом относили в специальную яму и засыпали плотной глиной, чтобы светящийся песок не попал случайно на здоровых поселенцев.

Песок, песок… Деггубэрта песок окружал всю жизнь, и к унылому виду окрестностей вышки привыкать ему не пришлось. Песок и неизменно яркий свет солнца сделали его волосы седыми, лицо – морщинистым, а стройное некогда, тело слегка согнутым в пояснице и в шее. Таким делается тело человека, привыкшего шагать навстречу сильным порывам ветра, а Деггубэрт привык, что все время – ветер с песком, чаще слабый, но зачастую и порывистый.

Песок чаще всего нес в сторону кампусов зло. В лучшем случае, ветры приводили с песком долгую засуху, и часть поселенцев оставляли свои обычные занятия и становились землекопами: крики пересыхали, так что с виду их рукава уже не напоминали русла мутных рек, и пресную воду – главное, что нужно для жизни среди пустынь и близ соленого океана – приходилось добывать неимоверным трудом.

Иногда в отсутствие воды люди сходили с ума, впадали в бешенство и нападали друг на друга. В кампусе Светловолосого Робина, например, прошлым летом истощился колодец, Дэд кампуса был вынужден ввести ограничение на воду: по кувшину в день на поселенца. Мелкий Грэг, мастер починки кампуса, споткнулся и уронил свой кувшин, только что наполненный, и ночью вернулся к колодцу, чтобы украсть немного воды. Сторож его остановил, но Грэг напал на сторожа и сильно ранил его ножом. Нож перед этим Грэг, естественно, не помыл, и раны сторожа загноились. Что такое гниющие раны в здешних местах? Сегодня рана лишь подернута мутно-светлой зеленоватой пеленой, завтра кожу и плоть вокруг нее уже следует вырезать, а послезавтра приходится резать целиком руку или ногу… Сторожу оттяпали все конечности, а Грэга увезли в Страшные Дома. Те, кому посчастливилось вернуться из этих владений Его Величества, никогда не рассказывали о том, как им жилось в Страшных Домах, а головы и тела их были начисто лишены волос. Жить близ пустыни без шевелюры, бровей и ресниц означает лишь немного оттянуть смерть, и побывавшие в Страшных Домах обычно долго не выдерживали: или умирали от первого же светящегося песка – или всеми правдами и неправдами стремились уехать поближе к побережью.