До побережья смертоносные песчинки теперь добирался гораздо реже, чем тогда, когда были еще живы старики, помнившие прежнего монарха. Когда-то очень-очень давно люди возвели на пути песка заграждения – узкие, но длинные рощи деревьев, не имевших особой ценности, чтобы ни на бревна поселенцы не порубили, ни на дрова. Угловатые, ветвистые, покрытые множеством колючек, с густыми кронами, деревья надежно защищали густонаселенные прибрежные районы материка. Здесь даже кое-где еще встречались крупные города – остатки древней эпохи перед Пришествием Кометы. Пусть и заметно разрушенные временем и ураганными ветрами, мародерами и наводнениями, города все же являли собой примету существования на планете организованной жизни.

Деггубэрт не любил города. Когда кто-нибудь в его присутствии заговаривал о том, как, мол, хорошо жить в городе, старый воин начинал щуриться и поджимал губы, так что уголки их опускались, а лицо бороздили ранее незаметные морщины, и восторженный рассказчик, углядев разительную перемену в лице собеседника, невольно замолкал.

Деггубэрт считал, что города – прибежище человека беспутного, суетливого и мелкого. К местностям же, где изредка встречаются кампусы, он давно привык. Здесь все было спокойно, потому что понятно – человек сопротивляется стихии, как может, в силу своих способностей и возможностей, а иногда через силу совершая настоящие подвиги, справляясь с напастями окружающего мира.

В городах же все было иначе. В городах его попросту не замечали бы, обходили стороной. А суровые гвардейцы Его Величества, блестя на солнце продолговатыми каплевидными шлемами и звеня в такт размашистым шагам наградами, нанизанными на тонкие жилы и перекинутыми через шею, отгоняли бы его пиками к стенам домов и заборам, торопясь по каким-то важным своим делам.

Здесь же, на вышке, Деггубэрт и его помощники были нужны всем. Погонит поселенец в степь, ближе к пескам, на травяные пастбища молочную животину – непременно зайдет на вышку: «Скажи, Деггубэрт, ветра не ожидается?» Пойдет какой-нибудь небогатый человек искать сочные кактусы для пропитания – мимо проходя, обязательно крикнет: «Деггубэрт, как считаешь, успею до ветра насобирать мешочек?»

Когда же несметные полчища многоногих устремляются из Средних Мест сюда, в сторону побережья, и когда приходится спешно вызывать отряды обороны, – тут уж Деггубэрт и другие смотрители незаменимы. В такие дни окрестности вышки оживают и кишат народом: воинами и их женами, прибежавшими со снедью и водой навестить защитников, гвардейцами Его Величества и придворными знатоками, почтительно обращающимися к Старшему смотрителю и его помощникам не по привычным именам-прозвищам, а по полузабытым фамилиям из метрик с трепетным прибавлением слова «мастер».

«Мастер», правда, – еще не «господин», но уже не презрительное «житель», характерное для чванливых чиновников. «Мастер» означает, что Его Величество и население монархии надеется на тебя, на твои умения и усердие.

И еще кое-что приятное означает «мастер» – это уж сам Деггубэрт за долгие времена успел заметить. Чем чаще все эти пришлые, которые не из кампусов, произносят обращение «мастер» – тем большее число кувшинов воды по окончании набега многолапых выдадут в дополнение к подарку от имени Его Величества. Правда, подарки эти и вода, обещанные «сразу, вот только прогоним чудовищ», неизменно задерживались в пути. Пока гвардейцы Его Величества доберутся до удаленных от столицы мест, пока Двор примет решение, пока отгрузят награды – много песка принесут ветры…

Деггубэрту всегда нужно было много воды. Мать-Природа и родившая его пара что-то упустили, и с раннего детства Деггубэрт отличался от других ребятишек большей жаждой. Пил, пил, бывало, и напиться не мог. Иногда ополоснуть лицо не хватало, и тогда Деггубэрт находил какие-нибудь негодные в пищу или на корм скоту травы и, выжимая из них ладонями сок, смачивал кожу. Оттого лицо его часто имело зеленоватый оттенок – и давно ребятня родного кампуса Деггубэрта прозвала его Зеленолицым. Но руки Деггубэрта от этих постоянных упражнений с травой крепчали, и вскоре не стало равных ему по силе.

Обидное прозвище улетучилось само собой, когда на кампус поползли из Средних Мест полчища многоногих. Однажды летом Деггубэрт встал в общий строй со взрослыми мужчинами и женщинами и даже смог пробить копьем огромную волосатую паучиху, которую интуитивным чутьем выбрал из потока восьмилапых.

После этого полчища многоногих словно застыли на месте, остановились и растерялись: стали крутиться на месте, кто где был, нелепо тыкаясь мордами друг в друга и в дома с заборами. Поселенцы тут же перешли в атаку, навалились на чудовищ и до первых сумерек выгнали их из поселка.

Одноглазый Стив из числа опытных воинов потом объяснил Деггубэрту:

– Понимаешь, все эти многоногие – что гвардейцы Его Величества: сами, может, и не дурные, но пока монарх не велит – ничего делать не будут.

– Как же самка многоногих им велела напасть? Мы ничего не слышали, кроме ее визга перед смертью… – удивился Деггубэрт.

– Сам точно не знаю, но когда-то давно, много Времен назад, один умник из придворных знатоков говорил мне, что мысли они друг дружке передают, – почесал Стив бровь над пустой глазницей. – Наподобие того, как мы из своего кампуса в другой кампус, до которого полдня идти пришлось бы, передаем с помощью дыма или костров сигналы беды или праздника.

– А из Средних Мест, где песка больше, чем неба, люди ушли, потому что дыма днем не видно, а ночью костры можно со светящимся песком спутать? – поинтересовался Деггубэрт.

Одноглазый Стив ухмыльнулся, потрепал Деггубэрта по плечу и кивнул:

– И поэтому тоже…

Вышка, сколько Деггубэрт помнил, всегда стояла здесь. С самого низу, из глубин почвы – смеси плотного песка и твердой глины – вверх поднимались несколько свай из материала, названия которого Деггубэрт не знал: этот прочный и всегда прохладный материал, серый, с мелкими камешками и крошечными пузырьками воздуха, надежно держал три этажа вышки.

На первом, построенном также из этого материала, аккуратно были отдельно расставлены тяжелые и легкие доспехи и оружие. Второй этаж представлял из себя небольшой дом с ложами для отдыха, очагом для приготовления пищи и специальными шкафами для хранения сухого пайка; окон на этом этаже почти не было, если не считать узкую щель рядом с лестницей, сделанной, как понимал Деггубэрт, скорее чтобы воздух внутрь проходил, а не для того, чтобы разглядывать окрестности.

Третий этаж был чем-то похож на крепость-дворец Его Величества, как видел его Деггубэрт на рисунке в книге: этакая башня с бойницами и деревянной крышей. В бойницы можно было просунуть руку или ложе арбалета, но ничего более широкого. Из них хорошо просматривалась местность, и когда многоногие наступали полчищами на людские поселения, смотрители замечали их орды издалека.

К счастью, такое происходило нечасто. Последний раз ужасающее нашествие многоногих, когда за их тушами даже земля не просматривалась, пришлось отражать около тридцати Времен тому назад. Это можно было смело назвать нашествием: от тысяч жуков, скорпионов и пауков люди оборонялись несколько дней, тщательно, экономя каждую стрелу, прицеливаясь в самых крупных тварей и убивая их наповал.

Многоногие тут же начинали жрать друг друга, а люди с надеждой оглядывались за спину, нетерпеливо ожидая подходя гвардейцев Его Величества с добровольными помощниками – отрядами самообороны из кампусов и городов. Много тогда полегло храбрых воинов; нескольких Деггубэрт знал лично – Билла-Хромоножку, Рыжебородого Свена, Мэйвила-Аллигатора, Строгого Дастина – и сам закрывал им, погибшим в жестоких схватках, глаза…

И целый день потом совместными усилиями караульщики отдирали от вышки липкие нити, которые выделяют многоногие. Пауки окрутили ими все столбы и лестницу. Смотрители еле оторвали эту дрянь, и притом здорово изрезались. А от гниющих туш смердело так, что в кампусе Белой Птицы (а туда идти, пожалуй, с половину дня) женщина морщили прелестные носики и прикрывали личики влажными платками…