Дуэлянты снова заняли свои места; небольшая струйка крови все еще лилась с головы пострадавшего, стекая на пол, но он, казалось, не замечал ее. По данному сигналу противники с неубывающим пылом ринулись друг на друга; снова градом посыпались удары, засверкала в воздухе сталь; поминутно зоркие секунданты замечали, что одна из шпаг согнулась, командовали «Halt!», разводили скрещенные клинки, и ассистирующий студент распрямлял ее,

Диковинная свистопляска не прекращалась ни на секунду. Но вот на одном из лезвий вспыхнула яркая искра — клинок разлетелся на куски, и один осколок с размаху ударился в потолок. Принесли другую шпагу, и бой продолжался. Сил расходовалось много, и противники заметно устали. Теперь им нет–нет устраивали маленькую передышку, не говоря уже о тех передышках, какие давали им нанесенные ранения: пока лекарь орудовал корпией и бинтами, бойцам можно было посидеть. Схватка, по уставу, длится пятнадцать минут — если противники в силах столько выдержать; но так как паузы в счет не идут, то этот поединок, по моему подсчету, растянулся минут на двадцать — тридцать. Наконец кто–то спохватился, что противники слишком измучены, чтобы продолжать баталию. Обоих увели, с головы до ног залитых кровью. В общем, встреча была отменная, и все же в счет она не шла — отчасти потому, что дуэлянты не выдержали установленных пятнадцати минут (чистой драки), отчасти же потому, что ни одного из них полученные раны не вывели из строя. Это была битва вничью, а при таком исходе устав требует повторной битвы, как только у противников заживут раны.

Во время этой драки мне пришлось обменяться несколькими словами с юным джентльменом из корпорации белых шапочек; между прочим, он сообщил мне, что следующий выход — его, и показал мне своего противника, такого же юного джентльмена; тот стоял, прислонясь к противоположной стене, курил и невозмутимо следил за поединком.

Знакомство с одним из участников предстоящей встречи придало ей в моих глазах новый, личный интерес. Мне, естественно, хотелось, чтобы победил мой знакомец, и я огорчился, когда услышал, что это маловероятно, так как хоть он и отменный рубака, а все же противник считается сильнее.

Новая схватка началась так же яростно, как и предыдущая. Я стоял рядом и все же не мог определить, какие удары попадают в цель, а какие мимо, — все они представлялись мне только мгновенно гаснущими вспышками света. Похоже, что каждый удар попадает в цель; шпаги непрестанно свистели над головами, казалось, рассекая их от лба до макушки, но это была только видимость: незримое лезвие бдительного противника неизменно отражало удар. Прошло всего десять секунд, оба партнера успели уже нанести друг другу от двенадцати до пятнадцати ударов и отразить столько же, а между тем никто еще не пострадал; но тут сломалась одна шпага, и бойцы отдыхали, пока не принесли новую. В начале второго раунда студент в белой шапочке получил тяжелую рану в голову и нанес такую же партнеру. В третьем раунде последний получил второе ранение в голову и рассек партнеру нижнюю губу. После этого студент–белошапочник нанес противнику много серьезных ранений, а сам отделался царапинами. По истечении пяти минут от начала дуэли лекарь вынужден был прекратить ее: студент, вызвавший моего знакомца, получил такие жестокие раны, что прибавлять к ним новые было уже небезопасно. Раны эти представляли ужасающее зрелище... но не будем вдаваться в подробности. Так, вопреки ожиданиям, одержал победу мой знакомец.

Глава VI

Третий поединок. — Ужасное зрелище. — Обед в антракте.— Последняя встреча.— Ранения в лицо и голову.— Необычайная выдержка у дуэлянтов.— Как мир смотрит на дуэли.

Третий поединок был короткий и кровопролитный. Лекарь прекратил его, увидев, что один из противников тяжело ранен и что дальнейшая потеря крови может стоить ему жизни.

Страшное зрелище представлял четвертый поединок, — уже на пятой или шестой минуте снова вмешался лекарь: пострадавший получил столько увечий, что награждать его новыми было рискованно. Я следил за этой стычкой, как и за предыдущими, со все возрастающим интересом и волнением, ежась и содрогаясь при каждом ударе, рассекавшем человеку щеку или лоб; при виде особенно ужасных ран я чувствовал, как кровь отливает от моих щек. Мне как раз случилось посмотреть на побежденного в ту минуту, когда ему была нанесена последняя, решающая рана, — шпага мазнула его по лицу и начисто снесла... лучше не уточнять что. Я глянул краем глаза и поспешно отвел взгляд, а знай я наперед, что увижу, я и вовсе не стал бы смотреть. Впрочем, может быть, это и не так: нам часто кажется, что мы не стали бы смотреть, когда бы знали наперед, что увидим, но интерес и возбуждение слишком сильны, и они перевешивают другие чувства, — под звон и гул сшибающейся стали зрителем овладевает жестокий азарт, и он уже сам в себе не волен. Среди публики иные теряют сознание, — и это, пожалуй, лучшее, что они могут сделать.

В этом, четвертом, поединке серьезно пострадали оба бойца. Чуть не час пришлось лекарю с ними возиться, а это уже само за себя говорит. Но собравшиеся в зале студенты не стали терять время и с толком использовали непредвиденный антракт. К хозяину гостиницы, в первый этаж, посыпались заказы на горячие бифштексы, на цыплят и прочие деликатесы, и все это поедалось за многочисленными столиками под неумолчный смех, гомон и споры. Дверь в приемный покой стояла настежь, лекарь на глазах у всех резал, сшивал, склеивал и бинтовал, но никому это зрелище не портило аппетита. Я заглянул туда и некоторое время без особого удовольствия наблюдал за работой хирурга: куда легче видеть, как раны наносят, чем как их исцеляют; здесь нот той суматохи, того ажиотажа, той музыки стали — жестокое зрелище леденит вам сердце без того живительного трепета, который охватывает зрителя при поединке, за многое его вознаграждая.

Наконец лекарь кончил трудиться, и на сцену выступила пара, которая сегодня дралась последней. Много обедов было еще не почато, —не важно, их съедят холодными, по окончании стычки, а пока что псе ринулись вперед — смотреть. Это была не полюбовная дуэль — нет, речь шла о «сатисфакции». Два студента повздорили между собой и решали спор оружием. На сей раз противники были самыми обыкновенными студиозусами, но их, в порядке одолжения, выручили корпорации, дали им помещение, оружие и прочее снаряжение. Видно было, что эти молодые люди незнакомы со здешним церемониалом. Не успели их поставить в позицию, как они решили, что пора начинать,— и начали с сокрушительной энергией, не дожидаясь сигнала. Это крайне позабавило зрителей и сломало их напускную чопорность, многие даже засмеялись. Разумеется, секунданты развели клинки, и пришлось начинать поединок сызнова. По данному сигналу обрушилась лавина ударов, но вскоре опять вмешался лекарь — все по той же единственной причине, по которой допускается такое вмешательство, — и на сегодня военная игра была кончена. Часы показывали два пополудни, я просидел здесь с половины десятого. К этому времени поле брани и в самом деле было залито кровью, но две–три горсти опилок поправили дело. До моего прихода имела место еще одна встреча, на которой одному из противников сильно не повезло, зато другой ушел без единой царапины.

Я видел с десяток юнцов, чьи головы и лица были рассечены двуострым клинком во всех направлениях, но не видел, чтобы кто–либо поморщился от боли, не слышал ни единого стона, не приметил хотя бы мгновенной гримасы, выдающей боль, которую несомненно причиняли эти увечья. Да, для этого нужна незаурядная сила воли. Такую выносливость мы предполагаем у дикарей или профессиональных боксеров, но ведь они на то и рождены или соответственно воспитаны; встретить же подобную черту, да еще в той же степени, у добродушных, в сущности, юнцов, получивших нежное воспитание, было для меня немалым сюрпризом. И такую силу воли они проявляют не только в пылу драки, — она не изменяет им и в перевязочной, где царит угнетающая тишина и нет зрителей. Никакие манипуляции лекаря не вызывали у них ни гримасы, ни стона. Да и во время схваток вы видели, что эти юноши, уже покрытые кровоточащими ранами, рубили и крошили не менее рьяно, чем в начале драки. На студенческие дуэли мир обычно смотрит как на чистый фарс; отчасти это верно, но если принять в расчет, что на студенческих дуэлях дерутся мальчишки, что шпаги у них настоящие, что голова и лицо у них открыты, — мне кажется, следует признать, что в этом фарсе есть и доля серьезного. Люди смеются главным образом потому, что, по их представлению, студент закован в броню и защищен от серьезных повреждений. На самом деле это не так: защищены глаза и уши, в остальном же голова и лицо открыты. Дуэлянт не только рискует получить тяжелое ранение — самая жизнь его в опасности; нередко его спасает только своевременное вмешательство врача. Предполагается, что жизнь дуэлянта не должна подвергаться опасности. Однако несчастные случаи не исключены. Например, когда у студента ломается шпага, кончик ее может попасть противнику за ухо и перерезать артерию. Такие случаи бывали, и они приводили к мгновенной смерти. В прежнее время у студента не были защищены подмышки и шпаги были тогда остроконечные, не то что сейчас; не раз случалось, что шпага перерезала артерию под мышкой и жертва истекала кровью. Такая шпага представляла опасность и для публики: острие сломанного клинка, отлетев на пять–шесть футов, могло вонзиться кому–нибудь из зрителей в шею или в сердце и причинить немедленную смерть. В настоящее время студенческие дуэли в Германии приводят к двум–трем смертям в год, да и то лишь в результате беспечности самих пострадавших: иные невоздержанны в пище или питье или позволяют себе слишком переутомляться, а в результате начинается воспалительный процесс в такой острой форме, что его уже нельзя остановить. Короче говоря, студенческие поединки сопряжены с такими опасностями и стоят таких страданий и крови, что следует к ним отнестись с известным почтением.