Становилось все светлее. Из ущелья начинал подниматься туман. На дне ущелья стало видно узенькую стальную ленточку ручья, — должно быть того самого, который бежал в пещере и исчез, просочившись в трещину. Два продолговатых облачка, висевших на западе, окрасились в нежно-розовый цвет. Окраска гор изменилась, по ним пробежало что-то светлое и радостное: где-то за горой взошло солнце.

— Как хорошо! — прошептал Шура, жадно глядя на горы, на небо, на ущелье. Сверкнув белыми крыльями, взмыла чайка и понеслась на юг. «Значит, озеро совсем недалеко», — догадался Шура. Он соображал, что лучше: спуститься вниз или подняться вверх. Если озеро недалеко, то лучше спуститься. Немного влево камни нагромождены, как ступеньки, по ним можно сойти в ущелье. По ущелью будет легко добраться до озера, а по берегу озера — домой.

— Домой, — повторил Шура вслух и ему так захотелось домой, что, кажется, улетел бы, как та чайка. Но тут он вспомнил о Лёне, и сердце у него защемило. Нет, домой нельзя: он должен отыскать товарища. Разве можно оставить его одного погибнуть в горах? И Шура стал карабкаться вверх, на вершину горы.

Солнце уже поднялось над горизонтом. Гора, на вершину которой взобрался Шура, была сложена из темно-красного гранита и на ней почти ничего не росло. С вершины Шура увидел то ущелье, в котором провалился в подземную пещеру. Отсюда было совсем недалеко до места их ночевки.

Шура быстро спустился в ущелье и зашагал на восток. Ноги у него подкашивались, в желудке от голода начинались спазмы, но он думал только о встрече с Лёней. Вот долина, вот виднеется их жильё с молодой засохшей березкой у входа. Сейчас он увидит Лёню!

Шура забыл об усталости и голоде и побежал. Он опустился на колени перед пещерой и заглянул в нее. Пещера была пуста. Шура несколько секунд, не мигая, смотрел на кучки засохшего черничника.

«Лёню разорвали звери!»

Эта страшная мысль первой пришла Шуре в голову. Он выскочил из пещеры и тревожно огляделся. На песке валялись птичьи перья и были видны следы костра. Шура обрадовался: если Лёня жарил птицу вчера вечером или сегодня утром, значит, он жив. Может быть, ушел на охоту или домой. Он задумался, не зная, что предпринять. Уйти домой? А вдруг Лёня где-нибудь здесь. Несколько раз он принимался звать Лёню, но голос его одиноко замирал в горах. Вдруг он заметил ветку красной смородины, воткнутую в песок недалеко от пещеры. Листья на ней были свежеувядшие. Очевидно, ветка была воткнута недавно. Кем? Конечно, Лёней! Но что это значит? Шура выдернул ветку и жадно осмотрел её: никаких знаков на ней не было.

Шура стал искать ещё каких-нибудь следов или знаков. Опять вернулся в пещеру и на этот раз увидел в уголке под камешком что-то белое. Это был вчетверо сложенный листок из записной книжки. Лёня писал:

«Шурик, если ты ещё жив и придёшь в пещеру, то знай, что я ушел искать тебя. Где буду проходить, буду втыкать в песок ветки. Я тебя ждал почти сутки. А если тебя нет в живых, тогда прощай…»

Последние слова были написаны неразборчиво и на бумаге расплылось пятно. Должно быть, прощаясь с товарищем, Лёня не удержался от слёз.

Шура сжал записку в кулаке и быстро пошел вверх по течению ручья. Не совсем увядшие ветки, воткнутые в песок, говорили о том, что Лёня недавно проходил здесь. Однако, через некоторое время Лёнины знаки перестали попадаться. Шура в недоумении остановился. Он попробовал найти следы, но на сухом песке следы плохо сохраняются. Вдруг он увидел в стороне маленькое животное, похожее на козлёнка. Оно стояло у куста и ощипывало листочки.

— Аметист! — вскрикнул Шура и остановился.

Из-за куста послышался слабый стон. Шура кинулся туда. В тени куста на песке лежал Лёня. Лицо его было красно, глаза закрыты, губы запеклись, он тяжело дышал и изредка стонал.

В тени куста на песке лежал Лёня. Лицо его было красно, глаза закрыты, губы запеклись, он тяжело дышал и изредка стонал.

Шура опустился на песок возле него.

— Лёня! — тихо позвал он, касаясь ладонью горячего лба товарища. Лёня открыл глаза. Взгляд его был мутен и бессмысленен. Потом на лице появилось выражение не то радости, не то удивления.

— Шура, ты пришел… — прерывисто прошептал он. — А я, видишь, заболел… Домой бы…

Он улыбнулся, но внезапно лицо исказилось жалобной гримасой и по щекам потекли слёзы. Шуре стало невыносимо жаль его, но что он мог сделать? Он сам был голоден, измучен до последней степени и почти болен.

— Лёня, не надо плакать, как-нибудь всё обойдется, — утешал он товарища, но и сам уже не верил, что когда-нибудь они доберутся до дому.

— Пить. — попросил Лёня.

Шура вынул из сумки кружку и пошел к ручью за водой. Козлёнок побежал за ним, он тоже хотел пить.

Леня жадно выпил принесённую товарищем воду и сказал:

— Возьми у меня в сумке жареную утку.

Шура нашел в сумке большой кусок утки, убитой Лёней вчера. С трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться в кусок зубами. Шура спросил:

— А сам ты?

— Не хочу. Ешь, — прошептал Лёня и закрыл глаза.

Шура очень хотел есть, однако, он отломил третью часть куска и положил обратно в сумку, для больного, а остальное стал жадно поедать. Съев свою порцию, он сильнее почувствовал голод, и полез вверх по склону поискать ягод.

Он напал на сплошные заросли черничника. Ел ягоды до тех пор, пока не отяжелел и не захотел спать. Нарвал полную кепку черники для Лёни и Аметиста и пошел обратно.

Козлёнок спал рядом с Леней. Шура подумал, что спать в горах на открытом воздухе опасно, но его одолела страшная усталость. Он лёг на песок и тоже уснул.

Проснулся от того, что вышедшее из-за дерева солнце нестерпимо жгло ему лицо. По расчётам Шуры было около четырёх часов дня. Лёня все еще спал, дыхание его стало несколько спокойнее. Шура пощупал его влажный лоб и пошел к ручью напиться.

Тут он вспомнил о своей находке и удивился, как он мог о ней забыть. Всё заслонил Лёня. Теперь, когда товарищ был найден, и болезнь его, очевидно, шла на убыль, он снова подумал о золоте и готов был отправиться на поиски его. Но сначала нужно было каким-то способом перетащить Лёню в безопасное место.

Шура вернулся к спящему товарищу и долго сидел, отгоняя мошек и комаров от его лица.

— Лёня, — тихо позвал он наконец.

Лёня открыл глаза.

— Нам нужно перебраться в пещеру, там безопаснее. Привстань немного и возьмись руками мне за шею, я тебя понесу.

— Зачем? — хрипло и бессмысленно спросил Лёня.

Он был сильно болен и Шуре большого труда стоило добиться, чтобы он сделал так, как нужно. Леня исхудал и был не тяжел, но плохо держался и нести его было трудно.

Измучившись вконец, Шура кое-как дотащил Лёню до пещеры. Потом нарвал большой ворох травы, разбросал её на горячем песке, чтобы она высохла и могла служить подстилкой и одеялом для больного товарища. Теперь Шура не рассчитывал скоро попасть домой, он думал только о том, как бы отстоять Лёню от смерти. Надо было устраиваться здесь надолго.

Собирая траву для постели, Шура наткнулся на заросли малинника. Он боялся кормить Лёню сырой ягодой и решил сварить для него нечто вроде малинового варенья. Он знал, что малина является лекарственным потогонным средством. Начистив ягоды, налил в кружку немного воды, на камнях приспособил её над пламенем костра и принялся варить.

Хотя «варенье» припахивало дымом, Лёня охотно съел горячее снадобье.

Вечером Лёне стало лучше, на теле выступил обильный пот и температура понизилась.

«Наверное, у него не простуда, а малярия, — подумал Шура. — Значит, нужно отварить осиновой коры, это помогает при малярии».

Долго в этот вечер хлопотал Шура, устраиваясь по-хозяйски.

Ночью пошел дождь, медленный и спокойный. Запахло сыростью. Лёня зяб. Шура укрыл его своей тужуркой, травой и сам прижался к нему. Под шорох дождя они уснули.