— Ну да, да, — раздраженно откликнулся зональный, — там же срок истекает. Быстренько готовьте и везите.

Положив трубку, я пошла к шефу, который, едва завидев меня, аж протянул ко мне руки:

— Принесли отсрочку? Давайте, давайте!

— Сейчас принесу, — сказала я и крутанулась на каблуках.

Отсрочка была готова, и даже с планом расследования, который еще накануне вызывал у шефа аллергию, а теперь он вел себя так, будто жить без этого плана не мог. Все еще плохо понимая, что изменилось, но догадываясь, что из сложившейся ситуации можно выкрутить по максимуму, главное — ковать железо, пока горячо, я быстренько наваляла рапорт об оплате водолазных работ по осмотру дна канала напротив места, где в последний раз видели Нагорного.

Шеф только мазнул взглядом по тексту рапорта, но, ничего не сказав, завизировал его, и я понеслась в городскую прокуратуру.

Там без звука подписали письмо в водолазную контору, гарантирующее оплату услуг, и я, не заезжая к себе в район, поскакала уже туда. Водолазы приняли меня с распростертыми объятиями, — видно, в такое время к ним никто не обращался и они простаивали, и тут же изъявили готовность приступить к осмотру дна канала хоть завтра.

Вернувшись в прокуратуру, я вызвонила Кораблева и порадовала его завтрашним мероприятием. Он поразился моей оперативности и возжелал немедленно приехать, тем более, что сгорал от нетерпения по поводу моей встречи с Барракудой.

Примчавшись, Кораблев заставил напоить его чаем, прочитал нотацию по поводу хлама ; на моем рабочем столе, отметил, что мой правый сапог нуждается в замене набойки, а если вовремя не поменять набойку, то раньше времени сносится каблук, попутно он высказал предположение, что я — кособокая и хромая на одну ногу, иначе набойки снашивались бы у меня равномерно… И только доведя меня до кондиции, перешел к обсуждению насущных вопросов.

— Прежде всего, Леня, скажи мне, с какой стати ветер переменился? — спросила я, когда насытившийся Кораблев закурил прямо в кабинете, невзирая на мои отчаянные запреты. — С чего бы вдруг те же самые лица, кто так жаждал дело приостановить, теперь требуют активного расследования?

— Ну вы же сами знаете, — лениво отозвался Леня. — Карапуза больше нет с нами, вот и все.

— А по-моему, все не так просто. Ну, нет больше Карапуза, а чего горячку-то пороть с делом Нагорного?

— Вы думаете, кто-то с другой стороны подергал за ниточки?

— Вот именно. Не успело бренное тело Карапуза остыть, как на сцену вышли ходатаи с другой стороны баррикад. Что ж им так свербит по Нагорному? Что покоя не дает? И почему так срочно?

— Надо провентилировать, — пробормотал Кораблев, раскачиваясь на моем стуле. — Лучше расскажите про Барракуду. Чего хотел наш милашка?

Я рассказала. Кораблев задумчиво качался на двух ножках, рискуя сломать стул, и пыхтел. Потом заметил:

— Вы насчет Костика-то не обольщайтесь. Я понимаю, он парень обаятельный и впечатление произвести умеет. Только вы не забудьте, что он бандит и кучу народа положил в нашем городе и за его пределами.

— Я и не обольщаюсь, — заверила я Кораблева, но, прислушавшись к себе, поняла, что слегка покривила душой.

Что скрывать, Барракуда действительно был мне симпатичен, несмотря на все те кошмары, которые я о нем знала. Может быть, если бы я расследовала его дело, как Лешка Горчаков, я бы тоже смотрела на него иначе. И не имела бы ничего против того, чтобы кто-нибудь засадил Барракуду на реальных лет двадцать любыми средствами… Нет. Я помотала головой, чтобы даже мысли подобные от себя отогнать.

— А кто так не любит Барракуду в вашем ведомстве? — спросила я у Лени.

Он неопределенно пожал плечами.

— А кто ж должен его любить? Наше ведомство по определению занимается организованной преступностью, кто-то тамбовских разрабатывает, кто-то мурманских, а кто-то карасевских.

— Ну и разрабатывайте себе на здоровье, только ведь не всем пистолеты подкидывают.

— Ну, во-первых, тамбовские и мурманские к вам жаловаться еще не приходили, — резонно заметил Кораблев, наконец-то поставив стул на все четыре ножки. — Может, и им тоже подкидывают. А во-вторых, почему вы так верите Барракуде? А если он фуфло гонит? А вы уже готовы ринуться в бой.

— Нет, Леня, — я еще раз прокрутила в уме свои впечатления от рассказа Барракуды, — не похоже, чтобы он врал. Его действительно кто-то заказал. Зачем бы он ко мне пришел, если бы все было не так?

— Мало ли… — Кораблев зевнул. — Может, он вас хочет подставить. Кто его знает, в какие игры он играет. Бандит все-таки.

— Да какие игры! Косте такая тонкая игра не по зубам.

— Ну вот! То вы его переоцениваете. То недооцениваете. Он еще та рыбина, даром что Барракуда. Может, он еще с того допроса — ну, помните, когда вы его за документами гоняли, — на вас злобу затаил, а вы уши развесили.

Кораблев намекал на мое первое знакомство с Бородинским — когда я приняла начинающего, но уже известного киллера за другого и в резкой форме погнала за документами, лежащими в машине, а потом еще прицепилась к перстню на его пальце. Так, наверное, с грозным Барракудой никто не обращался. Только много лет спустя, когда мне довелось допрашивать Костю уже по делу, он признался мне, что тот, давний, допрос стоил ему седых волос, поскольку, перстенечек на его руке был темного происхождения.

— Так что вы на провокации не поддавайтесь, — посоветовал мне Кораблев, — и я бы на вашем месте в эту историю не лез. Ну, подкинут ему наркоту, приземлят лет на несколько — так он все равно недосидит. Вам-то что?

Я вздохнула. И Кораблев меня не понимал. И Кораблев не видел ничего страшного в том, что кому-то подкинут фальшивый компромат и состряпают на него липовое дело. Подумаешь, вор, а тем паче убийца должен сидеть в тюрьме.

Надо попробовать поговорить с Кораблевым на понятном ему языке.

— Леня, — сказала я проникновенно, — мне же надо ему предложить что-то в обмен на информацию. Он мне обещал кое-что подсветить по Нагорному и по Карасеву.

Кораблев недоверчиво посмотрел на меня, а потом картинно рассмеялся.

— И вы что, поверили? — спросил он, отсмеявшись. — Вы решили, что Барракуду завербовали? И он теперь раз в неделю будет приходить с донесениями? Он хоть что-то полезное вам сообщил?

— Сообщил, — кивнула я.

— И что же?

— Сообщил, что Нагорный жив. И что это он его заказал.

— Уморили! — Кораблев опять засмеялся, но смех перешел в затяжной кашель. Откашлявшись, он продолжил:

— Может, он какие доказательства предоставил? Да я вам давеча тоже сказал, что Нагорный, возможно, живой. Причем я это сказал совершенно бесплатно. А вам не приходило в голову, что это Костик Нагорного замочил, а теперь вам внушает, что тот вовсе даже живее всех живых, а?

Кораблев сверлил меня глазами, и я вынуждена была признать, что такое вполне возможно. Насладившись моим унижением, Кораблев снисходительно бросил:

— Да бросьте вы, Мария Сергеевна, он вами, как ширмой, прикроется, а сам словечка лишнего не выдавит.

— В каком смысле прикроется? — забеспокоилась я.

— В каком, в каком! Прихватят его с пушкой, а он начнет к вам апеллировать — мол, я ж, говорил, меня заказали, вот и пушку подкинули. Авось, вы проникнетесь и начнете доказательства против него разваливать…

В таком духе мы продолжали беседовать еще некоторое время, так что, когда Кораблев ушел, настроение у меня испортилось еще больше. Но апатия уже покинула меня, я была полна жажды свершений.

Покрутившись в прокуратуре, я записалась в книгу учета ухода и поехала в морг — поговорить с экспертом, вскрывавшим труп жены Нагорного. Эксперт работал недавно, мне был незнаком, но родной муж обещал представить меня ему честь по чести.

Трясясь в маршрутке, я вспоминала распорядок дня Марины Нагорной до ее исчезновения; из дому она уехала в двенадцать, судя по показаниям консьержки в их парадной. На двенадцать тридцать она была записана к парикмахеру, и допрос мастера в деле тоже имелся. Мадам Нагорная явилась к куаферу вовремя, прибыв в салон красоты на своей «ауди» — охранник в салоне помогал ее парковать. И пробыла у парикмахера ровно час, сделав укладку. Перед уходом она записалась на следующий день к косметологу и на миостимуляцию, что косвенно свидетельствовало о том, что никаких непредвиденностей мадам не ждала. По времени получалось, что прямо из салона она отправилась в «Смарагд». Где же все-таки она была убита? И кем — неизвестным снайпером (попасть с расстояния в восемьдесят метров — хороший результат, даже для отличника боевой и политической подготовки)? И потом, мне не давало покоя то, что машина мадам Нагорной была внаглую использована для покушения на Карапуза.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: