- Как Гошка? - спросил любимый мужчина, поглаживая мою руку на глазах у девиц.

- Что-то он сегодня вялый, спать лег днем. Не заболевает ли?

- Полечим, Машуня, уж что-что, а горчичники поставить я сумею, со своим медицинским дипломом.

- Это вызовет волну протеста.

В прошлый раз мой ребенок, узнав, что принято решение подвергнуть его такой экзекуции, намазюкал на картоне лозунг: "Скажи горчичникам нет!", прицепил картонку к швабре и маршировал по квартире со свирепым видом до тех пор, пока Сашка, хохоча, не заявил, что от смеха у него руки дрожат и он боится промахнуться горчичником.

- Тебе удобно? Не дует? - заботливо спросил Саша. - Может, пересядешь на мое место?

- Ты что, не знаешь, что женщина в злачных местах должна сидеть лицом ко входу?

- Почему? - удивился Сашка.

- Деревня! По правилам хорошего тона. Это очень легко запомнить, есть такой анекдот: двое сидят в ресторане, женщина достает пудреницу и начинает пудрить нос, а мужчина вдруг падает на пол. Официант наблюдает эту картину, видит, что мужчина не встает, подходит к столику, наклоняется к женщине и тихо говорит ей: "Мадам, ваш муж упал под стол!" Женщина, продолжая пудрить нос, отвечает: "Нет, мой муж входит в дверь".

Любезный бармен принес Александру бифштекс с цветной капустой, а мне жареную треску весьма аппетитного вида, и я, наслаждаясь моментом, отломила золотистый кусочек рыбы и поднесла вилку ко рту. Пахла треска изумительно, а попробовать ее на вкус мне не удалось. Поскольку я в соответствии с правилами хорошего тона сидела лицом к дверям, я сразу увидела начальника криминальной милиции нашего района - он влетел в бистро и принялся нервно оглядывать столики. Понятно, кого он искал.

Я положила вилку с куском рыбы на тарелку и помахала ему рукой. Он подскочил к нашему столику со словами:

- Ну, слава Богу, ты здесь. Собирайся!

Он снял с вешалки мою куртку и встал около меня, держа ее так, что мне оставалось только всунуть руки в рукава.

- А что случилось?

- Взорвали депутата Госдумы Бисягина. Давай быстрее! - он даже притопнул ногой.

- Да я и депутата такого не знаю. Может, я доем? - еще пыталась поторговаться я.

- Теперь все узнают... Какое "доем"! Там уже прокурор города и наши генералы в полном составе понаехали.

- Да и плевать, без меня все равно не начнут, - расслабленная уютной атмосферой, я выказывала полное отсутствие служебного рвения.

- Марья, если ты хочешь прокурору города объяснять, где ты была, это твое дело. А у меня еще все впереди, я хочу карьеру делать. Там уже наш поручик Голицын топчется, я сказал, что сейчас тебя привезу. Короче! - он потряс моей курткой, которую продолжал держать как гардеробщик. - Ну!

- Может, ты пока в прокуратуру зайдешь за моей дежурной папкой? А я доем...

- Вот тебе папка, я у Горчакова взял.

- Вот бы и взял Горчакова вместе с папкой, а я бы спокойно пообедала.

- Слушай, мне надоел твой гнилой базар. Вредно столько есть. Одевайся! он снова потряс курткой.

Мне ничего не оставалось, как покорно влезть в рукава и повилять хвостом перед Сашкой: "Прости, если можешь!"

Сашка грустно кивнул и даже отставил свой бифштекс. Девицы за соседним столиком с интересом наблюдали за происходящим, не веря своему счастью. Начальник уголовного розыска схватил меня за руку и потащил к выходу. У самых дверей он спросил:

- А это твой мужик, что ли?

Я кивнула, и он, обернувшись к Сашке, поклонился и сказал:

- Здрасьте!

В следующее мгновение он уже захлопывал за мной дверцу автомобиля. За руль он сел сам.

Повидала я на своем веку лихих водителей, каталась по необходимости с профессиональными каскадерами, желавшими произвести на меня впечатление, а также с нетрезвыми операми, что значительно страшнее.

Но эта поездка все затмила. По самой оживленной магистрали города, в самое "пиковое" время, по мокрому асфальту, через десять светофоров мы промчались, ни разу не остановившись, распугивая народ ревом сирены.

Тормознули мы как вкопанные возле замечательного дома на улице имени великого писателя. Я перевела дух и осмотрелась.

Безусловно, нам нужно было в угловую парадную. Перед ней было тесно от ухоженных машин руководителей ГУВД и прокуратуры, вокруг небольшими группами стояли люди в милицейской форме и гражданской одежде, которая выглядела так, что их профессиональную принадлежность не только не скрывала, а, наоборот, подчеркивала. А вот и сотрудники убойного отдела, невозмутимо курящие на ветерке.

Пока я натягивала перчатки, из парадной вышел молодцеватый красавец в серой генеральской шинели, сидевшей на нем как военная форма на белогвардейце аристократических кровей. Вообще он выглядел как киношный персонаж, прямо Штирлиц, и это поначалу вызывало легкое раздражение, поскольку резало глаз на фоне сутулых и мятых его сослуживцев. Генерал Голицын своей белогвардейской фамилии соответствовал и имел прозвище, конечно же, "поручик Голицын". А вообще он был очень дельным мужиком. Прошел классический путь от рядового опера до заместителя начальника ГУВД, возглавляющего уголовный розыск, то есть службу знал туго, не какой-нибудь партийный выдвиженец. (Были такие в главке; генерал мог зайти в кабинет к следователю, выслушать доклад: "Товарищ генерал, провожу очную ставку по уголовному делу", и сделать замечание, почему следователь одновременно двоих допрашивает, так нельзя; следователь ему - да это же очная ставка, понимаете? А генерал свое гнет: понимаю, но все равно не положено, пусть один в коридор выйдет.)

Я с Голицыным пару раз сталкивалась на местах происшествий и всякий раз бывала приятно удивлена тем, что есть же, оказывается, грамотные начальники, которые не топчут следы, не создают нервозную обстановку, и, что меня особенно поразило - заботятся о подчиненных. Если приезжал Голицын, все вопросы тут же решались. Машина нужна - пожалуйста, специалисты требуются - сейчас будут, в шестнадцать часов привезти горячий обед всей группе, ну и так далее. Видно было, что мужик хороший, даже странно, что до генерала дослужился, да еще и с такой внешностью...

Опера про него с гордостью говорили: "Наш - самый молодой генерал в главке", сорок девять лет, хотя выглядел он намного моложе, а седой висок только шарма ему придавал; в общем, Господь Бог ему отмерил полной пригоршней.