— Нет, — перебила его Стефани, покачав головой. — Я ничего не хочу из его вещей, — гордо произнесла она, провожая Стюарта до двери.

Когда Алден ушел, Стефани подошла к небольшому трюмо и подняла стоявшую на нем фотографию матери, вставленную в рамку.

— Его больше нет, мама. Теперь он никогда не сможет обидеть меня, — сказала Стефани, глядя в прекрасные серые глаза матери.

Было уже почти четыре часа, Стефани схватила с вешалки свою сумочку, накинула на плечи шарф и побежала на работу.

В одной руке Дуглас держал черный котелок, а в другой — фетровую шляпу. Он раздумывал, что подойдет больше для похорон мистера Фаррела, которые состоятся в субботу. Дворецкий уже давно не надевал шляпы, сейчас они были не в моде. Но на такой печальной процессии, как похороны, не до моды.

Дуглас очень переживал из-за смерти своего хозяина. Дворецкий не одобрял многие поступки Уоррена, но после двадцати лет службы у мистера Фаррела он по-своему привязался к хозяину.

— Ты ведь уже скучаешь по нему?

Обернувшись, дворецкий встретился взглядом с Эсель и заметил, что глаза жены были красными от слез. Известие о смерти мистера Фаррела сильно расстроило пожилую женщину.

— Да, очень.

— Что мы теперь будем делать? Мы еще не говорили об этом, но нам нужно обсудить этот вопрос.

— Полагаю, мы могли бы переехать во Флориду, — произнес Дуглас, нежно похлопав по руке Эсель. Он радовался, что наследство, полученное от мистера Фаррела, позволит им ни в чем не нуждаться весь остаток их жизни. — Мы бы купили небольшой домик где-нибудь на побережье. Тебе нравится эта идея?

— Ты хочешь сказать… что больше не будешь работать?

— Да, — улыбнулся дворецкий. — Я служил другим в течение сорока пяти лет. По-моему, настало время полностью посвятить себя семье. Разве я не прав?

— О Дуглас, это было бы просто прекрасно, — ответила Эсель. Несмотря на горе, ее глаза радостно заблестели. — Мне нравится мысль переехать во Флориду.

— Тогда решено. Завтра утром первым же делом позвоню агенту по недвижимости. — Дуглас так и не выбрал, какой головной убор надеть, и переводил взгляд с одного на другой. — Помоги мне, дорогая.

— Я всегда предпочитала это, — указала Эсель на фетровую шляпу.

Кивнув головой, Дуглас убрал котелок обратно в коробку и ностальгически оглядел уютную спальню. Комок подступил к его горлу. Они с Эсель так были счастливы здесь. Спустя столько лет Дуглас уже чувствовал себя здесь, как в собственном доме. Правда, последние десять месяцев дворецкий не находил себе места. Он позволил мистеру Фаррелу ни за что засадить Майка Чендлера в тюрьму, и тот факт, что Дуглас все знал, но промолчал, не давал дворецкому покоя. Дуглас даже стал часто просыпаться по ночам в холодном поту.

Когда мистер Фаррел умер, Дуглас хотел пойти в полицию и рассказать о разговоре между хозяином и Кейдом, который он подслушал той злополучной ночью. Но немного поразмыслив, дворецкий передумал. Сказать правду означало признать свое соучастие, а это значит, что его осудят за сокрытие фактов. Его даже могут посадить в тюрьму. Что тогда будет с Эсель? Кто позаботится о ней? Больше всего Дуглас мучился от сознания того, сколько горя арест Майка принес Ральфу. Старший Чендлер сразу же постарел лет на двадцать. Попытки оправдать сына сначала поддерживали оптимизм в Ральфе, но когда он понял, что все усилия напрасны, старик сдался.

— Дуглас? Ты побледнел, как привидение. Что с тобой, дорогой? Пожалуйста, расскажи мне, — сказала Эсель.

— Ничего, — попытался улыбнуться дворецкий, обернувшись и встретившись с озабоченным взглядом жены. — Я немного расстроен из-за похорон, вот и все. Когда все это кончится, я опять буду в полном порядке.

Смерть Уоррена Фаррела не была важным событием для истории страны, но многие газеты штата, включая «Трейнтон таймс», напечатали известие о его кончине на первых страницах.

Майк Чендлер сидел в двухместной камере в исправительной колонии штата Нью-Джерси, где он провел последние десять месяцев, и в очередной раз перечитывал некролог, как бы желая убедиться, что этот подонок, мистер Фаррел, действительно умер. Он так и не смог доказать, что именно Уоррен отправил его за решетку. Но выражение лица Фаррела в зале суда в день вынесения приговора рассеяло последние сомнения юноши. Уоррен Фаррел сидел в конце зала, скрестив руки на широкой груди и не отрывая взгляда от судьи. Когда все кончилось и охранник повел Майка обратно в камеру, юноша обернулся посмотреть, был ли отец Стефани все еще в зале суда. Да, Уоррен не ушел. На какой-то момент Майк встретился взглядом с Фаррелом: тот встал и подмигнул Майку. Это холодное, самодовольное подмигивание расставило все точки над «i».

Майк поклялся отомстить Уоррену, но для этого нужно оставаться здравомыслящим. А это оказалось совсем нелегко, ибо все представления Чендлера о тюрьме не шли ни в какое сравнение с тем, с чем ему пришлось сталкиваться в колонии округа день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Майк вставал на рассвете и в шесть часов уже докладывал караульному о своем прибытии на завод, где он собирал электронные части для военной промышленности. Эта работа считалась одной из самых престижных в колонии, так как хорошо оплачивалась, но ее утомительная рутинность сводила Майка с ума. В половине четвертого для него, как и для других заключенных, начинался часовой перерыв, во время которого он мог заниматься в спортзале, писать письма или смотреть телевизор. Майк очень скучал по воле, поэтому все свободное от работы время проводил в спортзале. Упражнения избавляли его от напряжения в шее и спине и немного утоляли жажду активной деятельности. Единственное, что связывало Майка с внешним миром, это свидания с отцом, который дважды в неделю приходил к сыну, и с Эмили, которая раз в месяц звонила брату из Калифорнии, где жила вместе с мужем Беном.

Майк читал книги и писал сценарии. Это помогало ему «убивать» время, но все-таки он постоянно думал о том, кто упрятал его в эту тюрьму. Иногда по ночам, когда сокамерник храпел на нижних нарах, Майк лежал с широко открытыми глазами, положив руки под голову, и думал. Он размышлял, что будет делать, когда выйдет из тюрьмы, и как отомстить Фаррелу. Порой, против своего желания, он начинал мечтать о Стефани. Майк никак не мог избавиться от мучительных воспоминаний. Перед глазами Майка всплывал тот вечер, когда они занимались любовью, он чувствовал Стефани в своих объятиях и слышал нежные слова любви и обещания, которые девушка шептала ему в ухо. Ложь. Все это было неправдой. Майк удивлялся, что все еще чувствует боль. Иногда его ненависть и боль так смешивались, что он не мог определить точно свои эмоции.

А теперь Фаррел умер. Майк должен бы испытывать радость или по крайней мере торжество отмщения, но ничего этого не было.

Пока округ Бурлингтон оплакивал одного из своих наиболее известных жителей, Уоррена Фаррела, Майк Чендлер испытывал только облегчение. Месть перестала быть единственной целью его жизни. Теперь он сможет начать все сначала, строить планы на будущее, думать о том, чем займется, когда выйдет из тюрьмы.

Майк стал свободным.

Этим же вечером в историческом городке Маунт-Холли, штат Нью-Джерси, тридцатичетырехлетняя Джейн Джилмор сидела за кухонным столом и тихо плакала, читая в газете «Бурлингтон таймс» известие о смерти Уоррена Фаррела.

«Уоррен Дж. Фаррел, президент компании «Фаррел девелопмент», умер во вторник от сердечного приступа. Ему было шестьдесят девять лет. Он жил в Винсентауне. У него остались дочь Стефани и брат Сесил. Согласно завещанию, тело мистера Фаррела будет кремировано, а прах развеян на территории его поместья на шоссе Рэд-Лайон. Панихида состоится в Объединенной методистской церкви при кладбище в Винсентауне».

Джейн сумела подавить рыдания, подступившие к горлу. В комнате в конце коридора спала ее дочь Люси, и Джейн не хотелось будить ее. Вытерев слезы, она встала и подошла к плите поставить чайник. Все что угодно, лишь бы не сидеть с чувством опустошенности в сердце.