— Да разбогател он, разбогател! Усек, дурья башка?

На правом плече — ангел. Крылья растут у него прямо из черной кожаной куртки, а в руках вместо арфы электрогитара.

— Это далеко не все, Зильджиан! Он дарил людям счастье, способствовал прогрессу, обогащал культуру…

— И цыпочек без счета завалил, — хихикая, перебивает черт.

— Он учил людей философии жизни, повышал их уровень, — продолжает ангел.

— Ну да, в постели с цыпочкой ничто так не поднимает уровень, как хорошая доза… философии.

Ангел перелетает через мою голову и бросается на черта.

— Ах ты… Циничный обыватель, вот ты кто!

— Эй, отвали! Чего пристал?

Черт отмахивается вилами, продолжая затягиваться огненной сигарой. Ангел перехватывает гитару как дубинку и широко размахивается, целя в ухмыляющуюся морду противника. Сцепившись в драке, они сваливаются с плеча, продолжая свой извечный призовой бой за человеческие души, однако прозвучавшие аргументы помогли мне принять решение. О собственном кармане я, само собой, не забуду, но и человечество постараюсь осчастливить, хотя конкретные планы насчет второго пункта пока остаются довольно туманными.

Ну и ладно. Так или иначе, моя первая цель — Синтия.

Мы расстались навеки в последний раз всего неделю назад, справедливо подозревая, что он и в самом деле последний. Поводом явилось мое невинное замечание, что ее любимый актер напоминает ходячий ростбиф, и мозгов у него, судя по всему, ровно столько же. Однако у меня привязанность к Синтии не угасла — я знал это наверняка, потому что обнаружил соответствующий отросток, который, увы, работал лишь в одну сторону. Все мои чувства натыкались на невидимый барьер, словно сперма — на противозачаточную диафрагму…

Теперь все изменится!

Синтию удалось застать дома, она собиралась на работу. Ковбойские сапожки и мини-юбка с торчащим сзади пучком перьев, положенные персоналу «Куриной ножки», делали ее необыкновенно привлекательной, о чем я не замедлил сообщить.

— Спасибо, — холодно бросила она.

Моя любимая даже не обернулась, продолжая поправлять перед зеркалом свои рыжевато-блондинистые кудряшки. Самое удивительное, что гребень проходил сквозь ауру бесчисленных полипов без всякого сопротивления.

Поймав наконец взгляд Синтии в зеркале, я мельком вспомнил про галстук пластилинового носильщика. Неужели она не видит мои собственные заросли на голове и даже тот отросток, который ведет к ней? Как ни странно, не видела. Зато разглядела другое.

— И давно ты носишь очки?

— С тех пор как встретил буддийского монаха и он отправил меня в другое измерение.

— Ну да, понятно, чего еще от тебя ждать… Зачем пришел? Вряд ли только для того, чтобы отпускать комплименты. Давай выкладывай, только без этих твоих баек и покороче, а то я опаздываю.

— Синтия, нам надо поговорить… — начал я, ударившись в какой-то сентиментальный бред, рассчитанный лишь на то, чтобы отвлечь внимание. Она кончила причесываться и нагнулась, роясь в сумочке. Я потихоньку подкрался и стал рассматривать щупальца. Одно, синевато-багрового оттенка, чем-то неуловимо напоминало мою тайную привязанность к ведущей телешоу. Я ловко ухватил его двумя пальцами и выдернул.

— Ой! — вздрогнула Синтия. — Чем это ты там занимаешься?

— Вдыхаю аромат твоих волос, дорогая.

— Кончай валять дурака, ты меня пугаешь!

Я мигом воткнул оторванный конец себе в голову… Так и есть, тот самый актеришка, из-за которого мы полаялись! Хотя… вообще-то он мне скорее нравится… Его тело… Мама! Нет, это не для меня! Поспешно освободившись, я вернул щупальце на первоначальное место, а затем предпринял смелый эксперимент: ухватился за тот конец, который шел через невидимые измерения к актеру, и резко дернул. Ура! Теперь соединим его с моим односторонним, который идет к Синтии…

Она резко выпрямилась, обернувшись с таким видом, будто ее схватил за задницу Годзилла.

— Зильджиан, как ты… ты стал какой-то совсем другой… Ах!

Прекрасно сознавая, что происходит, я был тем не менее поражен силой охвативших меня чувств. Соединявший нас канал бешено пульсировал, словно пожарный шланг под давлением.

— Синтия!

Она протянула руки.

— Иди сюда, милый, поиграй на моей земляничной полянке!

По сравнению с тем, что последовало, концерт «Битлз» — просто чинное семейное чаепитие.

Дела шли превосходно. Я приобрел в кредит новую машину, даже не надевая галстук. Главное в жизни — уметь устанавливать контакты. Привязанность владельца автосалона, что у отеля «Плаза», к его старенькой бабушке вполне подошла для моих целей.

— Без аванса, без процентов, платежи с будущего года? Почему бы и нет? Мне кажется, вы вполне заслуживаете доверия.

Нежные чувства к любовнице, питаемые начальником кредитного отдела банка, позволили мне получить крупную сумму наличными и платиновую кредитную карточку с правом превышения кредита на пятьдесят тысяч. Единственным неприятным моментом была рука чиновника на моем колене.

Оба отростка я сохранял несколько дней, опасаясь, что эти болваны, придя в себя, аннулируют сделку. С другой стороны, мне не давала покоя мысль о том, как отреагируют ни в чем не повинные бабуля и девица на холодный душ, который их, несомненно, ожидает. В конце концов я решился, и оторванные щупальца мгновенно втянулись в межпространственные дыры, стремясь воссоединиться со своими привычными партнерами.

Уф-ф… Ну и облегчение, скажу я вам. Вообще мое кредо — идти по жизни, не обременяя себя излишними связями. То и дело мне приходил на ум монах с его единственным золотистым столбом…

Синтия послала подальше свои куриные перья, и время понеслось вскачь. Мы заказывали лучшие места в самых дорогих ресторанах, заваливались как завсегдатаи в роскошные закрытые клубы, сидели бесплатно в первом ряду на модных концертах, одним словом, кромсали город вдоль и поперек, как скульптор Генри Мур гранитную глыбу.

Однажды Синтия попросила отвезти ее в больницу навестить сестру, которая недавно родила.

Я стоял за широким стеклом, отгораживающим палату для новорожденных, и не верил своим глазам. Там было без числа младенцев, орущих или спящих, и у каждого из головы тянулся такой же точно сияющий золотом столб, как у монаха. У тех, что постарше, уже наметились отростки любви к родителям, но божественный стебель, ведущий в неведомые высоты, был абсолютно у всех.

После визита в больницу я стал особо внимательно приглядываться к детям. Лет до трех врожденный дар, как правило, сохранялся в целости, но потом начинал истончаться, тускнеть и бледнеть с тем, чтобы к десяти годам исчезнуть совсем. Во всем Нью-Йорке не было ни одного взрослого, который сумел бы сохранить его. Включая, само собой, и меня. Может быть, искать следовало где-нибудь в другом месте…

Я не раз имел возможность выдернуть золотой стебель из детской головки и попробовать, что за начинка там внутри, но ни разу не осмелился это сделать. Наверное, боялся осознать, насколько пуста и бессмысленна моя жизнь.

Прошло около месяца, и беззаботное существование начало мне понемногу надоедать. Как-то раз качу я себе один по Первой авеню и вдруг вижу впереди целое скопище шикарных лимузинов, вокруг которых, как овчарки, снуют полицейские машины. Притормаживаю, высовываюсь из окошка и вежливо спрашиваю фараона, что бы это значило.

— Президент здесь, — отвечает он. — Выступает в ООН насчет войны.

— Войны? Да ведь она давным-давно закончилась.

— Это уже новая.

— Ах вот оно что… И с кем же теперь?

— Да вы что, телевизор не смотрите? — удивляется патрульный. — С Северным Арабиранистаном, с кем же еще! Их президент тоже приехал, боимся вот, как бы не линчевали.

Не уверен, что вполне разобрал название страны, я вообще не особо слежу за политикой, но дела скверные, что уж тут говорить. Хуже, чем когда Джеймса Брауна в тюрьму упекли.

А как же мой великий план осчастливить человечество? Вот он, шанс!

Решительно вылезаю из машины и отдаю ключи полицейскому.