— У меня не было настроения работать, так что я решил проведать тебя и посмотреть, как идут дела.

И наклонился, чтобы снова поцеловать ее.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Обняв пылающее тело девушки, Николас приблизился к ней настолько, что она могла рассмотреть все крошечные частички, составляющие синеву его глубоких глаз.

— Хочешь ли ты проснуться, спящая красавица? — прошептал он.

Она почувствовала, как сила воли покидает ее.

— Да, — прошептала она.

Кресси дрожала всем телом, ее словно пронзали невидимые импульсы, разливаясь внутри длинными томительными волнами блаженства.

Из самой глубины его легких раздалось что-то среднее между мурлыканьем и рычанием. Затем он медленно опустил голову и мягко прижался губами к ее губам. Старая кровать тихо скрипнула под весом его тела. В его движениях не было и тени грубого нетерпения, так пугавшего Кресси. Он контролировал себя. Это был порыв нежности и ласки, а не агрессивное вожделение, которое было бы ей противно.

На мгновение он отнял губы от ее рта.

— Что же в тебе есть такое особенное? — прошептал он, мягко покусывая мочку ее уха, а затем его губы плавно спустились по шее к ямочке внизу.

— Сеньорита...

Скорее не голос соседки, а проклятия, посыпавшиеся из уст Николаса, вернули Кресси с небес на землю.

— Просто не верится... сначала кот, а теперь эта бесцеремонная баба. Чего ей, черт возьми, надо?

— Может, сейчас уйдет? — тихо ответила Кресси.

— Не думаю... у нее хватит нахальства и сюда подняться. Сомневаюсь, что она когда-нибудь слышала о такой вещи, как такт. — Он сел и встряхнул головой, словно стараясь освежить мысли. — Я спущусь вниз и скажу, что ты занята. Постараюсь задержать ее разговором, пока ты приведешь себя в порядок. Если ты сама выйдешь к ней, вся округа через двадцать четыре часа будет знать, чем мы тут с тобой занимались.

Когда он поднялся с кровати и удалился, Кресси стал буквально распирать нервный смех. Не изменив положения, она продолжала лежать, закрывая рукой рот, чтобы подавить вырывающийся оттуда хохот. Истерический, она это знала прекрасно. Обычно такое веселье перерастает в слезы.

Теперь, когда поток наслаждения больше не разливался по ее телу, которое вернулось в свое нормальное состояние, была ли она расстроена или, наоборот, рада? Ответить однозначно было очень сложно.

Несколько минут назад спальня казалась Кресси золотым коконом, соединяющим ее с человеком, которому она отдала свое сердце. Но сейчас, когда она огляделась вокруг, место это показалось ей весьма малопривлекательным для занятий любовью.

Она поднялась с кровати и привела себя в порядок. Затем, прихватив на ходу несколько ненужных вещей, чтобы сделать видимость уборки, спустилась вниз.

Николас, видимо, уже объяснил соседке, что Кресси занималась разборкой старых вещей Кейт. Теперь сеньору Гильот гораздо больше волновала возможность присвоить себе кое-какой хлам, чем чьи-то любовные шашни. Она не отрываясь смотрела на то, что было в руках у Кресси, и, заметив ее заинтересованность, Николас бросил ей пару слов, а затем перевел для Кресси:

— Я обещал, что мы с удовольствием отдадим ненужные вещи, которые ей приглянутся.

Заперев коттедж, они уже шли к своим машинам, как вдруг Николас остановил Кресси, взяв ее под локоть.

— Здесь слишком бдительные соседи, — сказал он с усмешкой. — От них не укроют даже стены.

Пальцы его мягко скользнули вниз, и он галантным жестом поднес к губам руку Кресси.

— В следующий раз все будет идеально, — пообещал он и отправился к своему «рейнджроверу», стоящему в тени большого дерева.

* * *

Позднее, собираясь в больницу, Кресси сказала:

— Кейт носит пижамы, только когда холодно. А летнего белья у нее нет вообще. Теперь она щеголяет в больничных рубашках с завязками на спине. Мне хотелось бы приобрести для нее пару хороших сорочек. Где это можно сделать?

— Я отвезу тебя в магазинчик, куда ходила моя мать, когда жила здесь, — предложил Николас.

Они оба уже приняли душ и сменили одежду. Кресси пришлось надеть ту же юбку, в которой она была на вечеринке, а вот блузка была новой — светло-голубая французская, с белыми розами на груди. Изначально она принадлежала Фрэнсис, но та ее так ни разу и не надела.

На Николасе были белая льняная рубашка и темно-синие хлопчатобумажные брюки. Как обычно, повязанная на его шее косынка придавала открытому вороту рубашки официальный вид.

— Что-то ты притихла, — заметил Николас. — О чем думаешь?

— О том, что определяет нашу жизнь.

— Мы сами, — убежденно сказал он. — Конечно, еще на нас влияют наследственность и среда, в которой мы растем, но, как только мы взрослеем, все зависит только от нас. Каждый человек имеет выбор — либо плыть по течению и будь что будет, либо сказать: «Нет, я достоин другой жизни». И добиться, чего хочет. О чем мечтаешь ты, Кресси?

Вообще-то она мечтала любить и быть любимой, но она не могла ему это сказать. Еще подумает, что она набивается.

— Не знаю, есть ли у меня вообще в жизни мечта, — ответила она. — Ну, разве что обыкновенные житейские вещи, к которым стремится каждый человек. Может, у меня замедленное развитие, и я найду свое призвание не скоро. Однажды по пути из аэропорта «Хитроу» я разговорилась с пожилой женщиной, встречавшей внуков, и она поведала мне, что нашла свою страсть лишь в сорок пять лет. Ее муж был военным, и они жили в армейских городках по всему свету. Только когда он ушел в отставку и купил домик с запущенным садом, она стала заядлым садоводом и в этом нашла себя.

— Да, так случается, — согласился он. — Я знаю многих людей, которые нашли себя в достаточно зрелом возрасте.

Когда он начал рассказывать о них, Кресси поняла, что впервые встретила мужчину, слушать которого доставляет ей настоящее удовольствие. Обычно ее поклонники говорили о машинах, спорте, телевизионных программах, о жизни политиков и высших должностных лиц страны. Кресси слушала их из чистой вежливости и без всякого интереса. С Николасом все было совсем по-другому. Кресси чувствовала, что, если бы он говорил без остановки лет сто, она могла бы слушать его, затаив дыхание. А он ее? Вот в чем вопрос.

* * *

Николас остался ждать в зале для посетителей больницы, а Кресси пошла узнать, готова ли мисс Дэкстер принять гостя.

— Еще бы, давай его сюда.

— Я купила тебе новое белье. Не хочешь переодеться?

— Молодому человеку наверняка наплевать, как я одета, так что останусь в чем есть. Но все равно спасибо, это мило с твоей стороны, Крессида. Завтра я обязательно поменяю сорочку, а то больничное белье слишком уж смахивает на саван, для которого я еще не созрела.

Кресси приоткрыла двери палаты. В коридоре она увидела Николаса, читающего старый журнал. Кресси кивком предложила ему войти.

Когда он оказался в палате, Кресси представила его. Он встал по другую сторону кровати и взял больную за руку. Поддастся ли Кейт его обаянию? — гадала Кресси. Или разочаруется? Судя по книгам, написанным в молодые годы, она считала своим долгом ненавидеть мужчин. С другой стороны, очевидно, она испытывала совершенно другие чувства к юноше, изображенному на фотографиях, иначе не стала бы хранить его письма.

У Кресси отлегло от сердца, когда она увидела, что Николас и Кейт поладили. Выяснилось, что Кейт когда-то была пионером туризма — очень давно, когда для девушки было совершенно безопасно путешествовать одной по всей Европе, ловя попутные машины. В своих походах она дошла до Катманду еще до нашествия туда хиппи, а также побывала в Гойе, когда никто еще знать не знал об этом месте.

В палату внесли поднос с больничным ужином. Николас, взглянув на него, сказал:

— Выглядит не очень аппетитно. Здесь за углом есть ресторан, где мы с Кресси собирались перекусить, — пожалуй, я пойду и закажу три ужина. Это не займет более получаса.