Многочисленных быков, волов, коров перед забоем часами травили охотничьими собаками, так как считалось, что от этого их мясо становится нежнее и вкуснее. Тяжелораненый, яростно сопящий бык, из ноздрей которого бежала кровь, в чью шею вцепились четыре злобные собаки, плыл по пруду, а затем попадал в руки мяснику. Над мясными прилавками рядом с висящими внутренностями, сердцем и легкими были голубые и красные фонарики в форме сердца, к которым прикреплялись образки Мадонны и младенца Иисуса. Дети плевали на семенники забитых быков и давили их ногами. О святая Мария и мученица Варвара! Ты, за веру христианскую переданная твоим отцом-язычником в руки врагов святого креста, бычьими сухожилиями избитая, с телом, до крови изорванным, в цепи закованная, факелами прижигаемая, в темницу заточенная, а затем бесчеловечным отцом обезглавленная, тебе посвящаю мои смертные часы, особенно если выпадут они на время твоей мученической смерти между пятью и шестью часами утра, когда на бойнях забивают быков. Ранним утром по улицам шел человек с изогнутой палкой за плечами. Она была увешана сырым мясом, печенью, легкими и требухой. Вокруг него бегали и прыгали, мяукая и лая, кошки и собаки, которым он кидал большие куски мяса и внутренностей, отрезая их огромным ножом. Слева и справа от него люди открывали двери домов, и голодные животные выбегали наружу. «Карнеччиаро! Карнеччиаро!» – снова и снова кричал человек. Карнеччиаро покупал испорченное мясо и внутренности у мясника и каждое утро кормил собак и кошек в своем районе. За это он ежемесячно получал от каждого хозяина определенную сумму. А так как запах гниения, распространяемый мясом, был очень силен, то шел он по улицам ранним утром.

Папа Александр VI, которого отравили, как и его сына, и который, умирая, лежал в постели с золотой капсулой, с облаткой на шее, во время одного из приступов озноба согревался, прижимаясь к юной обнаженной девушке. Кардиналы в Ватикане обратились к заживо замурованной в стене святой, моля ее о выздоровлении папы, но святая ответила, что у Его Святейшества больше нет надежды. Его сын, который превозмог действие яда, по совету врачей нагим залез в утробу только что забитого лошака. Вылезя из брюха животного, он стал заикаться и заикался до конца дней своих. Кроме того, все волосы на его теле выпали, а кожа казалась ему покрытой коростой. О твои бесценные раны, которые перед тем были столь ужасны, столь болезненны и столь жалки, и как сейчас они прекрасны, сладки и красивы. Их сияние превосходит солнце, их красота радует ангелов и людей. Поэтому величайшее желание души моей увидеть их. О твои раны возлюбленные!

В Театинийском монастыре послушницы и монахини с момента поступления в обитель и вплоть до самой смерти полностью прерывали все контакты с внешним миром, не получая больше ни писем, ни привета от своих родственников и родителей; аббатиса собрала всех сестер и, выстроив их в ряд, сказала: «Отец умер! Помолитесь о душе его!» Славная Дева Мария и святая Маргарита мученица, приветствую и чту тебя в сладчайшем сердце Иисуса Христа и благодарю с тобой вместе Господа возлюбленного, что даровал и тебе стойкость в мучениях твоих. Помню великую боль, что ты испытала, когда нагую тебя на дыбе до внутренностей прижигали факелами, секли розгами и плетьми, крюками до костей драли; с дьяволом в видимом образе сразилась, в воду брошенная, не утонула, но крещена была духом Святым в образе голубя и, наконец, мечом обезглавлена.

Перед больничным бараком между двух столбов висел церковный колокол, в который звонили, когда в бараке умирала еще одна жертва землетрясения. «Поглядите на чудо! – кричал облаченный в черное священник. – Статуя Святого, покровителя города, осталась невредимой, она стоит как ни в чем не бывало на разрушенном алтаре!» Одетая в белое монахиня положила облатку под язык пострадавшему от землетрясения и закрыла ему рот при помощи закрепленной на макушке повязки. На облатке, похожее на водяной знак, красовалось изображение «Мадонны на троне». Стена же, на которой висел образ «Мадонны на троне», упала и убила младенца Иисуса. С разбитым черепом и окровавленными руками сидел младенец Иисус на коленях матери. Много дней спустя после землетрясения, до того как стало возможным провести массовые захоронения, голодные собаки бросались на горы трупов и рвали их на куски. Трупы, лежавшие под обломками зданий, были недоступны для похоронных команд, затяжной дождь смочил известковую штукатурку развалин над погибшими, и над ними образовалась могила из известкового раствора и песка. Епископ Мессины организовал процессию на кладбище Мареграссо и благословил захоронение в общей могиле засыпанных негашеной известью и положенных друг на друга трупов. О Иисус! Волосы твои встали дыбом, кровь застыла в жилах и холодный пот ужаса сочился из пор твоих. О как долго ты стоял на коленяхи воздевал к небу дрожащие руки! Со смирением и состраданием целую я след коленей твоих на скале. Под разрушенным землетрясением главным церковным порталом висел образ, на котором младенец Иисус показывал язык дароносице. Позади испуганной Девы Марии стоял ангел, высоко подняв меч, направив его прямо на язык младенца Иисуса. На разбитом органе перед церковным входом лежал выпотрошенный пасхальный ягненок, в брюхо которого, как распорка, было вставлено распятие, так что можно было заглянуть в выпотрошенный, но все еще кровоточащий живот. Изо рта мертвого ягненка торчало множество освященных пальмовых веток.

Монах в украшенных брильянтами перчатках в сопровождении облаченного для службы священника под тихое чтение молитв взял с алтаря деревянный ящик. Открыл крышку и сначала достал оттуда различные алтарные и кружевные покровы. Показал стоящим на коленях людям Bambino – одетую в дорогой наряд деревянную куклу с искаженным гримасой боли лицом, представлявшую младенца Иисуса, заранее предчувствующего свою крестную муку. Затем подал верующим для поцелуя пухлые ножки куклы. В сопровождении множества монахов и служек Bambino принесли в комнату тяжелобольного, уже хрипящего ребенка, но она не избавила его от страданий. Ребенок умер в тот момент, когда толпа людей с кадилами, горящими восковыми свечами и Bambino, молясь, собралась у его постели. Молю тебя и целую твои милосерднейшие глаза, уставшие от бдения и слез за меня. Целую святейшие ступни твои, твои славные руки, твои святые родинки, твои открытые раны и твое божественное сердце, пронзенное копьем. Господь, если железо разящее туда входило, то дай и мне, ничтожному грешнику, найти сладчайший, твердый путь к твоему сердцу.

Семнадцатилетнему юноше, который отважился срезать большой кусок коры с дерева, на котором было вырезано распятие и перед которым епископ ежегодно служит мессу, крестьяне разрезали пупок. После этого они прибили вылезающие из его живота внутренности к тому месту на дереве, с которого несчастный юноша срезал кору. Парень пытался освободиться до тех пор, пока все его внутренности не обвились вокруг ствола дерева. Помню, что твое разодранное тело страдало от нечеловеческих мук, ибо смерть твоя была долга и мучительна, и все твои раны растравлялись. О святое тело и святая душа Господа моего, собери все мысли и силы, молю тебя и помню о невыразимых муках твоих в последнюю четверть часа перед смертью, когда страдание твое столь велико было, что содрогнулись небо и земля, погасли солнце и луна, скалы обнажились, и мертвые из открытых могил восстали. Одетые в черное, с черными вуалями на лицах, старухи опустились на колени и начали креститься, когда облаченный для мессы священник отдернул полог со стеклянной раки и стал виден череп святого в митре. Его сложенные вместе пальцы были одеты в красные епископские перчатки. На ногах скелета были золотые сапожки. Его согнутая рука лежала на украшенном сухими детскими внутренностями и свежим букетиком касатика[2] епископском посохе. Женщины, бормоча молитвы, дрожащими руками прикасались к стеклу раки святого, прежде чем поцеловать его руку.