Когда Гарри и Луи после последних пар направляются к выходу по пустому коридору, порядком задержавшись у Салли, голубоглазый тянет Гарри за рукав, останавливая на ходу. Тот подчиняется, непонимающе смотря на хмурого русоволосого.

— В чём дело? — Стайлс приподнимает бровь, пока старший опирается плечом о стену и, скрестив руки на груди, выглядит совершенно невозмутимо, хотя всё внутри него горит от негодования.

— Это ты мне расскажи, в чём дело, — голос Томлинсона спокоен и ужасающе холоден, он чувствует, что ему даже не нужно повода, чтобы прямо сейчас взорваться и наговорить неизбежного.

— Да? — Гарри пытается выдавить улыбку, также скрещивая руки на груди.

— Ты стесняешься этих отношений, не так ли? — Луи кусает губы, слишком боясь ответа. Парень, что сейчас стоит напротив него, обладал удивительной способностью исцелять, но мог и неизбежно погубить.

— Ч-что? — Гарри удивлённо хрипит. Его застали врасплох, и Луи тут же понимает всё по реакции двадцатилетнего. — Лу…

— Ничего не говори, — он выдыхает, отталкиваясь от стены, чтобы в одиночку покинуть надоевшие стены университета.

— Луи! — Гарри повышает голос, всплескивая руками и преграждая парню дорогу своим телом.

— Я и так всё понял, не нужно ничего объяснять, — Томлинсон устало вздыхает, опуская голову.

— Ты должен понимать, что это не легко для меня. Ты должен войти в моё положение, — Стайлс в панике тараторит, боясь отпустить Луи. Не сейчас, не в таком состоянии. Никогда.

— Я только и делаю, что вхожу в твоё положение, постоянно потакая тебе. Если хочешь, напомню, это у меня только что умерла мать! — гнев внутри старшего выходит наружу, и он кричит. — Это мне нужна поддержка, — в его глазах стоят слёзы, когда он ударяет себя в грудь. — Мне не нужен кто-то, кто даже не может разобраться в себе. Мне не нужен трус, Гарри.

— Я не трус! — Гарри отчаянно вопит, боясь этого заявления больше всего, потому что, по правде говоря, он был им. И он снова вспоминает об Эрли Эллис. — Это всё… Всё, что между нами, это всё в новинку для меня. У меня никогда не было до этого отношений с парнями, которые бы не закончились после одной ночи.

— Вот чего ты хотел? Я должен был стать ещё одним? — Луи сглатывает, желая как можно быстрее сбежать отсюда, но почему-то стоит на месте, топчась на своей гордости. — Дай угадаю, — он вытягивает указательный палец, опуская голову, — твои родители не знают о твоём гомосексуализме, верно?

— Я… — Гарри глубоко вздыхает, теряясь. Его лицо становится красным, покрываясь пятнами, он потеет, но дрожит. — Ты не знаешь всего, Луи.

— Так расскажи мне это, Эйч! Хотя, стой, подожди, я ведь мальчик на одну ночь. Ты не можешь брать и отрицать, что нас не тянет друг к другу. Главная причина, почему все вокруг тебя не знают о твоей ориентации — ты сам, — голубоглазый размахивает руками. — Ты сам боишься признаться себе, что ты гей, — уже тише добавляет он, но не боится этих слов.

— Я бисексуал, — Гарри хмурится, и Луи горько усмехается, слыша этот ответ. Он делает только шаг назад, всё ещё подсознательно давая Гарри шанс, не желая уходить.

— Херня! Ты самый настоящий гей, Гарри.

— Я не…

— Конечно! Не думаешь, что пора признаться себе? — Луи старается успокоиться и глубоко вздыхает, продолжая уже спокойнее. — Есть такая прекрасная вещь, как шкала Альфреда Кинси. Клянусь, что как только ты откроешь её, то в очередной раз поймёшь, о чём я говорю. Пора признаться самому себе.

— Луи, пожалуйста, успокойся и выслушай меня, — брюнет умоляюще просит, зарываясь пальцами в волосы. Он теряется ещё больше, когда видит разочарованные в нём хрустальные голубые глаза.

— Для чего, Гарри? Я и без этого понял, что ты не собираешься ничего менять.

— Луи. Выслушай меня, — Гарри просит громче, сжимая челюсть.

— Это ты выслушай меня, — уставший голос парня снова грубеет. — Я фактически трахался с тобой, толком не зная тебя, ты имел меня своим языком, пока моя мама в этот момент умирала. И тогда, пока я был с тобой, она нуждалась во мне. Я доверился тебе, а в ответ получал очередное дерьмо.

— Ты же знаешь, что мне жаль, но не нужно обвинять меня во всём, что произошло и…

— Мне плевать, Гарри, даже если обвинение — то, что я сейчас делаю. Есть то, в чём ты был прав, — тёмноволосый на секунду останавливается, глубоко вздыхая, снова всё взвесив. — Мне нужно было отвлечься, и я нашёл тебя. А теперь я ухожу.

— Луи! — кудрявый старается ухватить старшего за руку, но тот отпихивает его от себя, быстрым шагом, практически бегом, исчезая из стен университета, пока Стайлс, полностью поражённый, остаётся стоять на месте.

XXI

«Мы с тобой такие разные,

И нас разделяют миллионы миль».

И он снова возвращается туда, откуда начинал, желая найти поддержку в семье.

— Эрли с тобой? — женщина заходит в гостиную, и Гарри вздрагивает от звука голоса матери.

— Эрли? — он переспрашивает, не понимая, о чём идёт речь, до этого слишком сильно погрузившись в себя.

— Да, Эрли, Гарри, — Энн кивает, замечая и указывая на кошку на коленях парня, которую он непроизвольно поглаживал всё это время.

— О, — лишь выдаёт кудрявый, опуская взгляд на спящий комочек шерсти, чувствуя тепло, исходящее от него.

— Эйч, — женщина вздыхает, не оставляя без внимания потерянное состояние сына, — у тебя всё хорошо? — она мягко спрашивает, присаживаясь на подлокотник кресла.

— Да, — брюнет кивает для убедительности, но не может даже заставить себя перестать хмуриться.

— Я знаю, что в последнее время ты не очень любишь говорить о своих чувствах и мыслях, но, когда ты будешь готов открыться, поговори со мной, хорошо? — Энн медленно проговаривает, подбирая слова. — Я не хочу давить на тебя, Гарри, — она вздыхает. — Мне просто хочется знать, что творится у тебя в голове. Я волнуюсь.

— Может быть, в один день? — он неуверенно поднимает голову, чувствуя сплошное давление со всех сторон, и ему так сильно хочется закрыться в какой-нибудь маленькой комнатке и больше никогда не вылезать из неё.

— Хорошо, — Энн выдыхает, поднимаясь с места, сейчас больше всего боясь, что в таком закрытом состоянии Гарри может снова вернуться назад к наркотикам в поиске хоть малейшей свободы и желания избавиться от боли. — Мне даже показалось, что у тебя кто-то появился, — она грустно усмехается, и Гарри пробивает молния, но, к счастью, женщина стоит спиной и не замечает этого. — Я всё ещё надеюсь познакомиться с ней, — она бросает в догонку, исчезая на кухне, пока кудрявого всего трясёт.

Проблема была в том, что не было никакой «её», был лишь он. Голубоглазый принц, полностью засевший в голове брюнета, не желающий испаряться так же быстро, как появился там.

Зеленоглазый чувствует нарастающую панику, проявляющуюся в коме в горле и сильной дрожью. Всего одной фразы было достаточно. Он быстро приподнимает кошку с коленей, тем самым разбудив её, и кладёт на покинутое им место, выбегая в прихожую, в спешке надевая на себя пальто и шарф и обувая ботинки. Зародившаяся паника только усиливается, и он как можно скорее, в считанные секунды, оказывается на улице и пытается подавить желание расплакаться прямо на крыльце.

Брюнет быстрыми шагами движется вниз по улице, освещённой фонарями. Холодный ветер, пришедший с новым циклоном, пробирается под одежду, вызывая ещё большую дрожь. Гарри сильнее кутается в пальто, подняв воротник, вспоминая, что так и оставил любимую шапку Луи. Ботинки парня испачкались в грязи, перемешанной с едва заметным снегом, и начали промокать, отчего Гарри остаётся только уткнуться в шарф, шмыгая носом.

Он и сам не понимает, как ноги приносят его на небольшой пеший мост. Стайлс останавливается прямо на середине конструкции, обречённо глядя вниз на ручей, название которого ему неизвестно, как неизвестно и всё остальное в его жизни.

— Я так устал, — он хнычет, кладя замёрзшие руки на холодные поручни и опуская на них голову, краем глаз наблюдая за водой внизу. В этот момент ему так хочется вернуться обратно в Лондон, обратно в дом, в который он уже никогда не сможет попасть, и просто остаться там. Он хочет остаться в промежутке, когда все проблемы ещё не начались, и он только искал себя, придумывая лишние проблемы. Гарри скучает по этому. Скучает ровным счётом также сильно, как по счастливым детским мгновениям, когда главной заботой было суметь вставать по утрам и доедать кашу.